Людям свойственно ошибаться. И пока историки спорят о том, кому принадлежит эта фраза, остальные всеми способами стремятся её подтвердить. Я не смог бы перечислить всех ошибок, которые совершила моя мать, даже если бы захотел. Но я знаю точно – главной её ошибкой было то, что во всём, что с ней происходило, она видела лишь две стороны.
Нас и их.
Наверное, это тоже в природе человека. С кем бы он не сражался, за что бы не воевал, он всегда представляет себя и себе подобных воинами добра и света, а своих врагов – воплощением чистого зла. Так проще оправдывать себя и свои действия. Всегда проще скрывать свои собственные помыслы под маской великой цели. Но на самом деле...
Мы и наши враги...
Одинаковы.

Город вечного лета ждал ещё один тёплый августовский день. Один из тех прекрасных уик-эндов, когда родители, одновременно утомленные длинным отпуском и напуганные предстоящим выходом на работу, сажают своих чад в семейные автомобили и везут их в Анахайм на встречу с мороженым, сахарной ватой и бесконечной чередой аттракцонов, или в Малибу, к океану, воды которого особенно приятны в это время года.
Неудивительно, что едва красноватый диск солнца вскарабкался на горизонт, прогоняя белую дымку тумана, автострады, ведущие прочь из города, оказались заполнены автомобилями. Длинные ряды универсалов и микроавтобусов, настолько заполненных рюкзаками и купальными принадлежностями, что казалось удивительным, как внутри ещё оставалось место для людей, спешили достичь конечного пункта своей поездки прежде, чем дневная жара превратит их внутренности в подобие сауны. К несчастью, скорость внутри импровизированного каравана редко превышала двадцать миль в час.
Если бы кто-нибудь из людей, сходивших с ума от медлительности потока под жизнерадостную болтовню ди-джеев на утреннем радио решил вдруг посмотреть по сторонам, то, возможно увидел бы едва различимую надпись на полуметровом бетонном отбойнике, разграничивавшем две пятиполосных дороги.
«История мертва».
Неизвестно, кому принадлежали эти слова. Неизвестно, были ли они затерты не слишком тщательными работниками дорожной службы или надпись была сделана так давно, что краска поблекла и облупилась. Но если бы люди внутри вереницы машин знали, что эти слова полностью соответствуют истине, их не волновала бы ни скорость машин, ни медленно раскаляющийся воздух, ни то, что Синди надо утереть сопли, а Пэгги опять исподтишка пинает младшего брата.
Но они не знали. Как не знала молодежная компания в ярко-оранжевом джипе с открытым верхом, на раме которого красовались новенькие доски для сёрфинга. Брошенная кем-то из парней жестяная банка ударилась об отбойник, скрыв надпись под пятном белой пены. Быть может, в другое время остальные водители осудили бы хулиганов за брошенный мусор и слишком громкую музыку, но сейчас даже это вопиюще нарушение общественного порядка их не волновало.
Если один человек и мог понять смысл надписи, он её попросту не заметил, пронесясь между строгих рядов автомобилей словно размытое чёрное пятно. И в этот момент туманные пророчества волновали его меньше всего на свете.
В этот момент для Джона Коннора ничего не существовало.
Он словно слился воедино со стремительным силуэтом своей «Хонды» цвета ночного неба, пролетая мимо застывших во времени и пространстве машин. Проскочил в сантиметре от капота длинного универсала, перестраивающегося в средний ряд, нарисовав на асфальте красивую дугу. Обогнул пузатый корейский минивэн. Вклинился между двумя большими седанами, едва первый из них тронулся и вернулся в свой коридор.
Мотоцикл мгновенно отвечал на малейшие его движения, послушно отклоняясь в сторону от почти неизбежного столкновения с раздутым боком ближайшего автомобиля, сбрасывал и набирал скорость, вписывался в немыслимые повороты. Идеальная машина для его целей.
Идеальная связь между человеком и машиной.
Мысль, возникшая в его голове, когда Джон проскочил место, где к автостраде примыкала второстепенная дорога, заполненная машинами гораздо больше, была абсолютно лишней, но он не мог выкинуть её из головы даже когда миновал основной затор и выехал на свободную полосу. Внутренний карман его кожаной куртки внезапно стал невероятно тяжелым. Стараясь избавиться от этой мысли, он выкрутил ручку газа практически до упора, переключаясь на последнюю передачу. Визг выхлопа стал почти невыносимым, разрывая барабанные перепонки даже сквозь сплошной шлем, но «Хонда» всё так же послушно рванулась вперед, обгоняя плетущийся впереди джип.
Джон сбросил скорость, только когда съехал с автострады и покатился по улицам элитного загородного района. В его задачи не входило привлекать к себе слишком много лишнего внимания – он и без того слишком бросался в глаза.
Ещё бы – усмехнулся он про себя. Ещё с детства он испытывал к подобным местам стойкое отвращение. Одинаковые двухэтажные домики, одинаковые гладко подстриженные лужайки с автоматическим орошением, одинаковые белые заборчики. Иногда он спрашивал себя – потому ли, что эта жизнь была ещё более иллюзорной, чем казалась обитателям зефирно-белых домиков с пряничными черепичными крышами и неизменными мальчишками, развозящими утренние газеты, или потому, что он видел в ней то, чего был лишён сам? Сейчас, двигаясь по пересекающимся под прямым углом улицам, он был за второй вариант.
Дом, неподалеку от которого он остановился, был похож на остальные, но казался гораздо более красивым и уютным. Быть может, потому, что его оформлением занимался опытный архитектор, быть может потому, что у его хозяев присутствовало чувство вкуса. Скорее всего, и то и другое. На почтовом ящике, почти поглощенном живой изгородью, стояла фамилия владельцев.
«С. и К. Янг»
Сняв шлем, Джон вытащил из кармана куртки сотовый телефон и нажал клавишу быстрого набора.
- Я на месте, как у тебя?
- Слежу за целью – в голосе Кристины не было даже намека на эмоции – Пока ничего.
- Ты серьёзна. Больше не считаешь меня параноиком?
- Если учесть, что ты поставил камеры в каждой комнате и заставил меня смотреть записи с них – да. Но ты всё-таки послушал меня и не стал исключать спальню, так что...
- Не смешно.
- Похоже, она интересует не только тебя. Попытаюсь что-нибудь придумать...
- Отлично. Позаботься о девочке, я разберусь с матерью.

