XX  | Среда, 10.09.2014, 19:42 | Сообщение » 11 |
 Повстанец
Сообщений: 23
| — Да постой ты!
Девушка бежит так быстро, как только может, прилагая титанические усилия, чтобы не обернутся. Ее куртка взмывает вверх, как самый настоящий плащ, черные ботинки со сбитыми носами раздражающе скрипят, касаясь рыхлого, каменного пола. Дыхание начинает сбиваться, люди кричат вовсе не льстящие ругательства ей в след – она распихивает тех, кто попадается на пути, перепрыгивает через головы, изрядно пугая отдыхающих или спящих.
— Сто - о - й! А - а! — громкий голос позади обрывается, до ее ушей долетает еще порция гневного, отборного мата.
Риз резко сворачивает за угол, скрываясь в беспросветной тени – из стены выпирает солидных размеров балка, достаточно габаритная, чтобы скрыть ее от чужих глаз. Девушка прижимается к стене, глубоко вдыхает, четно пытаясь усмирить сердце, заходящееся в неистовой, нервозной пляске. Она не просто запыхалась – она переживает и пытается понять, почему рванула с места, когда этот парень подошел к ней.
Раздаются неразборчивые, приглушенные голоса, Элайджиа вдавливается в бетон еще сильнее, чувствуя, как он крошится мелкой пылью. Ну и что это?
Тот самый юноша, что нагло стянул ее с импровизированного постамента и зажал ладонью рот, крепко прижимая к себе. Он симпатичный – высокий, довольно крепко сложен, у него темные, зеленые глаза и светло - русые, блестящие волосы. Риз робко улыбается своим мыслям, сгорая от странного, неподконтрольного порыва эмоций, проходящего по каждой жилке.
Он увидел ее, мирно разговаривающую с братом. Элайджиа, осматривающая пришедших бойцов, случайно поймала его любопытный взгляд, вскинула брови и, круто развернувшись, бросилась улепетывать, вначале просто торопливо, а услыхав такие же скорые шаги за спиной, подскочила и начала разгоняться, благо, что бегала она шустро. Погрузившись в размышления, девушка расслабилась, расправила задубевшие плечи и неожиданно шумно выдохнула, тут же подобравшись.
Риз замерла, напрягая каждую мышцу. Обратилась в слух, пытаясь расслышать что - то настораживающее среди круговорота человеческих голосов, смеха, плача, стуков и шарканий. Не обнаружив ничего, она зажмурилась, потирая лоб сухими, прохладными кончиками пальцев.
— Ага!
Руки крепко сжали плечи, возглас раздался совсем близко, Элайджиа распахнула глаза, тут же наткнувшись на темные, лукаво блестящие очи, бесстыдно блуждающие по ее побледневшему лицу.
— Что же ты бегаешь от меня, красотка?
Она мощно дернулась, но парень только ухмыльнулся, прижимая ее к себе.
— Ты охерел? — она тихо, хрипло спросила, заметив, как восторженность пропала из его взгляда.
— Ты бы хоть имя спросила, — он дернул бровью, явно раздосадованный такой недружелюбной реакцией.
— Как тебя зовут? — Риз склонила голову, тупо и широко улыбаясь.
— Алекс — юноша просиял, — Алекс О' Коннели.
— Прощай, Алекс.
— Ну, я планировал, что ты меня отблагодаришь, — печально протянул О' Коннели, потупив взор, и девушка вопросительно глянула на него, — Это же я тебя прикрыл перед майором...
— Вот как? — он покивал, выпуская ее из объятий и разводя руки с совершенно невинным видом.
Алекс выглядел мило и устало – взъерошенные волосы, от чего - то частое дыхание, округленные глаза, мятая футболка, куртка, порванная на плече. Внутри протяжно взвыл какой - то зверек, вызывая щемящую нежность, смешанную еще с чем - то, пока неосознанным. Она сделала аккуратный шажок назад, понимая, что этот парень играл с ней в догонялки вернувшись из боя. Юноша молчал, не двигаясь с места, и странно, едва различимо шевелил губами, будто пытаясь что - то сказать, но не имея на это достаточных сил. По позвоночнику прошел колкий, будоражащий ток, предвещающий волну горячего стыда.
