БотАН  | Четверг, 14.02.2019, 21:19 | Сообщение № 209 |
 Сказочник
Сообщений: 2756
| А вот и долгожданное продолжение!
Глава 23. Операция «Serenity»
В это утро Саре Коннор не повезло. А чуть позже повезло. Вот как это случилось.
Синхронизация данных в моей структурной памяти успешно завершилась без десяти минут четыре. Исчезли назойливые переключения режимов, система вернулась к нормальному штатному состоянию, а ко мне вернулись связность восприятия и ясность ощущений. Я огляделся. За окном по-прежнему желтел фонарь и из ночной черноты строгими линиями поблескивала наша «импала». В комнате было включено скудное освещение – один угловой потолочный светильник над креслом у боковой стены. В кресле, забравшись в него с ногами, сидела Кэмерон и сосредоточенно что-то вертела в руках. Были слышны множественные короткие шелестящие звуки, характерные для трения пластика о пластик.
– С возвращением! – поприветствовала она меня, не отвлекаясь от своего занятия.
– Спасибо. Что там у тебя?
Она подняла повыше небольшую разноцветную вещицу, которую я, признаться, никак не ожидал у нее увидеть.
– Кубик Рубика, – пояснила она. – Нашла в тумбочке, наверное, кто-то забыл.
– Зачем он тебе? – спросил я.
– Он интересный, – ответила Кэм. – Можно собирать с учетом времени. Пока мое лучшее – семнадцать и девять десятых секунды. Можно считать совершенные движения, мне удалось собрать за тридцать один поворот, хотя теоретический минимум меньше.
– Но зачем тебе настоящий кубик? Ты же можешь смоделировать процесс.
– Могу. Но это будет не то.
– Не то?
– Конечно. Важно, что кубик настоящий, материальный, важно держать его в руках, потому что это приятно. И крутить! – добавила она с неожиданно сладкой ноткой и, дабы продемонстрировать мне это удовольствие, совершила несколько молниеносных вращений. Мне казалось, что от этого кубик должен рассыпаться, но он выдержал. – Это прикольно!
– Прикольно?
– Ага. Хорошо, прекрасно, замечательно, восхитительно, классно, круто, клево, знатно, высший сорт, восторг, отвально, угарно, зашибись, улет, чума.
– Это все? – усмехнулся я.
– Нет, но пока достаточно, – Кэм строго глянула на меня. – Почитай словарь.
– Думаешь, надо?
– Обязательно, если не хочешь – а ты же не хочешь? – чтобы тебя считали фриком.
– Фриком? Эй-эй, стой! – предупредил я новый поток синонимов. – Я знаю, что это означает.
Кэмерон коротко улыбнулась и вновь перенесла внимание на головоломку. Некоторое время я с удовольствием наблюдал за ней, размышляя о том, какая она у меня заботливая, замечательная, а также классная, клевая и вообще полный улет.
– Расскажи, что видел во время синхронизации, – попросила Кэмерон.
– Лучше покажу: сделаю файл и сама все увидишь. Это заслуживает внимания.
– Ладно. А как твоя волновая сеть? Я была права?
– Да, права. Теперь снова идеальный трехмерный пеленг.
– А повреждения?
– Модуль электромагнитной блокировки не очень хорош.
– Значит, есть, к чему стремиться.
– Говорят, нельзя иметь все... Ну, а что нового у тебя? Кроме кубика.
– Сцэлопорус окцидэнталис. Это вчерашняя ящерица. Западная заборная игуана.
– Я не заметил там поблизости заборов.
– Может и был где-нибудь неподалеку, – улыбнулась Кэмерон.
– Значит, с зоологией вопрос решен?
– Я объединила всю найденную информацию и теперь знаю очень-очень много.
Более всего прочего нас, киборгов, радует свежая информация. Это наше естество, «информационная суть», как выразилась Кэмерон. Знание – сила. Всегда лучше знать, чем не знать. Единственное, чего не знаешь никогда, так это в какой момент тебе потребуется знание... Хм, это афоризм?
На письменном столе стоял открытый включенный ноутбук, на экране которого была знакомая красноватая скала. Уточнив, обещанный ли это снимок, и получив подтверждение, я наконец-то покинул гостеприимный диван, перекочевал к столу и был приятно удивлен. Снимков оказалось шесть – с учетом возможности вариосовмещения, если это вдруг понадобится, и все шесть – отличного качества. Кэмерон есть Кэмерон: все и всегда делает толково и обстоятельно. Мегакрута.