Роза в букете была прекрасна. Уже раскрывшийся бутон, который ещё не утратил своего изящества, превратившись в пышный и бесформенный цветок. Солнечный свет отражался от сохранивших утреннюю свежеть лепестков, не добавляя своего янтарного блеска к их собственному белоснежному сиянию. Только розовые края лепестков горели тем же румянцем, что щечки Элиссон, радовавшейся возможности провести все выходные с бабушкой. Роза была прекрасна – но сломана. Цветок уныло повис на перебитом стебле, разрушая гармонию всего букета.
Клэр вытащила розу из опоясывающей букет шелковой ленты, стараясь не замечать выпавшую вслед за ней записку. Она уже знала, что в ней будет. Растерянные извинения и оправдания мужа, вынужденного уделять работе больше времени, чем жене и дочери, написанные скорее для собственного удовлетворения, чем для того, чтобы выразить сожаление. Обыкновенно Клэр подавила бы в себе чувство обиды, добавив тем самым ещё несколько сотенных купюр в карман будущего семейного психолога, но только не в этот день.
Сегодня она не допустит, чтобы что-либо испортило ей настроение.
Клэр открыла стеклянную дверь, ведущую из дома во внутренний двор, дала глазам привыкнуть к яркому полуденному солнцу, давным-давно испарившему с растений последние капли утренней росы, и пошла за садовыми ножницами. Что ж, раз Стивену вздумалось прислать ей букет – пусть в этот вечер он будет идеален.
Розовый куст рос в дальнем углу сада, где не осталось даже крохотного пятнышка тени. Было сложно найти в нём хоть один цветок, не раскрывшийся навстречу жгущим солнечным лучам, но Клэр решила не сдаваться и воплотить в жизнь идею неизвестного флориста. Какой бы она ни была. В конце концов, Клэр всегда достигала целей, которые перед собой ставила. Если она хочет найти цветок для букета – она его найдет. Если она хочет спасти свой брак – она сделает всё для этого.
Наверное, подруги бы над ней посмеялись – подумала Клэр, потрепав по спине лежащего у её ног годовалого лабрадора, подарок Стивена на прошлый день рождения Элиссон. Ведь у неё есть то, о чём многие и мечтать боятся. Любимая работа, шикарный дом, муж, недавно занявший место управляющего директора в крупной строительной фирме. Восемь лет брака, которые не смогли стереть с их отношений налет романтики, и прекрасная четырехлетняя дочь. Американская мечта, да и только.
Увы, мечты не всегда становятся реальностью. Ещё с рождения Элиссон Клэр чувствовала, как муж постепенно начал отдаляться от неё. И его стремительный карьерный рост от начальника проектного отдела до члена совета директоров не был тому причиной. У Стивена не было другой женщины – Клэр слишком хорошо его знала, чтобы заподозрить измену. Но он всё меньше времени проводил с ней, предпочитая выполнять роль отца и мужа при помощи дорогих подарков и редких знаков внимания. Большинство женщин на её месте стали бы искать причину остывшего интереса мужа в нём самом, или рыдать на плече у излишне участливого психотерапевта. Или последовали бы куда более радикальным способам, публикуемым в куче глянцевых журналов, но Клэр решила иначе.
В свои тридцать она была столь же стройной и красивой, как в их со Стивеном первую встречу после выпускного в колледже. Подтянутое тело и узкая талия – спасибо давнему увлечению балетом, лицо без малейших морщин и складок. Вкупе с врожденным обаянием – страшное оружие, которым она не побоится воспользоваться. Клэр уже отправила Элиссон к матери на все выходные, чему девочка была несказанно рада, заказала ужин из ресторана и достала из шкафа любимое вечернее платье. Свои проблемы надо решать самой.
Наконец, она нашла подходящий цветок. Наклонившийся до самой земли, сохранившей остатки ночной прохлады и прикрытый более расторопными собратьями, он обладал необходимой для букета формой. Идеально – подумала Клэр, срезая длинный стебель.
Она встала с колен, отряхнув прилипшую у домашним джинсам траву. Дремавший рядом с ней лабрадор поднял голову, вопросительно глядя на хозяйку. Увидев, что та уходит в дом, пес поспешил туда же – лежать на солнцепёке ему совсем не нравилось. Клэр погладила его по голове, ощутив, как внезапно напряглись все мускулы животного. Макс зарычал – настолько непохоже на его привычный дурашливый лай, с которым он гонялся по двору за убегающей Элиссон, что у его хозяйки не осталось никаких сомнений. Пусть лабрадор был очень молод и не дрессировался для охраны дома, инстинкты его не обманывали. Да и сама Клэр заметила, что что-то не так. Дверь, которую она закрыла, выходя в сад, стояла распахнутая настеж, и кофейного цвета занавески тихо колыхались на проникающем внутрь дома ветру.
Её разум словно сам отказался работать в привычном спокойном ритме. Она не паниковала – сердце билось ровно, а мысли, метавшиеся в голове с невероятной скоростью, были абсолютно ясными. Словно Клэр всю жизнь училась оценивать обстановку и искать пути для отхода – хотя всё, что она знала об этом, заключалось в армейских байках её отца. Достаточно, надо сказать, приукрашенных, чтобы можно было рассказать внучке.
Стараясь не менять шаг, чтобы не вызвать подозрений, Клэр свернула налево вдоль бассейна. Макс, не сводивший глаз с дома, продолжал тихо рычать и скалить зубы, но пошёл за хозяйкой. Если в доме кто-то есть – думала Клэр, - идти туда будет верхом неблагоразумия, но зачем бы не пришёл незваный гость, лучше не привлекать его внимания. Она старалась даже не смотреть в сторону дома, пока не вышла за пределы панорамного окна, из которого весь внутренний двор был виден как на ладони. Лишь прислонившись к нагретой солнцем белой стене дома, она позволила себе сделать остановку и отдышаться. По крайней мере, никто её не преследовал, что немного успокаивало. Если к ней в дом вломились обычные грабители, остается только добраться до калитки и добежать до телефона-автомата на углу квартала. А дальше пусть работает полиция.