— Спасибо, — Риз почти прошептала, покусывая нижнюю губу, — Спасибо, что прикрыл.
О' Коннели сглотнул воздух, счастливо заулыбался, обнажая все тридцать два белых зуба, и вдруг нахмурился, страдальчески, со свистом выдохнув.
— Что?
Парень не ответил, подался вперед и перехватил ее за локоть, дыша часто - часто, сверля взволнованным, возбужденным взглядом.
— Как бы это тебе сказать...
Он запнулся, замычал, опустил глаза, стараясь успокоить перебитое дыхание. И в тот момент, Элайджиа, отключив логику и разум в целости, легко коснулась его теплой, небритой щеки губами, задержавшись на пару секунд, пугаясь эмоций, забурливших в ней.
Она вновь развернулась и энергичным, подпрыгивающим шагом двинулась в противоположную сторону, четно стараясь убрать глупую, мечтательную улыбку с лица.
Тонкие, изящные пальцы пошкребывают по мокрому, кроваво - багровому полу. Ладонь переворачивается, полностью окунаясь в кровь, неспешно сжимается в кулак, снова разжимается, мерно гоняя слабые, хилые волны по страшно - алой поверхности. Вокруг холод, и лужи быстро остывают, становясь еще чернее. Темные капли, одна за другой, струятся вниз, к изувеченным телам, из которых, собственно, и натек этот океан.
Девушка просто лежит, зачарованно водит рукой, отливающей светлым металлом, выцарапывая в рыхлом бетоне глубокие дорожки. На ее лице блуждающая, радостная улыбка, глаза расслабленно прикрыты – она окунулась в мир грез, отталкивая чуждую реальность куда - то далеко. Это хорошо, что воспоминания окутали ее именно сейчас – она бы совсем свихнулась, тронулась, лишилась рассудка, превращаясь в жуткого, безчувственного монстра.
Бум.
Что - то гремит, девушка испуганно распахивает очки, еще сильнее пугаясь своего состояния.
Она слышит собственное дыхание со стороны – глубокое, шипящее, грудное. Фокус дико пляшет, смазывая все краски в один сплошной серый тон. Взор опускается ниже и из пересохшего горла рвется пронзительный, отчаянный стон: везде кровь, покойники, и ее кисти, лишенные плоти, противоестественно светящиеся молочно - белым. Тело опять начинает сотрясать судорогой, даже выточенные, острые пальцы лихорадочно дергаются, натужено жужжа сервоприводами. Киборг зажмуривается, не имея возможности противостоять картинкам недавнего боя, бодро рисующимися воображением.
Мужчины и женщины один за другим падают вниз, орошая кровью стенки бункера. Солдаты пытаются отстреливаться, но валятся на пол, прощально вскрикивая, чаще, чем попадают в цель. Один скелет, лязгнув выполированными челюстями, исчезает в груде жестяного мусора, но машин еще много, больше чем паникующих, одичавших людей, толпой ломящихся в даль убежища. Кто - то вопит режа слух, слышится безобразный хруст костей, ор затихает, тут же сменяясь еще одним, на этот раз высоким и дрожащим – ребенок шлепнулся о землю, лихо треснувшись подбородком.
Мир и без того был жесток, а сейчас, в состоянии войны, для многих практически лишенной смысла – люди готовы жрать друг друга, если то потребуется. Мальчик, сипя сплевывает розоватую слюну, сквозь слезы поднимает голову. Все бегут, жестко толкаясь, неистово матерясь, желая зацепится за последнюю надежду. Это дите тоже хотело уйти, но прежде чем он успел срывающимся голосом позвать:
— Мама!
Еще треск, и нога, обутая в массивные кирзовые ботинки резко опускается меж хлипких ребер мальчишки, заодно сплющив худенькую шею. Мужик даже не остановился – он в истерике мчался в спасительную тьму коридоров.
Робот плавно поворачивает голову, точно смещает кисть – боец лишается сердца, обзаведясь большой, обугленной дырой. Пахнет жженым пластиком, горящей резиной и человеческим мясом, тлеющим после плазмы, испепеляющей плоть.
— НЕ - Е - Т!