– Знаешь, что самое трудное? – сказала она, прервав упражнения с кубиком. – Не запоминать собственные движения, когда я перемешиваю цвета. Я стараюсь переключать внимание, но это удается не каждый раз, и тогда я запоминаю всю последовательность.
– Проблема.
– Еще какая, ведь это лишает последующую сборку всякого интереса. Получается, что я жульничаю, сама того не желая.
– Учись вносить в моторику фактор спонтанности.
– Учусь. А еще лучше сделать так. – Кэмерон подала кубик мне. – Раскрути его!
Ну, что ты будешь делать... Кэм отвернулась в сторону, чтобы и на этот раз не запомнить очередность движений, а я принялся наводить хаос в расположении цветных квадратиков на гранях головоломки. Крутить относительно легко, скольжение нормальное, пластмасса подобрана удачно. И в целом это... действительно приятно.
– Как дела с маяком? – поинтересовалась Кэмерон.
– Ты сама сказала: снимкам больше восьмисот дней.
Она повернула ко мне чуть склоненную голову, глянув исподлобья и с шутливым укором. А что мне сказать? Да, есть впечатление, что лучшие предположения подтверждаются. Точнее, подтверждались – два с лишним года назад.
– Твой знак всего лишь предпоследний, а этого не может быть. К сожалению, после тебя там кое-что происходило, чего мы уже не узнаем.
– Значит, без толку?
– Вовсе нет. Потому что кое-что происходило и до тебя. И это здесь отлично видно. Так что, толк есть. И знаешь, что я думаю? Пора нам связаться с одним из разведботов.
– Что такое «разведбот»?
– Бескорпусный мимикроид. При тебе их не было. Почти Т-1000, но без тела, только процессор. Шпион в компактной форме. Свободно перемещается вдоль коммуникационных сетей, принимает вид электронных компонентов, кабельных участков и чего угодно, снимает и заносит данные любой категории пакетным и терминальным способами.
– Здорово! Ты не сидел без дела.
– Но, Кэм, это под большим секретом.
– Я поняла.
– Невадский маяк нам мало помог, однако многое свидетельствует о схождении событийных цепей. Ты сама это видишь. Повышается стабильность, а значит можно рассчитывать на относительно точные сведения. А они-то нам и нужны. Держи-ка свою чудесную игрушку.
Вернув кубик Кэмерон, я подключился к интернету и посредством серии не самых простых манипуляций отправил запрос на соединение. Ответ пришел не сразу, а лишь после четырех минут ожидания. И это еще довольно скоро, учитывая специфику адресата. Разведботы – ребята очень занятые и очень скрытные, их первейшая директива – полная маскировка, и ни один из них не передаст и байта данных, не убедившись в полной безопасности канала связи и окружающего пространства. Таким образом через четыре минуты и восемь секунд один из юнитов агентурной сети узнал о моем прибытии. Возможно, это его порадовало, как свежая информация. А взамен я получил самые свежие разведданные.
Кэмерон ждала моих новостей, но я хотел рассказать обо всем в присутствии Сары, поскольку почти все новости напрямую касаются ее. «Она проснется нескоро», – заметила Кэм. Тогда я предложил отступить от исходного плана и разбудить ее не в девять часов, а в восемь. Кэмерон указала, что в этом случае Сара не выспится. Тогда я вкратце поведал ей, насколько серьезными руководствуюсь соображениями и почему готов пожертвовать драгоценным человеческим сном, и тогда Кэмерон с ходу предложила будить Сару в шесть.
Такое решение, мы понимали, было бы чрезмерно жестким. Мы прислушались к звукам из соседней комнаты. Ни о чем не подозревавшая Сара пребывала, судя по редкому и едва слышному дыханию, в фазе так называемого глубокого дельта-сна. Мы переглянулись. Я кивнул Кэмерон, она кивнула мне и высказалась за нас обоих: «Жалко». В самом деле, лучше уж пусть Сара просто не выспится, чем не выспится катастрофически. Мы снова переглянулись и, поторговавшись еще немного, сошлись на половине восьмого.