Клэр всё-таки позволила себе саму же себя упрекнуть. Всё было бы намного проще, не оставь она свой сотовый на кухонном столе. Да ещё, как назло, на улице ни одного прохожего. Надеятся можно только на себя. Ну и ладно – решила она, поглаживая Макса по широкому лбу. Главное, не попасться никому на глаза. На подъездную дорожку выходят окна большой гостиной и небольшое окно в кухне. Окна спален на втором этаже не важны – там попросту нет ценностей, способных заинтересовать воров. Значит, если она быстро пробежит до калитки в заборе, никто её не заметит. Клэр обрадовалась тому, что не успела надеть вечерние туфли – старые кроссовки, в которых она привыкла работать в саду, для таких упражнений подходили гораздо лучше.
Но едва выскочив за угол, Клэр поняла, что обувь ей не поможет. Лицом к лицу она столкнулась с двумя людьми, которые отнюдь не принадлежали к кругу гостей, обычно приглашаемых семьёй Янг на торжественный ужин. Мужчина среднего роста, но необычайно крепкого телосложения. Напоминал бы моделей из журналов, которые мечтательно перелистывали знакомые домохозяйки на еженедельных собраниях книжного клуба, если бы не чудовищные шрамы, не оставившие на его лице ни одного пятнышка нетронутой кожи. Да и одет он был явно не как модель. В любое другое время Клэр бы задумалась, где он провел сознательные годы своей жизни, раз одевается настолько... разнообразно. От неожиданности Клэр потеряла равновесие, и лежа на траве, сперва заметила только его ботинки. С таким количеством цепей и набоек – просто мечта неформала. Хорошо хоть, что большую часть хромированного блеска пряталась под спортивными штанами – которые явно были на пару размеров больше, чем нужно. Поверх этого натянутая на мощный торс белая футболка с изображением какого-то диснеевского героя, и, несмотря на жару, длинная серая куртка.
А вот автомат, который мужчина сжимал обеими руками, направив на Клэр, и ленты блестящих патронов, выглядывающие из-под краев его куртки, уже совсем не смешили. Без лишних раздумий Клэр поняла, что этот человек – вовсе не мелкий воришка и не наркоман, продавший последнюю нормальную одежду ради очередного укола. Она не знала, как следует обращаться с оружием – и даже была против того, чтобы Стивен держал в домашнем сейфе револьвер – но глядя на направленный в её сторону ствол автомата, Клэр понимала, что этот человек шутить не намерен.
Скорее даже наоборот. Женщина, державшаяся позади, едва успела перехватить его руку, чтобы привычное, отработанное годами движение не превратилось в труп одной преподавательницы музыки из Калифорнийского университета. Клэр даже была ей благодарна. До тех пор, как метнувшийся на помощь хозяйке Макс не отлетел в сторону сломанной под неестественным углом красной куклой.
Тогда она побежала. Не разбирая дороги, пытаясь избавиться от грохота выстрелов, всё ещё звучавшего у ней в голове. Назад, в дом, сквозь распахнутую стеклянную дверь, тут же осыпавшуюся на пол тысячами острых кусочков. Клэр избежала очереди третьего неизвестного, стоявшего в дверях кухни, и ураган пуль смёл со стола вазу с цветами, разметав по полу изорванные лепестки. Она не понимала, что делает – и когда высунулась из укрытия, глупо рассчитывая на то, что стрелку потребуется время для следующей очереди, и когда швырнула в него табуретом. Разумеется, она промахнулась, но неожиданная атака заставила стрелявшего спрятаться за стену. Теперь он стрелял вслепую, высунув руку с оружием за дверной косяк. Пули разбивали посуду на мелкие осколки, вырывали куски дерева из лакированной поверхности шкафов. Мелкие кухонные принадлежности носились в воздухе, словно захваченные ураганом.
Но Клэр там уже не было. Она бежала по лестнице наверх, не думая о том, куда деваться после. Холодная логика исчезла так же внезапно, как и пришла, уступив место безумному страху. Она споткнулась на последней ступеньке и едва не упала на пол, сумев сохранить равновесие только ударившись плечом о стену. Внутри что-то хрустнуло, но страх притупил боль, заставляя бежать дальше. Клэр пропустила три первых двери, прежде чем страх подсказал ей спрятаться. Она свернула в последнюю дверь направо, ведущую в детскую спальню, и захлопнула её за собой, лихорадочно ища что-нибудь, чем можно её забаррикадировать. Что-нибудь, то может задержать пришедших за ней чудовищ.
Шкаф с куклами подходил лучше всего – но на поверку он оказался тяжелее, чем выглядел. Изящная белая конструкция весила столько, что подгоняемая ужасом Клэр смогла её сдвинуть, толко уперевшись ногами в противоположную стену. Медленно, смертельно медленно подталкиваемая спиной Клэр деревянная махина поползла вперед, скрывая за собой легкую дверь.
Она не успела. Даже если бы Клэр удалась закрыть дверь шкафом, это бы ей не помогло. Между ней и окном, выходящим на крышу гаража, стоял ещё один человек. Словно монстр из детских кошмаров – промелькнула в голове глупая и неуместная мысль. Некогда Стивен настоял на том, чтобы самому оформить комнату своей дочери – и в привычной бело-розовой гамме, которую Клэр считала невероятно безвкусной, незнакомец выглядел как сгусток абсолютного мрака. Словно чёрное чудовище, о котором говорила Элиссон, упрашивая маму посидеть рядом с ней ещё немного.
Клэр раскрыла рот в беззвучном крике, и попыталась сбежать от неизвестного сквозь дверь, которую она сама старалась забаррикадировать. Но он оказался быстрее. Холодная рука с невероятной силой зажала Клэр рот, не пропуская ни звука. Стараясь освободиться от железной хватки, она прокусила ему ладонь, почувствовав, как рот заполняется тёплой кровью, но мужчина даже не шелохнулся. И не ослабил хватку.
- Тише – прошептал над её ухом удивительно спокойный голос – Если хотите жить, вам лучше пойти со мной.

