***

Он любил этот парк. Под раскидистыми старыми деревьями была разбита детская площадка. Ничего лишнего: несколько горок – от самой маленькой для малышей до высокой, спирально извитой для детей постарше, качели, карусели. Наверное, именно потому, что не было здесь ничего новомодного, молодые родители не часто приводили сюда детей, но, приведя один раз, проникались очарованием этого места. Ничего особенного, но все же: кружевная тень от старых вязов, тонкий запах зелени, щебетание птиц… А может, все это лишь казалось ему, потому что он помнил эти деревья такими, какими они были тридцать лет назад… Может, ничего и не было в этом глухом уголке, лишь только память… Память… Он был совсем не стар, чуть за пятьдесят – разве это возраст, но прожитое им не измерялось годами. И не только время наложило свой отпечаток на его лицо. Память… Он помнил этот парк не таким. Деревьев не было, и ничего не было, кроме вывороченных обломков, неизвестно как здесь оказавшихся, куч битого камня и следов пожарищ.
Они с женой любили в выходные взять внука и прийти сюда. Навстречу своей памяти. Не той из детства, что он помнил, нет, а той, из юности, когда он только вышел из госпиталя и она привела его сюда. Тогда здесь все было не так, многолюднее, шумнее. Наверное, она специально выбрала именно это место, а может и нет, он никогда не спрашивал ее об этом. Всего только раз они и побывали здесь тогда, но очарование этого места, мягкое спокойствие, что овладело им тогда, он никогда не забывал.
Сегодня он был здесь без нее. Рассеянно следил за пятилетним внуком, который с азартом то бежал к качелям, то к горке, то застывал, и, приоткрыв от изумления рот, следил за ярко раскрашенным змеем, которого пускал чей-то папа. Тонкая нить рвалась, билась в руках, взмывший в небо змей горделиво шевелил хвостом… Мужчина осторожно передал петлю белокурому мальчугану и тот, подняв ручку, тонкий и легкий, стоял на ветру, и над ним величаво плескался укрощенный гигант… Он никогда не видел их здесь раньше, ни мальчика, ни мужчину, это он мог сказать совершенно точно, хоть и сидел далеко от них, но… Казалось ли ему, или он знал их? Казалось ли ему, или ожили далекие воспоминания детства, но он словно видел этого мужчину: всплывают фрагментами то его лицо, то руки, он, малыш, жмется к его ногам… Нет, этого не может быть, нет… Хотя, почему нет?.. Безумная судьба, закинувшая его сюда… Неужели?.. Он встает, идет поближе к площадке. Сколько может быть мальчику? Семь? Да, так и должно быть, как странно переплелось время – этот малыш – чуть старше его внука… Неужели и вправду?..
Ветер стихает, и змей величаво планирует к его ногам. Он осторожно поднимает его, стараясь не запутать нить, идет к мальчику. Белокурый мальчик… «Потемнеет со временем», - думает он.
Спасибо, мистер! – улыбается, щурясь на солнце, мальчишка.
Как тебя зовут? – спрашивает он. В ответе он не сомневается, но все же…
Мальчик отвечает. Да, все верно. Берет из его рук змея; он вздрагивает, когда маленькая детская рука касается его исполосованных шрамами рук.
Он смотрит вслед мальчику. Смотрит на его отца – на своего отца. Нет, он не подойдет к ним больше и не заговорит с ними. Да и зачем, что он скажет?.. Он ничего не скажет и жене, когда вернется домой, ничего не скажет и сыну… Просто в душе долгие годы он будет хранить память об этой встрече. Смеющийся мальчишка под старыми вязами, беззаботно пускающий змея… Смотрящий на него с улыбкой отец… Он никогда не попытается найти этого мальчишку и его семью, хотя сделать это будет совсем просто. И все же ему будет чуть-чуть жаль этого мальчика, чуть-чуть, мимолетно, потому что все прочие достоинства его жизни, наверное, пересилят этот маленький нюанс: этот выросший мальчик, юноша, никогда не узнает ее, ту, которую он любил всю жизнь, никогда… Впрочем, как можно жалеть о небывшем…