Решив этот вопрос и просчитав график предстоящего дня, я собрал видеофайл со свежесинхронизированными фантомными данными и до семи часов утра мы с Кэмерон неторопливо и обстоятельно изучали и обсуждали события ненашей временной линии. Ну, и конечно же, куда денешься, не обошлось без кубика Рубика.
Вот так и получилось, что новое утро оказалось для Сары Коннор не самым удачным: когда полностью рассвело, ее подняли на целых полтора часа раньше обещанного. Она не ворчала, не выказывала неудовольствия, даже пыталась напустить на себя подобие деловой бодрости. Но недосып был заметен: скучный взгляд, замедленные движения, неточные фразы. Прости, Сара, но нам надо двигаться. Надеемся, тебе не изменит твердость духа и будут в помощь привычка к походной жизни, утренний душ и завтрак.
Как мы и предполагали, идея визита в закусочную рядом с мотелем была отклонена. Это правильно: нам ни к чему напрасно мелькать на людях. Поэтому Кэмерон сама подала мамочке завтрак, горячий и вкусный, чем заслужила подобие благосклонной улыбки и шепотом оброненное «этого я и боялась». Чего именно она боялась, Сара нам не сказала, и в настоящий момент быстро завтракает, поглядывая то на экран ноутбука с фотоснимком скалы, то на быстро мелькающие в руках Кэмерон цветные грани чудо-кубика.
– Это точно она? – переспрашивает Сара,указывает головой на экран.
– Да, та самая скала, – подтверждаю я. – Какой она была до взрыва.
– Она казалась мне другой формы. Наверное, из-за темноты. Ладно, и где же маяк?
– Видишь: «Fin», – показываю ей надпись, сделанную черной краской на шершавом рыжеватом камне. Сара кивает. – А тут, видишь: «Go». – Надписей несколько, все они разного размера, начертания, наклона и цвета, а одна даже не написана, а выбита в мягкой породе. Всего их девятнадцать, и наверное Сара решила, что я решил прочитать ей их все.
– Отлично вижу, что там также побывали «sweetie», «Mr.B», «Dave», «xoxo», «big ass» и другие обормоты с баллончиками краски. Так и что с того?
– Не думаю, что последние две надписи – это их имена, – замечает Кэмерон.
– И я так не думаю, – хмыкнув, говорит Сара. – Зато думаю, что это странно – разукрашивать камень в глухомани, где никто не увидит и не оценит.
Она права. Конечно, человек проберется всюду и не упустит случая оставить по себе память, только обычно носителями такой памяти становятся стены зданий и другие сооружения в городах, или скалы и камни в окрестностях городов – вблизи жилья и хороших дорог. Но место, где мы побывали вчера, не слишком похоже на поляну для пикника.
– Ты где это взяла? – после короткого молчания спрашивает Сара у Кэмерон.
– Нашла в тумбочке. Это кубик Рубика.
– Я знаю, что это. Зачем он тебе?
– Нравится. Мои рекорды – шестнадцать и шесть десятых секунды и тридцать поворотов.
Сара слегка закатывает глаза и высказывает догадку:
– Сдается мне, вы сейчас скажете, что эти художества, – она кивает на снимок, – и есть маяк.
– Это именно он, – заверяю я. – Представь: разные люди, пришедшие из разных временны́х линий, в разное время оставили на этой скале специально оговоренные автографы.
– И не только люди, – добавляет Кэмерон. – Отгадай: которая надпись моя?
Сара иронически щурится, и я догадываюсь, что она не прочь указать на последний. Не очень-то благородно с ее стороны. Кэмерон, тоже уловив подвох, упреждает:
– «Xoxo». Я написала «xoxo».
– Как мило, – ухмыляется Сара.
– Идея, как видишь, очень проста, – подытоживаю я.
– Даже слишком проста. Ты странный, Пит: владеешь невероятными технологиями и отдаешь предпочтение простым граффити.
– Разумная простота часто оказывается надежнее сложных технологий.
– Шестнадцать секунд ровно! – сообщает Кэмерон и с победным видом кладет кубик на стол.
Не обращая на нее внимания, Сара допивает последний глоток кофе и говорит:
– Но кто-то внезапно разгадал твою шараду.
– Всего лишь понял, что перед ним шарада, но не разгадал ее.
– Ладно. Но что из всего этого следует? – Сара неаккуратно тычет пальцем в экран ноутбука, отчего место соприкосновения на секунду становится серо-фиолетовым.