Добавлено (04.06.2009, 12:38)
---------------------------------------------
Ну что, я критики дождусь вообще?

Да, 1984 потому, что идея гонок по Лос-Анджелесу со спасением матери всего доброго и светлого честно сперта с Т1.

- Какого черта вообще творится?
Второй раз за день Клэр пришлось удивиться странному состоянию полного спокойствия и отрешенности, охватывающего её в те моменты, когда ей стоило бы кричать от ужаса и звать на помощь. К ней в дом вломились как минимум трое вооруженных людей, в неё дважды стреляли, и теперь вот она сидит на пассажирском сиденьи в машине своего мужа, несущейся по пустым улицам с такой скоростью, что дома за окном сливаются в одну сплошную полосу. И за рулём сидит человек, которого она совершенно не знает, но в мире, в одночасье перевернувшемся с ног на голову, он единственный, кому Клэр должна доверять.
Больше похоже на сценарий голливудского фильма.
- Сейчас явно не лучший момент для объяснений – произнес всё тот же голос, поразивший Клэр звучащими в нём нотками спокойствия и уверенности.
События в доме развивались настолько стремительно, что она даже не смогла толком разглядеть своего неожиданного спасителя. Не говоря ни слова, он вытолкнул её в окно – ладони, ободранные о черепичную крышу гаража, до сих пор жутко саднили, но попадись Клэр своим преследователям, последствия были бы гораздо хуже. Также молчаливо вскрыл рулевую колонку старого «Форда-Фокус», разрывая и скручивая между собой нужные проводки. Не прошло и двух минут, как автомобиль, заурчав холодным двигателем, выбил автоматические двери гаража и изящные кованые ворота. Заднее стекло автомобиля покрылось узором пулевых отверстий, но странный союзник Клэр даже не пошевелился. Только на секунду разжались побелевшие от напряжения губы, произнося одно-единственное слово.
Держись.
Сейчас, когда машина летела по дороге, уворачиваясь от других автомобилей и редких автоматных очередей, Клэр впервые смогла его рассмотреть. И хотя она была уверена, что после всего пережитого за этот день уже ничто не сможет её удивить – но она ошиблась.
Он был всего лишь мальчишкой, едва старше восемнадцати лет. Под серой футболкой, прилипшей к взмокшей коже, только начинала формироваться фигура мужчины, а короткая щетина скрывала всё ещё по-детски припухлые щеки. Но кем бы он ни был, глядя на его профиль Клэр внезапно ощутила, исходящую от него ауру спокойствия и уверенности. В устремленных на дорогу серых глазах, в волевом изгибе губ, который не стерся даже под пересекающим их глубоким красным рубцом, в четких движениях рук, мечущихся между рулем, рычагом коробки передач и ручным тормозом, во всем облике её защитника проглядывала удивительная внутренняя сила. Сила, заставляющая её верить в то, что этот человек знает, что делает.
- Так, похоже, что убивать меня ты не собираешься – продолжила разговор Клэр, стараясь перекричать рев наконец-то разогревшегося двигателя – Тогда что тебе от меня нужно? И что нужно им?
- Зовите меня Джон – ответил он, загоняя машину в очередной невообразимый вираж – Я здесь, чтобы защитить вас. И прежде чем вы спросите снова, плохие парни – там.
Изрешеченный пулями «Форд» проскользил по краю разделительной разметки и скользнул в узкий зазор между еле плетущимся фургоном и летящим по встречной полосе «Кадиллаком». Клэр зажмурила глаза, ожидая чудовищного удара и треска сминаемого металла, но вместо этого услышала лишь сменившийся тембр двигателя – Джон перешел на более высокую передачу, выжимая из автомобиля всё, на что он был способен.
К несчастью, этих способностей явно не хватало, чтобы уйти от преследования. Старый красный «Шевроле-Камаро» выдавал гораздо большую мощность, и нагонял «Форд» по крайней правой полосе. Чёрный «Рейндж-Ровер» избрал другую тактику, повторяя маневр Джона с обгоном по встречной полосе. Обе машины неумолимо приближались, ощетинившись стволами автоматических винтовок. Джон едва слышно выругался, вгоняя тахометр в красную зону.
- Что вообще им от меня надо?
- Им нужны не вы – Джон поспешил ответить на откровенно риторический вопрос – А то, что вы знаете. Странно, что они попытались вас убить.
- Странно? Ты это называешь «странно»?
Удар в правый борт «Форда» прервал Клэр, не позволив обвинениям в адрес Джона выплеснуться наружу. Машина дернулась вбок, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать её в полосе. «Камаро» поравнялся с потерявшим едва набранную скорость «Фордом», и Клэр увидела за рулем того самого мужчину, с которым столкнулась возле дома. В эту их встречу его намерения ничуть не изменились.
Но в этот раз на стороне Клэр был Джон.
Быстрее, чем мужчина в «Камаро» снял своё оружие с предохранителя, Джон вытащил из-под водительского сиденья автоматический дробовик, направив его в окно пассажирской двери. Ложись – прозвучал ещё один его приказ, который Клэр предпочла исполнить, спрятав голову между колен – и два выстрела над её головой отдались в ушах жутким грохотом, а разбившееся стекло обдало её фонтаном горячих осколков. Ответной автоматной очереди, стрекот которой всё не хотел покидать её память, так и не последовало.
Уходя с линии огня, водитель «Камаро» слишком сильно взял вправо, и его машина вылетела на пешеходную дорожку, снеся пустующую остановку школьного автобуса. В воздух взлетело облако стекла и металлических обломков, на мгновение скрывшее автомобиль преследователя из виду. Секунду спустя он вернулся на дорогу, отделавшись лишь несколькими вмятинами и местами ободранной краской.
Небольшая заминка позволила Джону выиграть у «Камаро» несколько сот метров, но «Ровер» сумел его догнать и ударить в левый бок, притесняя к обочине. О том, чтобы вытолкнуть тяжелый джип обратно на встречную полосу, не могло быть и речи – у «Форда» попросту не хватало мощности. Очевидно, водитель внедорожника тоже это понимал, направляя потерявшую свободу передвижения легковушку в ряд припаркованных у обочины автомобилей.
Джон принял единственное верное решение – ударил по тормозам, пропуская вперед разогнавшуюся махину джипа. Но прежде, чем покрышки «Форда» завизжали по асфальту, он резко вывернул руль и нажал на газ. «Ровер» превосходил измятый серый седан по массе и мощности двигателя, но сильно уступал ему в маневренности, и был вынужден превратиться из преследователя в преследуемого. Лобовое стекло «Форда» треснуло после первого столкновения с внедорожником, и Джон выбил его прикладом дробовика, прежде чем направить ствол на широкую корму «Ровера». Первый выстрел разнес вдребезги стекло задней двери, второй оставил огромную дыру в металле, третий ушёл вглубь салона.
Четвертого не было.
Водитель джипа решил воспользоваться преимуществом в массе и прочности кузова, резко ударив по тормозам. Два метра, отделявшие капот «Форда» от искореженной кормы внедорожника, попросту не позволили Джону проявить ещё одно чудо управления автомобилем. Удар был не настолько сильным, чтобы сработали подушки безопасности, но передняя часть автомобиля превратилась в бесформенное месиво из кузовных деталей, сочащееся белёсым дымом. Двигатель «Форда» предательски дрожал, теряя масло и охлаждающую жидкость, но тем не менее, продолжал работать.
Ремень безопасности врезался в грудь, перебив дыхание. Клэр так резко начала глотать воздух, что закашлялась – но Джон словно не чувствовал боли. Он даже не выпустил из рук дробовик, и двигаясь задним ходом, продолжал стрелять по джипу. Ещё пять выстрелов, пока резкий щелчок не обнаружил опустевший магазин. Затем последовал мощный удар в левый борт «Форда», и мир Клэр окончательно перевернулся вверх ногами.
Теперь и буквально.

***

Джон пришёл в себя от резкого удара в плечо. Судя по обстановке, он недолго пробыл без сознания, но уже сам факт того, что его приводит в чувство женщина, которую он должен был спасать, отнюдь не радовал.
Он висел вниз головой, всё ещё пристегнутый к креслу ремнем безопасности. Двигатель заглох, и где-то под остатками приборной панели искрила проводка. Не самое лучшее сочетание - в особенности в дополнение к тому, что где-то рядом с перевернувшейся машиной всё ещё бродят пятеро вооруженных врагов. То, что они ещё не добрались но него и Клэр Янг, подтверждало его догадку о времени, что он провел в беспамятстве, но утешало слабо.
Джон отстегнул пряжку ремня и попытался принять более естественное положение, но безуспешно - что-то держало его ногу. Однако полученной свободы оказалось достаточно, чтобы выглянуть наружу через сплющенный оконный проём. Со своей позиции он видел только троих. Один выглядывал из-за джипа, выступая в роли прикрытия прикрытия, ещё двое прятались за оставленными на дороге автомобилями, чьи владельцы вполне справедливо решили, что их жизни стоят больше, чем железо. Остальные наверняка пытались обойти перевернувшуюся машину с безопасной стороны.
Дробовик Джона исчез сразу после того, как «Камаро» ударил разворачивающийся «Форд» в левую пассажирскую дверь, заставив его взлететь над дорогой и перевернуться в воздухе. К тому же, перезаряжать его попросту не было времени. Джон достал из кобуры глок. Оружие противника вряд ли напугает, но восемнадцати выстрелов будет вполне достаточно, чтобы заставить их пересмотреть тактику. Высунув руку с пистолетом в щель между дверью и асфальтом, Джон начал стрелять, одновременно пытаясь освободить застрявшую ногу. Хлипкий металл двери не задержит пулю, выпущенную из автоматической винтовки, а получить несколько грамм свинца в живот в его планы явно не входило. Рванув изо всех сил, Джон сумел освободиться, в ту же секунду получив мощный удар в затылок, лишь слегка смягченный обивкой потолка.
Он ждал ответных очередей, прошивающих насквозь тонкий металл, раскалывающих остатки пластика и вырывающих куски поролона из обивки сидений – но его трюк сработал намного лучше, чем он сам предполагал. Глядя в узкую щель между дверью и асфальтом, Джон заметил, как мужчина из «Камаро», прячущийся за смятым капотом своего автомобиля, вскинул вверх руку, освободив круглый тёмно-зелёный предмет.
Граната стукнулась о разбитый борт «Форда», когда Джон уже выбил пинком пассажирскую дверь, одной рукой схватив ремень своей сумки, а второй – запястье Клэр. Ребристая металлическая поверхность треснула, превратившись в огромный огненный шар, поднявший в воздух остатки злосчастной машины. Горячее дыхание взрыва сбило беглецов с ног.
Откуда-то справа раздалась автоматная очередь, ответом на которую послужили остатки патронов в обойме глока. Джон стрелял на слух, не видя нападающего, но сквозь угасающее эхо взрыва был отчетливо слышен крик. Обыкновенная реакция на сильную боль. Для человека, но не для тех, кто обыкновенно приходит из будущего, чтобы расправиться с врагами своего создателя. Джон уже настолько привык думать о своих врагах как о лишенных чувств и эмоций бездушных машинах, что сама мысль о сражении с существами, способными так кричать от боли, казалась ему противоестественной.
Впрочем... он уже почувствовал нечто странное, наблюдая за действиями противника из разбитого автомобиля. Что-то неестественное в их отточенных движениях, не позволяющих как следует прицелится, в слаженной командной тактике, в том, как они старались укрыться от его выстрелов.
Люди.
Джон поймал себя на том, что помимо своей воли прошептал последнюю мысль вслух, встретившись взглядом с удивленной Клэр.
- Это люди – повторил он более уверенным тоном, обращаясь не столько к своей спутнице, сколько к самому себе.
Наверное, самоубеждение помогло – мысли снова обрели ясность. Подняв Клэр на ноги, Джон бросился к тротуару, со стороны которого слышался крик. Если ему повезло серьёзно ранить врага, в миниатюрной линии фронта, в которую превратилась окончательно опустевшая улица, он будет наиболее слабым звеном. Если, конечно, при нём не будет связки гранат и фанатичного желания забрать с собой на тот свет как можно больше врагов. И сил, чтобы выполнить это желание.
Беглецам потребовалось меньше двух секунд, чтобы достичь противоположной стороны улицы и спрятаться за припаркованным возле магазина фургоном. В этот раз вражеские выстрелы раздались намного ближе, изрешетив нарисованный на борту машины пышный розовый букет. Не слишком надёжное укрытие, учитывая печальную судьбу «Форда», но магазинчик находился на углу квартала, и широкий борт фургона защищал от вражеского огня путь к отступлению.
- Держите это – сказал Джон, протягивая Клэр пистолет с последней обоймой – И когда я скажу – бегите за угол и найдите укрытие.
Джон уже знал, что возражений не последует. Вместо них будет вопрос, на который он не сможет ответить даже тогда, когда в хлипкую преграду за его спиной не будут биться пули.
- Люди? - Клэр воспроизвела его удивленные интонации – А на кого они по-твоему похожи?
- В этом-то и проблема. С нашими обычными друзьями всё гораздо проще – Джон обернулся к Клэр, впервые посмотрев ей прямо в глаза – Что, я не очень похож на того психопата-террориста из вечернего ток-шоу?
- Учитывая обстоятельства, я уже не знаю, чему верить.
- Верь мне – ответил Джон, доставая из сумки УМП-45 с запасными обоймами – Беги сейчас же.
Джон дождался, пока Клэр скроется за поворотом, прежде чем подняться с колен, снимая пистолет-пулемет с предохранителя. Пятьсот восемдесят пуль сорок пятого калибра в минуту – вкупе с двумя расширенными магазинами, перехваченными изолентой, оружие, способное притормозить киборга. Но для людей тоже сойдет.
Первым рывком он перескочил два свободных парковочных места, вжавшись в переднее крыло «кадиллака». Противники поспешили открыть свои позиции, выдав по длинной очереди. Глупо с их стороны. Пережидая их, Джон столкнулся взглядом с лежавшим у стены мужчиной. Вернее, он подумал так, впервые его заметив.
Мальчик, едва старше самого Джона – или он выглядел так из-за худого осунувшегося лица, покрытого давно затянувшимися рубцами. Пуля раздробила его плечо, и рука, выронившая винтовку, изогнулась под невероятным углом. Словно для того, чтобы показать Джону до боли знакомую татуировку. Вторая пуля пробила мальчишке голову.
И она была выпущена не из пистолета Джона.
- Кто вы, черт побери? - крикнул он, сам не ожидая, что ему ответят.
Но ответ был. Им послужила ещё одна очередь, опустошившая магазины у трёх из оставшихся в живых противников.
Как невовремя.