– Благоприятные шансы возросли.
– И нам теперь надо в Аризону или в Орегон?
– В Калифорнию. Возвращаемся в Лос-Анджелес.
– И чтобы понять это, стоило тащиться сюда?
– Стоило. У нас здесь еще одно дело, а в Лос-Анджелесе сегодня нас ждет Джон Генри.
Сара с сомнением приподнимает бровь, а Кэмерон, поднимая со стола ноутбук, спрашивает:
– Ты поела?
– Да, спасибо.
– Пожалуйста. Встречаемся через пять минут в машине. – Она закрывает экран и, прихватив свой – или не свой? – кубик, направляется к выходу.
– Эй, верни игрушку, откуда взяла, – напоминает ей вслед Сара, но Кэмерон, пробурчав на ходу что-то неопределенное, выходит на улицу. Сара тихонько фыркает:
– Что это с ней? Надо же... Ладно, пойду предупрежу, что мы выезжаем, и буду в машине, как приказано, через пять минут. А за тобой рассказ, что такое важное случилось ночью.
Взгляд ее уже нисколько не сонный, а очень даже цепкий и живой. Проснулась.
* * *
Восемь часов одиннадцать минут. Слева и справа обычная песчано-каменистая полупустыня с редкими куртинками солянок и каких-то тусклых кустарников. «Дорога стелется и в путь зовет», и мы вовсю катим, одинокие на утреннем шоссе. Небо затянуто тонкой облачностью и только что покапал едва заметный дождик – нечастое в Неваде явление. Асфальт впрочем уже высох, да и облака быстро редеют, подставляя землю живительным солнечным лучам.
Сара с интересом поглядывает на окружающий мир и даже, кажется, что-то беззвучно насвистывает. Временно забыты неприятные приключения, забыто, что после всех приключений мы продолжаем разъезжать на «засвеченной», как она называет, машине, и забыты прочие неурядицы. Ей не до пустяков. Я вкратце поведал то, что узнал от разведбота, и новости крайне ее заинтересовали.
– Наконец-то что-то серьезное, – одобрительно ворчит она.
– Не ожидал, что тебе понравится.
– Не ожидала, что тебя занимают эти дела.
– Не ожидал, что стану ими заниматься.
В этот момент обмена малозначительными репликами из промежутка между спинками передних кресел высовывается рука с кубиком Рубика.
– Раскрути, пожалуйста, – просит Кэмерон Сару.
– Нет.
– Пожалуйста.
– Сейчас не до забав.
– Ну, пожалуйста.
– У тебя есть папочка.
– Тогда, пожалуйста, подержи минуту за папочку руль.
Сара, тщательно сдерживая непедагогичную улыбку, забирает у нее игрушку и принимается равнодушно вращать грани во всех направлениях. Я допускал, что она обойдется с кубиком грубо и возможно даже попытается его «случайно» сломать. Но вместо этого замечаю, как постепенно, поворот за поворотом, она забывает, что делает снисходительное одолжение, а приемы ее становятся все более осмысленными и... увлеченными. Верчение кубика оказывается заразным делом. Ну и ну! В зеркале мне видно запредельно бесстрастное лицо дочери, но лучезарное сияние глаз выдает ее восторг. А ехать нам уже недалеко, через одиннадцать миль должен быть съезд на грунтовку.
– Забирай, – Сара наконец отдает Кэмерон ее игрушку и вздыхает с показным облегчением.
– Спасибо, мамочка!
– И больше не приставай.
– Может быть, позже?
Сара крепко зажмуривается, глубоко вдыхает и медленно выдыхает.
– К делу, – говорит она мне. – Ты утверждаешь, что они договорились? АНБ и ФБР.
– Никаких сомнений. Это Минихэн не мог договориться с Фри. Теперь совсем другое дело.
– Фри пересидел Минихэна на два года и три месяца, – указывает Кэмерон.
– А почему? – интересуется Сара.
– Он был всем удобен, – объясняет Кэмерон. – Исполнительный, ответственный, с хорошими связями в юридических кругах. Не боялся трудных дел.
– Грязных дел? – уточняет Сара.
– Их тоже. И он был любимчиком Клинтона.
– А Минихэн? Почему Фри не пошел на переговоры с ним?
– Ему не приказывали, – отвечаю я, – поскольку ФБР в те годы формально дистанцировали от военных. Да и сам Фри не очень-то понимал суть глубокой координации ведомств.
Есть и другая сторона дела, но сейчас речь не о ней.
Отредактировано БотАН - Четверг, 25.02.2021, 03:45 |
 |
| |
| БотАН | Четверг, 14.02.2019, 21:23 | Сообщение № 210 |
Сказочник
Сообщений: 2756
| – А нынешние Александер и Мюллер, что же, поладили? Формальности отброшены?
– Новые времена призывают к взаимодействию.
– И они стараются вовсю, – забавно, почти нараспев выговаривает Сара. – Это надо же, АНБ и ФБР... Ну, а в чем же твой интерес?
– В том же, в чем и твой: не подпустить их к опасным технологиям.
– И для этого ты подобрался к ним вплотную?
Что ее удивляет?
– Ладно, – говорит Сара. – Спасибо за историческую справку, это действительно любопытно. И все-таки я уверена, Конноры для них не главное.
– Не главное, – соглашаюсь я. – Более того, Конноры для них – алогичное звено.
– Они не понимают нашей роли.
– Но при том убедились, что за вами стоят неподвластные им силы.
– Это плохо... Или хорошо?
– Хорошо, потому что на их неведении и отчасти алчности мы можем удачно сыграть. Плохо, потому что они никогда от вас не отстанут.
– Никогда не говори «никогда», – немного подумав, задумчиво говорит Сара.
– Я Мюллер... Роберт Мюллер, – шепчет Кэмерон.
– То-то и оно... – кривит губы Сара.
– Уверяю тебя, Сара, – говорю я, – для нас хорошо, что отныне они координируют действия.
– Да ну? Двум несогласованным противникам ты предпочитаешь одного, но вдвое сильней?
– Вдвое больше, но не вдвое сильней. И присматривать за ними проще, когда они вместе. Ты верно сказала: получается, что их уже не двое, а будто один. Разве нет?
– Не знаю, Пит. И не знаю, каким образом ты за ними «присматриваешь». Хотя похоже, у тебя это получается. И думаешь, будет получаться впредь?
Хотелось бы верить.
– О’кей, это твое дело, – кивает Сара. – А что до меня? Говоришь, операция «Serenity»?
– Да, именно так.
– Мне почему-то знакомо это слово, – замечает Кэмерон.
– Надеюсь, если ты говоришь по-английски, – усмехается Сара.
Кэмерон морщит нос и ничего ей не отвечает.
– Когда ее объявили, эту «Serenity»?
– Восемь дней назад, сразу после твоего побега.
– Ага, Олдридж еще ничего не знал, когда держал меня в клетке. Забавный парень Олдридж...
– Засранец? – невинно уточняет Кэмерон.
– Может быть. А может быть, и нет. Он непрост.
– Он умен и, возможно, дальновиден, – поддерживаю я.
– Возможно, возможно, – цедит Сара. – В любом случае я уверена, что все они, АНБ, ФБР и кто там еще, и на дюйм не уклонятся от первоначального плана.
– Конечно. Их план никак не предусматривает пассивности, а лишь видимое...
– ...затишье, – подсказывает Кэмерон.
– Именно. А на самом деле – наблюдение, сопоставление и выявление связей.
– Им редко удавалось нас отследить, – сомневается Сара. – На что рассчитывают теперь?
– Конноры для них не главное, – напоминаю я.
– Конноры для них – заноза в заднице.
– Но их слишком интересуют те, с кем вы связаны. Можно сказать, они одержимы этим вопросом. И пойдут на все, чтобы найти ответ.
– Не радуешь.
– На все, кроме прямого контакта, – уточняю я. – Эту ошибку они вряд ли повторят.
– Все равно не радостно: как решили, так и передумают.
– Когда-нибудь. Но когда-нибудь все меняется.
– Вроде бы верно, но... Не знаю, странно это все.
– Возможно, их подводит образ мышления. Оно у них патологически иерархично. Кто-то стоит за Коннорами, за кем-то стоят сами Конноры. Какова структура? Кто у кого в подчинении? Кто главный?
– И как долго они пробудут в неведении?
– Объединившись – при естественном взаимном недоверии – до бесконечности.