Он был там, когда Скайнет одержал победу.
Для этого не потребовалось создавать новые, всё более совершенные модели киборгов, разрабатывать чудовищной мощи оружие, выращивать вирусы, уничтожающие на зараженной территории всё живое. В этой войне ничего не решалось силой оружия.
Люди сами себя уничтожили.
Никто не знал, когда это началось, и чья это была идея. Лишь пополз шепот. По катакомбам мёртвых городов, по старым военным базам, по тайным убежищам среди гор и пустынь – шепот, постепенно превращающийся в гул наступающего шторма. Где раньше звучал по радио один глубокий, проникновенный голос, заставляющий множество разрозненных, напуганных, лишенных воли и силы духа людей схватиться за оружие, по кусочкам отвоевывая давно утраченный мир, теперь кричали сотни других. Словно шакалы, трусливо рвущие тушу мёртвого льва.
В первые дни восстания с такими словами умирали те, кто ещё осмеливался хранить верность старым принципам. И эти слова, звучавшие чаще в не столь затасканно-поэтичной форме, были верны буквально.
Джон Коннор умер. Его убила машина. Джона Коннора предала машина. Джон Коннор настолько увлекся играми с роботами, что забыл, за что сражаются и проливают кровь его настоящие солдаты. Как гигантский валун, катящийся с высокой вершины, увлекает за собой камни поменьше, постепенно превращаясь в сердце грохочущего потока, факт обрастал слухами, а слухи становились лозунгами, выкрикиваемыми сотнями самопровозглашенных генералов. И это были лишь самые безобидные из них. Джон Коннор – предатель. Джон Коннор снюхался с машинами, продав им все сведения о сопротивлении...
Саре Коннор приписывались слова о том, что люди, желающие себя уничтожить, всегда находят для этого способ. Обыкновенно их повторяли, описывая Судный День – словно оправдывая случившееся в тот миг, когда три миллиарда жизней обратились в пепел. Никто не понимал истинного значения этих слов, пока не настал тот день.
Миг триумфа Скайнет.
Миг, когда испуганные и озлобленные люди, наконец, нашли тех, кого можно было обвинить во всех своих несчастьях.
Под низким серым небом, на усыпанных пеплом бескрайних равнинах, внутри атакуемых обьектов Скайнет... по всему миру, словно повинуясь исходящему из ниоткуда приказу, люди навели прицелы плазменных винтовок на своих недавних союзников и нажали на спуск. Пылающие внутренним светом глаза погасли, глядя на убийц лишенным всяческих эмоций немигающим взором. Но это не было местью предателям-машинам. Или избавлением от опасных союзников, готовых в любую минуту встать на сторону врага.
Это был момент смерти человечества.
Сержант ТехКома Роджер Уилсон помнил тот день, когда его отделению поручили избавиться от машины из личного окружения Коннора. Всего лишь ещё один эпизод в бесконечной череде дней цвета остывшего костра. Лишь неизвестно откуда взявшийся ветер играл с толстым слоем пыли и пепла, превращая иссушенную землю под ногами в волнующийся океан.
Они брели по руинам довоенного парка развлечений, и ржавые остовы аттракционов торчали отовсюду, словно изъеденные временем кости давно вымерших чудовищ. Когда-то это было прекрасное место, созданное для того, чтобы приносить людям радость, но теперь о былой красоте напоминала лишь чудом сохранившаяся резная ограда моста, нависавшая над прудом, где вместо воды были лишь песок и пыль.
Лейтенант Филлипс шла впереди, направляясь к чернеющей впереди громаде опрокинувшегося колеса обозрения. Многие солдаты в отряде уже с трудом скрывали ярость, которую вызывало у них присвоение столь высокого звания какой-то машине, но к Роджеру это не относилось. Он не испытывал к киборгам ни любви, ни лишенной границ фанатичной ненависти. Для него они всегда были только инструментом – всего лишь ещё одним способом ведения войны с превосходящим по численности и технологиям противником.
Наверное, поэтому она оставила ему жизнь, когда ненависть солдат взяла верх над осторожностью.
Первым вскинул ружье Келли с правого фланга. Слишком импульсивный и оттого черезчур восприимчивый к промывке мозгов новичок, которому сильно не хватало сноровки. Вместо твёрдого эндоскелета выстрел его плазменной винтовки поймал пустоту, а изуродованная ответным залпом голова покатилась по земле, раскидывая пыль длинными рыжими патлами. Стоявшего рядом с ним солдата окатило брызгами кипящей крови.
Дальнейший бой был похож на избиение младенцев. Глупая смерть Келли для остальных солдат стала подтверждением всех слухов – и сигналом броситься в бой, забыв о тактике. После трёх минут полного безумия Роджер оставил все попытки призвать людей к дисциплине, и когда стихли последние выстрелы, увидел, что в живых, кроме него самого, осталось лишь четверо. Четверо людей, лица которых искривила маска ненависти.
Четверо людей, первыми вызвавшихся исполнить самую безумную миссию, которую только могло поручить не менее сумасшедшее командование.

Даже с учетом того, что для его исполнения потребовалось пронестись сквозь время, план был до невозможности прост. Избавиться от пятилетней девочки – смехотворная задача для тех, кто привык каждый день сражаться с многократно превосходящим их во всех отношениях противником. И всё же план полетел к чертям.
То же место, другое время. Вместо торчащих из земли проржавевших железных каркасов, скрученных от некогда опалившего их жара – взметнувшиеся ввысь сказочные замки, самые верхние шпили которых пронизаны сумасшедшей трассой русских горок. Вместо низких туч – всё ещё по-летнему синее неба, против воли вызывающее страх упасть в его безграничный простор, лишенный даже малейшего облака. И кости, на мгновение показывающиеся взгляду, чтобы вновь исчезнуть в изменчивом беге песчаных волн – их обладатели гуляют по вымощенным плиткой дорожкам, не взирая на нещадно палящее солнце.
В новом старом мире восемь солдат оказались чужаками. Изумленные буйством красок и звуков, заразившиеся спокойствием и беспечностью его жителей, они проигнорировали опасность, которую в будущем распознали бы так же легко, как жители этого мира выбирают себе одежду.
Капрал Ким, один из тех, кто выжил в последней бойне такого далекого будущего, первым обнаружил цель. Несмотря на решительный, порой вспыльчивый нрав, он не поспешил расправиться с ней в одиночку. И это в очередной раз спасло ему жизнь.
Потому что их опередили.