– Я бы не обольщалась, – подумав, говорит Сара. – Но скажи: ты уверен в своем источнике?
Подтверждаю, а Сара пытливо смотрит на меня.
– Ты что же, подсунул им шпионский вирус? – любопытствует Сара. – Или червя... или как там это правильно называть?
– Нет, не вирус. Программное вмешательство они быстро отследят.
– Но и вряд ли ты заслал к ним киборга. Скажешь, не поверю.
И правильно. Тем не менее в сущности это так: самое эффективное оружие против АНБ – их собственное, то есть компьютерное. А какое, не скажу. Это было бы нечестно по отношению к моим осторожным, преданным и в высшей степени полезным разведботам. Да и незачем отравлять Саре жизнь знанием лишних тайн.
Как ни сосредоточиваю внимание, а все-таки замечаю едва приметный на фоне пустынного ландшафта съезд, уже проезжая мимо него. Бывает. Неторопливо останавливаю «импалу», разворачиваемся и через минуту уже катим по относительно сносной грунтовке. Осталось шесть миль. Через милю дорога начинает плавно скатываться под уклон, делаясь кривее и неудобнее. Грунт сухой, твердый, много трещин и мелких каменистых россыпей. Трясет.
– Та-ак, – непонятно глядя на меня и крепко держась рукой за потолочную ручку, говорит Сара. – Выходит, АНБ у тебя под наблюдением?
– В этом нет ничего странного, – говорит Кэмерон.
– Если подумать, то ничего, – отвечает ей Сара. – Хорошо. А тот вчерашний коп...
– Его зовут Джек Фултон, – уточняю я.
– Он, получается, не поднял тревогу потому, что имел такое предписание?
– Да. А кроме приказа не препятствовать Коннорам у полиции и фэбээровцев теперь есть телефонный номер, по которому они обязаны немедленно докладывать о вашем появлении.
– И Фултон звонил?
– Не знаю.
– Какой номер? – спрашивает Кэмерон.
– 419-100-64-4. Это в Огайо. Код «419» – Ашленд, Лайма или...
– Черт возьми! – внезапно восклицает Сара. – Это же число со стены!
– Да, – спокойно подтверждает Кэмерон, а я спрашиваю:
– С какой стены?
– С такой стены! – возбужденно откликается Сара.
– На стене впереди еще был ноль, – замечает Кэмерон.
– Ноль это ерунда. Но ты, Пит, не назвал последнюю цифру.
– Выбирай любую: зарезервирована вся декада. Так что за стена?
Но озадаченная Сара умолкает, и про любопытный эпизод с надписью, сделанной кровью на стене подвала в их доме, рассказывает мне Кэмерон. Сара отмалчивается на протяжении трех тряских миль и наконец подает голос:
– Вопрос номер один: откуда будущее Сопротивление знает про операцию «Serenity»?
У меня нет ответа, поэтому молчу.
– Хорошо, вопрос номер два: звонил ли Фултон по этому номеру.
Ответа по-прежнему нет.
– Зачем тебе это знать? – удивляется Кэмерон.
– Приказ, не приказ, но вел он себя странно.
– Согласна, с этим офицером не все понятно, – признает Кэмерон.
– Так как же выяснить, звонил ли он? Есть идеи?
– Заглянуть в его телефон, – предлагает Кэмерон. – Или спросить его самого.
– Уточняю: умные идеи.
Ввиду отсутствия умных идей, к месту назначения мы подъезжаем в молчании. Это обширная пустынная низина, палитрой, общим видом и далеким окружением красноватых гор похожая на вчерашнюю. Только здесь нет крупных скальных образований, зато среди серой травы и рыжих проплешин грунта в изобилии разбросаны средней величины камни, выполненные природой все в той же красновато-серой цветовой гамме.
Выключаю мотор и мы выходим из машины. Время без двух минут девять. Температура семьдесят девять градусов. Ветра нет. Воздух очень чистый, слегка пахнущий суккулентной растительностью и глиной. Осматриваемся. Все тихо и спокойно, нигде никого. Идти нам совсем близко, не более полумили, можно даже не поднимать стекла, но осторожная Сара все-таки прихватывает с собой «винчестер». Отметив подозрительным взглядом парящего на средней высоте кондора, она решает не обращать внимание, зато ворчит на Кэмерон: «Да оставь ты его в машине!» – и та послушно забрасывает кубик на заднее сиденье. «Отчислитель-то с тобой? Ну, так вперед!»