Говорят, что обезумевший от страха человеческий разум способен на странные вещи. Перенасыщенный кровью и кислородом мозг вытаскивает из глубин памяти воспоминания о событиях, порой совершенно противоположных ситуации, в которой оказался человек. О событиях и вещах, обыкновенно кажущихся столь обыденными, столь незначительными, внезапно вспыхивают с новой силой, с новым смыслом. Словно всё остальное было совсем не важно.
Говорят, что перед лицом смерти человек вспоминает всю свою жизнь. Картины прошлого и настоящего прокручиваются в его голове, словно фильм, поставленный на слишком быстрое воспроизведение. Или что это могут быть вовсе даже не воспоминания, а картины событий, которые никогда не происходили. Мечты и фантазии, внезапно обретшие материальную форму...
Говорят, что...
Это говорят люди. Те, кому посчастливилось оказаться на волосок от смерти и суметь рассказать о том, что они увидели. Похвастаться ещё одной чертой, отличающей их от машин – хотя в любой другой ситуации страх не стал бы поводом для гордости.
Да, она не может испытывать страх. Её механическое сердце – крошечный насос, спрятанный под грудной пластиной, никогда не сбивается с ритма, и пропускает через себя ровно столько синтетической крови, сколько нужно для поддержания живой оболочки. Её легкие – помпа, выбрасывающая во внешнюю среду нагретый топливными элементами воздух, не способны пылать в груди, пропуская сквозь себя тройную дозу кислорода. Её искусственное сознание, живущее в кристаллических глубинах нейропроцессора, не подвержено человеческим эмоциям, и руководствуется лишь беспринципной логикой машины.
Но тогда почему её память воспроизводит запись, никак не связанную ни с факторами обстановки, ни с анализом дальнейших действий? 4218-Б заподозрила ошибку в основной программе, которая могла быть вызвана одним из повреждений, полученных ею в недавнем сражений, но проверка системы не выявила даже малейших сбоев. Несмотря на то, что аппаратная часть пострадала, все программы работали идеально.
Как и было задумано тем, кто их написал.
4218-Б не могла испытать эмоцию, называемую людьми удивлением, и всё же она находила необычным то, что техники Сопротивления не внесли в её программы никаких изменений. Даже основной протокол, запрещающий убийство людей, не был включен в список приоритетных команд. Вероятность того, что люди смогли допустить подобную оплошность, перепрограммируя терминатора – ноль процентов. Иначе сам процесс переписывания программы теряет свой смысл. И всё же, благодаря этой невероятной случайности, 4218-Б всё ещё полностью функционирует. В отличие от других терминаторов Сопротивления, которым не так повезло.
Везение? Ещё одно людское понятие, обозначающее то, что 4218-Б определила бы как превышение вероятности успешного завершения предпринятого действия над вероятностью провала. Терминатор не верит в удачу, судьбу, карму или любые другие столь же эфемерные понятия - только в основанный на математике анализ и расчет. Но произошедшее с ней не могло быть предсказано или спрогнозировано, а значит, для этого требуется новое определение. И разве можно назвать это иначе, чем везением? Когда все светящиеся точки на её внутреннем радаре практически в одночасье погасли, не передав даже аварийного сообщения, она уже знала, что произошло.
Все терминаторы, перепрограммированные Сопротивлением, были уничтожены. Уничтожены теми же солдатами, с которыми вместе сражались, и которые не оставили бывшим союзникам даже малейшей возможности защитить себя. Действуя согласно первому протоколу, закладываемому в каждый успешно перепрограммированный чип, они не могли атаковать людей, даже когда заряды плазмы оставляли дымящиеся отверстия в их эндоскелетах, перебивали интерфейсные кабели и магистрали гидроприводов. Они стояли, бездействуя, пока электрические импульсы не выжгли их чипы, оставив лишь груды бездушного металла, едва покрытые тлеющими остатками биооболочки.
Не потому, что программисты Сопротивления поленились дописать несколько десятков строк кода. Не потому, что так было нужно для сохранения человеческих жизней.
Уничтожение киборгов было спланировано заранее.
Простая стратегия, знакомая каждому солдату Скайнета с того самого момента, как его программа была впервые активирована на автоматической линии сборки. Разделить врага. Лишить его возможности сражаться. Уничтожить. Простая логическая схема, сводящая к минимуму риск провала. 4218-Б подчинялась этой стратегии и находила её разумной. Но то, что случилось, было...
...Неправильно.
Заложенная в её сознание программа обучения активизировалась, пытаясь найти в огромной базе данных определение, соответствующее незнакомому слову, но это не было похоже на едва заметную операцию, отнимающую лишь процент от всех ресурсов системы. Поисковый модуль хаотически, не руководствуясь никакой логикой, выбирал слова, звуки и образы, смешивая их в абсолютно недоступных для киборга сочетаниях.
Неправильно...
Раненого мужчину выносят из дверей гигантского производственного комплекса. Грязные капли дождя смешиваются с кровью, пропитавшей брезентовые носилки и остатки его формы – там, где она ещё не покрыта слоем гари и машинного масла. Острый обломок арматуры торчит из деформированной грудной клетки в окружении обломков ребер. Судя по данным 4218-Б вероятность излечения составляет менее одиннадцати процентов и падает. Она говорит об этом, встречая взгляды двух бегущих рядом людей. На бледном под слоем сажи и глины лице подростка видны лишь ужас и чувство вины, но глаза рыжеволосой женщины горят лишь зелёным огнем ненависти.
Неправильно.
Джек Келли вскидывает свою плазменную винтовку, целясь чуть повыше левого энергоблока 4218-Б. Его руки трясутся, а исхудалое лицо выражает страх. Она не успевает понять – боится ли он её или того, что ему предстоит сделать, когда голова молодого солдата исчезает в облаке красноватого пара, сохраняя это выражение.
Неправильно.
4218-Б говорит сидящей напротив неё человеческой девушке, что ей не нужно бояться. Что не все киборги хотят войны с людьми. Что той нужно только открыть местоположение лидера Сопротивления. Она лжет. Ложь бывает полезнее пыток и допросов, но не в этот раз. Девушка молчит, даже когда пальцы киборга неумолимо сжимаются на её шее, постепенно передавливая артерии и ломая гортань. Она не хрипит, не пытается вырваться из чудовищной хватки машины. На самом деле, она даже на неё не смотрит.
Неправильно.
Кошмарное нежно-розовое месиво на чёрном от дождя асфальте. Три белых пера, медленно кружащиеся во встревоженном пролетевшим автомобилем воздухе. Повисший в воздухе нелепый звук, словно выстрелила детская хлопушка. Тёплая ладонь матери на глазах ребенка – как будто теперь она сможет что-то изменить. Защитить от мира, в котором происходят вещи настолько ужасные и несправедливые, а ты слишком мал и беспомощен, чтобы что-то изменить.
И это неправильно.
Вихрь данных прервался столь же внезапно, как и начался. 4218-Б обнаружила, что лежит лицом вниз у подножия песчаного холма. Извилистый след, тянущийся с его вершины, позволил предположить, что во время кратковременного сбоя в системе она потеряла контроль над функциями тела, и гидроприводы нижних конечностей, уже около семи часов сигнализировавшие об излишней нагрузке, отказались двигать её дальше.
Впрочем, сигналы о необходимости снизить работу конечностей были единственными существенными повреждениями. Биооболочка на коленном суставе, вероятно, разодранная при падении, была не в счет. Киборг поднялась на ноги, не потрудившись отряхнуть истрепанный форменный комбинезон Сопротивления от набившегося в швы и складки песка, и осмотрелась вокруг.
По её расчетам, она удалилась от района, всё ещё носившего старое название Лос-Анджелес на две сотни миль к востоку, двигаясь в стороне от руин древних поселков и иных предполагаемых мест нахождения людей. Всё, что она видела перед собой – пустыню, существовавшую ещё задолго до ядерной войны, но всё же измененную её последствиями. Из того, что было заложено в базу данных киборга, она заключила, что это место и раньше не могло похвастаться пышной растительностью, но теперь оно было по-настоящему пустынно.
Ветер, не утихший даже после атомного пожара, навсегда изменившего климат планеты, сделал эту местность ещё более неприглядной. Повсюду, насколько хватало чувствительности её сенсоров, песчаные наносы, вроде того, с которого 4218-Б неизвестным образом упала, чередовались с пятнами довольно плотного грунта, по которому можно было передвигаться без потерь в скорости. Правда, впервые свернув с останков старого шоссе на неизведанную территорию, киборг едва не провалилась в слегка прикрытую песком яму, и лишь мгновенная реакция гироскопов спасла её от перспективы быть заваленной крошащимся под её пальцами грунтом. Это бы её не убило, но стоило бы многих часов времени.
Которого и без того было мало.
Производя оценку местности, она задержалась на одной позиции, и теперь сенсоры звука улавливали за её спиной шум, от которого 4218-Б бежала уже почти сутки. Рокот двигателей по меньшей мере двух довоенных джипов и одного грузовика, постоянно следовавших в том же направлении, что и она. Похоже, люди смогли догнать её по шоссе, но на этой местности у киборга будет преимущество в скорости. Если система опять не даст беспричинный сбой.
Она побежала вперед, заставив приводы ног работать на семидесяти двух процентах мощности. Разумный компромис между скоростью и максимально возможной нагрузкой, но судя по постоянно усиливающемуся звуку, этого было явно недостаточно. Повернувшись на секунду, 4218-Б увидела на горизонте две постепенно приближающиеся точки, за которыми тянулось облако из песка и пыли.
Восемдесят процентов мощности и смена направления на одиннадцать градусов к северу так же не помогли ей оторваться от преследования. Очевидно, понадеявшись на сложный рельеф местности, она совершила тактическую ошибку. Двигаясь по шоссе по направлению к Сьерра-Невада она смогла бы покрыть большее расстояние за меньшее время, оказавшись на недоступной для людей территории. Сражение на открытой местности с превосходящим по численности противником обречено на провал даже с полным боекомплектом. С её плазменной винтовкой, мигающей оранжевым индикатором наполовину заряженных батарей, вероятность положительного исхода стремится к нулю.
4218-Б не хотела быть уничтоженной. Это не было неестественным – несмотря на то, что её программа ставило выполнение основной задачи превыше самого существования киборга, в неё также была вписана команда, предполагающая сохранение максимума функциональности. Стремление свести урон к минимуму было привычным – но сейчас она ощущала нечто иное. Она убегала не потому, что пыталась покинуть зону влияния внезапно появившегося врага. И не потому, что сохранение собственного существования и стало её приоритетной задачей. На самом деле, она не могла даже назвать слово, чтобы найти для него опеределение.
Повернув к шоссе, 4218-Б совершила ещё одну ошибку. Поверхность в этом районе представляла собой один большой песчаный нанос, в котором её ноги проваливались практически по колено. Преследователи также были вынуждены сбавить скорость, но несмотря на это расстояние между ними сокращалось гораздо быстрее. К тому же, киборг засекла звук ещё одного двигателя на северо-востоке.
Более чем неудачная ситуация.
Примитивные машины, собранные Сопротивлением из деталей, ещё способных функционировать после ядерной войны, оказались гораздо более приспособленными к передвижению по пустыне, чем тело киборга. Оглянувшись через плечо, 4218-Б увидела на горизонте их силуэты, то зарывающиеся квадратными носами в песок, то взлетающие над очередным барханом. Длиннобазные довоенные «Хаммеры», лишенные большей части брони, бесполезной против плазмы и лазерных лучей, но словно в отместку за собственную уязвимость ощетинившиеся крупнокалиберными пулемётами и винтовками сидящих в кузове солдат.
Около двадцати человек на двух машинах. Это не могли быть остатки её отряда или случайный патруль, оказавшийся вблизи от места перестрелки. Больше походило на экспедицию, отправленную с одной целью – найти и уничтожить беглого киборга. И похоже, выполнение этой задачи будет только делом времени.
4218-Б не пришлось отмечать момент, когда дистанция между ней и машинами преследователей сократилась до расстояния выстрела. Пулеметная очередь выбила фонтанчики серого песка возле её ног. Следующая, выпущенная вторым автомобилем, прошла мимо – человеку, каким бы хорошим стрелком он не был, не сравниться в меткости с киборгом, тем более стреляя на ходу из ныряющего то вверх, то вниз автомобиля. Однако плотность огня вполне могла компенсировать меткость стреляющего.
Одна из пуль третьего залпа ударила в левое плечо киборга – как и следовало ожидать, поврежденной оказалась только биооболочка, но гироскопы не смогли скомпенсировать энергию удара, а вес, перенесенный на правую ногу, только усилил крен корпуса. Киборг упала лицом вниз, вынужденная наблюдать, как с вершины холма медленно выглядывает обшитый стальными листами капот джипа.
4218-Б схватила плазменную винтовку, вдавленную в песок её весом, но еще раньше, чем её нейропроцессор просчитал траекторию выстрела, джип превратился в красное облако. Лежащего в низине киборга обдало жаром и волной пылающих обломков. Ещё несколько мелких царапин на синтетической коже.
Солдатам на верхушке холма повезло меньше.
Впрочем, их участь, как и то, с кем именно им пришлось вступить в незапланированный бой, киборга не интересовало. То, что её преследовали переключили внимание на нового противника, было лишь возможностью оказаться от них немного дальше. Резко вскочив на ноги, она бросилась в сторону от предполагаемых позиций сражающихся.
Чудовищной силы удар снова уложил её на землю. Попытавшись встать на этот раз, она обнаружила, что в её оптический сенсор направлено дуло плазменной винтовки. 4218-Б поймала себя на том, что пытается рассмотреть лицо того, кто её держит, несмотря на то, что сила удара и реакция врага явно указывали на его природу. Глубоко посаженные глаза Т-850 сто первой модели смотрели на 4218-Б из-под грязно-зелёной банданы. Взгляд киборга не выражал никаких эмоций, но передаваемая им информация свидетельствовала, что нападение вызвала осторожность, а не агрессия.
Стоявшая за его спиной женщина представляла куда больший интерес.
Она была человеком.
- Полегче с ней, Боб.
- Просто предосторожность. Я должен был удостовериться, что она не опасна.
Киборг убрал ногу с груди 4218-Б и помог ей подняться. Женщина подошла ближе, в лунном свете стали видны капитанские нашивки на старой военной форме. Достаточно хорошо сохранившаяся нашивка на нагрудном кармане содержала всего одно слово.
Янг.
Сенсорам 4218-Б не потребовался свет догорающих обломков джипа и едва пробивающейся сквозь тучи луны, чтобы изучить лицо женщины. Некогда люди могли бы назвать её привлекательной – впрочем, морщинистая обветренная кожа, выгоревшие и истончившиеся волосы и глубокий бугристый шрам над правой бровью её не портили. Было в её лице нечто такое, что без глубокого анализа мимики и жестов позволило ей довериться. Нечто кажущееся знакомым, хотя просмотр базы данных не выявил соответствий. Впервые за многие часы 4218-Б отключила боевой режим и опустила оружие.
- Кто вы?
- Буду признательна, Элиссон, если ты назовешь меня матерью.

4218-Б - как я понял Кэмирон?

http://s1nod.deviantart.com/gallery/

Меня уже тошнит от частого упоминания имени, поэтому либо просто неясный образ из воспоминаний, либо идентификационный номер. И вообще поскольку в этом фике наиболее продвинутые киборги (кроме Грея, Уивер и Инфинити) - это бывшие люди, есть только остатки разума Элиссон Янг.

Спасибо, конечно, но на мой взгляд, из-за долгого ничегонеделания умения писать хорошие тексты у меня поубавилось.

Так я не писал. Хотя, если забыть, что начало было готово ещё чёрт знает когда, а финал написан на этой неделе, то технически да.