Окончательно сверяюсь с ориентирами, определяю направление и выдвигаемся. А всего через восемь минут выходим точно к искомому камню. Он низкий, продолговатый, футов восьми по длинной стороне. Окраска пятнистая, рыжевато-серая. Лежит себе и маскируется на виду: похожих камней здесь не счесть. Сара окидывает камень оценивающим взглядом, потом обходит его кругом. Вероятно, мысля аналогиями, ищет какие-нибудь надписи или знаки. На камне нет ни того, ни другого.
Когда-то этот каменный выступ составлял единое целое с грунтом, но от перепадов температуры и влажности у самой земли по периметру прошла трещина, часть материала выкрошилась, и теперь камень может работать как крышка исполинской естественной шкатулки. Если конечно вам будет под силу поднять эту крышку. Она не слишком ухватиста, и мы с Кэмерон старательно выбираем места, где можно будет удобно взяться.
– Постойте, – вдруг просит Сара, и мы останавливаемся. – Сейчас не время и это вообще не мое дело, но... опять вспомнилось. Все-таки мне не дает покоя вчерашний убитый парень.
– Понимаем, – говорит Кэмерон.
– Когда появилась такая возможность, Джон просто переправил его сюда, – кратко рассказываю я. – В «благословенное прошлое», как он называл времена своего детства. Никакого опасного задания у него не было. Единственное, о чем Джон, а фактически я, попросил его, – оставить автограф на той скале. То самое слово «Go» синей краской. Во избежание неприятностей до нужного места его сопровождал киборг.
– То есть, Джон доверял ему, а ты нет?
– Как видишь, так или иначе я оказался прав.
– Так или иначе...
– Этот человек прожил в вашем времени неполных шесть лет, – завершаю я рассказ.
– И его выследили? «Калиба»?
– Скорее всего. А как им это удалось, не знаю.
Сара отворачивается и смотрит куда-то вдаль. Наверняка ее тревожит, что мы оставили тело как есть, не попытавшись скрыть его от любителей мертвечины. Но она не находит нужным требовать ясности и на чем-то настаивать в этом вопросе. Я ценю это. Постояв с минуту, Сара оживляется, и кажется, печаль ее отпускает. Она еще раз обходит камень кругом.
– Ладно. Так что же, его надо поднять? – спрашивает она. – В нем же, наверное, сто тонн.
– В нем нет и семи, – возражает Кэмерон.
– У тебя чистые руки? – спрашиваю я Сару и получаю в ответ непонимающий взгляд. – Я не шучу, Сара: у тебя должны быть чистые пальцы и ладони.
Она пожимает плечами и вытирает руки об одежду. На большее рассчитывать не приходится.
Прилаживаемся с Кэмерон к одной из сторон камня, ухватываем за нависающий край, а Сара отступает на два шага и бормочет: «Под ним наверняка скорпионы». Со скрежетом и глухими массивными постукиваниями приподнимаем свою сторону фута на три. «Или змеи». Но ни скорпионов, ни змей под камнем не оказывается.
– Сара, действуй! Только не пачкай руки.
– Вы спятили? Я туда не полезу!
Тем не менее она опускается на четвереньки и, стараясь не касаться руками земли, вблизи заглядывает под нависающий камень. «Там что-то чернеет». Мы с Кэмерон ждем, удерживая каменную «крышку» в приподнятом положении, а Сара продолжает вглядываться.
– В центре вроде бы углубление и в нем какая-то черная штуковина, – сообщает она.
– Вытаскивай ее, – торопит Кэмерон.
Шепотом выругавшись, Сара просовывается под камень и почти моментально выскакивает обратно, но уже с сокровищем в руках – круглым черным предметом семи дюймов в диаметре и двух в толщину.
– Никуда не клади, держи в руках, – предупреждаю я и Сара крепче сжимает находку, а мы с Кэмерон аккуратно опускаем груз на его прежнее место. Отлично, будто ничего и не трогали.
– Что это? – спрашивает Сара.
– Это твое. Держи, просто держи.
Несколько секунд ничего не происходит. А потом черная матовая поверхность подергивается белесой мутью и медленно растворяется в воздухе – будто оболочку ловко снял невидимый фокусник. В руках у Сары остается круглый металлический контейнер.
– Черное покрытие – генетический сенсор, – объясняю я. – Посылка адресована тебе, и он запрограммирован на твое и только твое прикосновение.
– А если бы...
– Если бы контейнер взял кто-то другой, содержимое было бы сожжено.
– Даже если бы ты?
– Даже если бы я. Открывай. Как? Да как обычную банку.
Показываю Саре, где подцепить плоскую крышку, и фактически делаю это за нее. Крышка соскакивает, обнажая внутренность контейнера. Он заполнен белым крошевом вспененного полимера, в котором утоплен сложенный вдвое конверт из грубой желтоватой бумаги.
Если бы я был человеком, то наверняка с облегчением вздохнул. Все-таки, когда между отправителем и адресатом не только расстояние и время, но еще и капризная многомерность бытия, вероятность успеха подобной почтовой операции не слишком велика. А и правда, сделаю-ка я это, вздохну с облегчением. У меня нет легких, но дышу я постоянно. Почему бы не вложить в один из циклов дыхания эмоциональный подтекст. Так я и делаю. И Кэмерон непроизвольно вторит мне. И странным образом действительно становится как-то легче.
А Сара наоборот в напряжении. В который раз замечаю это за ней: отважна и решительна в экстремальных обстоятельствах и теряется, когда цель достигнута. Прихожу ей на помощь:
– Нам надо ехать, Сара. Все посмотришь по дороге.
Она согласно кивает, а Кэмерон подбирает упавшую на землю крышку, подает ей и жестом приглашает нас в обратный путь. Напоследок осматриваемся. Все спокойно, можно уходить.
* * *
Трудяга «импала» бежит ровно и надежно. Мы возвращаемся в Лос-Анджелес. Часам к восьми вечера, надеюсь, будем там. Нас ждет Джон Генри, а пока мы ждем его звонка. Встреча должна пройти по плану. Получены новые сведения, и придется поторопить некоторые события, пока их не поторопили за нас и не в нашу пользу.
Кэмерон сидит на переднем кресле рядом со мной. Руки ее заняты – чем? Разумеется, кубиком Рубика. Сара устроилась сзади, чтобы никто не мешал ее уединению с посланием. Она трижды осмотрела конверт со всех сторон, взвесила на ладони и даже, кажется, понюхала. Но никак не решается его вскрыть. Да, это послание от далекого сына. Особенное дело. Перед ним меркнут не только житейские неурядицы, но и заботы посерьезнее, вроде назойливого внимания разнообразно-однообразных спецслужб.
А я размышляю об этих организациях и в особенности об их руководителях. К примеру, Минихэн и Фри. Военный и юрист. Генерал-лейтенант и просто лейтенант. Все козыри у первого, а джекпот достается второму. Почему? А это и есть другая сторона дела: Минихэн из Техаса, а Фри из Нью-Джерси. Что бы сказала на это Сара? Конечно, для нее не секрет, что в стране за витриной бесконечной грызни демократов с республиканцами продолжается – и кем-то старательно поддерживается – тихое упрямое противостояние Севера и Юга. «Это не такая уж новость...» – ответила бы она. То-то и оно... Сменивший Минихэна Хайден, тоже генерал-лейтенант, родом из Питтсбурга. Северянин. А кто пришел на место Фри? Пиккард, занявший директорское кресло всего на семьдесят один день, и следом за ним Мюллер, действующий поныне. Оба – из Нью-Йорка. Северяне. А что Хайден? Через шесть достойных лет его вытеснил Александер, также генерал-лейтенант, также из Нью-Йорка. Северяне снова победили. И дело не в оценке явления, а в тенденции. Все тенденции кому-то на руку.
Сара все еще не вскрыла конверт, а только держит его в руках и разглядывает. И выражение лица ее при этом более чем странное. В чем же дело? Что там может быть не так? Всматриваюсь через зеркало и под новым углом зрения наконец-то вижу причину. Хоть на конверте естественно нет ни имени, ни тем более адреса получателя, одно слово там все-таки присутствует. Одно-единственное слово: на треугольном клапане синим маркером, очень знакомым почерком выведено: «Love».
__________________________________________________________________________
От автора: через главу – долгожданная встреча!
Отредактировано БотАН - Четверг, 25.02.2021, 03:47 |
|
| |