Инфильтратор подскакивает, запрокидывая голову. Ее шатает – мысли вихрем бьют в ноющие виски. Она трет их, но ничего не меняется – металл, это все чертов металл.
— Будь ты проклят! — Риз с ненавистью возвопила, рассекая кулаком спертый воздух. Девушка заскрипела зубами, выстанывая свою злобу, запаляя каждую клеточку тела, изувеченного врагом. Все эти смерти, вся эта кровь – должны быть отомщены, он должен получить по заслугам, треклятый, опостылый СкайНет.
Она дернулась, чуть не упав от режущей, выворачивающей боли, истово сдавливая голову ладонями. Вперед, вперед, вперед – ноги, заплетаясь и спотыкаясь, несут ее туда, куда бежали, ломились люди в ее бредовой галлюцинации. Шаг за шагом, призрачные разводы весело отплясывают перед глазами, и киборг слышит всплескивания каждый раз, когда стопа касается пола.
Вдруг нагрянула тишина, неожиданная, но желанная, закладывающая уши, утихомиривающая разум.
Инфильтратор разлепляет глаза, тут же вперившись ошалелым взглядом в стену, образовавшуюся из пустоты, буквально из воздуха. Грязные, нечеткие следы упираются в ее, исчезая, испаряясь где - то за преградой. Элайджиа подняла ладонь, проводя несуществующими подушечками пальцев по бетону, испещренному царапинами, с широкими, глубокими выбоинами, словно выжженными раскаленным пламенем.
Терминаторы вполне бы могли пробить эту стену, но почему - то не стали. Риз могла бы подумать об этом, заподозрить, но ее сейчас волновала одна мысль – люди сбежали. Все искрилось, она рывком выдохнула, уголки губ дрогнули – улыбка прокралась на лицо, лишившееся всяких красок. В груди расцветал самый прекрасный цветок, из всех известных ей – цветок надежды. Он робкий, хлипкий, может улететь от любого дуновения, но он есть, и только своим существованием согрел душу, оледеневшую в грызущих муках.
Из нее полился смех, целебный, оживляющий. Беззвучный хохот контрастировал с окружающей обстановкой, но был словно необходим, он будто оправдывал все эти смерти. Впервые девушка посчитала, что новообретенные способности могут быть полезны – литые кисти шарят по невидимому стыку стены бункера и многотонной двери, крошат камень, протискиваются в щель. Инфильтратор упирается, увеличивает мощность кибернитических мышц.
Летит влажная, липнущая пыль, перегородка громогласно ругается, шуршит, и двигается, останавливаясь только в тот момент, когда зазор становится достаточно большим. Элайджиа смотрит одним глазом в бесконечный мрак, зрачок вспыхивает ядовито - белым, вытесняя природный, светло - карий.
Следы. Они тут – ведут в неизвестность, неровной дорожкой устремляясь в даль. Риз окунается в бездонную тьму, отлично в ней ориентируясь. Бодрость вернулась в ее походку, по коже прошлась россыпь мурашек. Цветок надежды благоухал все сильнее с каждым преодоленным метром. Всем нутром – и человеческим, и машинным, она ощущала – товарищи близко.
Добавлено (10.09.2014, 19:42)
---------------------------------------------
Люди много воюют. И чем дальше уходят года, чем совершенные становится оружие и страшнее его урон, тем сложнее от него скрываться. Бронежилеты, каски, подземные ходы — настало время, когда и они перестали помогать. Острые, разрывные пули кромсают и толстый металл защитного жилета, и тонкую кожу, вместе с костями и прочими внутренностями. Потолки бомбоубежищ трясутся, крошатся, осыпаются, навеки погребая мужчин и женщин, спрятавшихся там в надежде сохранить жизнь — почти самую дорогую вещь из всех оставшихся в цене. Одни пушки уничтожают другие, опаляя небо грязно - оранжевым пламенем. Человек бросается на человека, перерезая глотку случайным, хлестким движением, незамеченным, неосознанным в потоке животной ярости. Дети беззвучно, страдальчески плачут, не имея возможности всласть порыдать в голос — они знают, могут прийти их самые страшные враги.
Не нуждающиеся в защите, в поддержке товарища, в моральном настрое. Не имеющие брони, ибо сами — литые, неприступные латы. Без эмоций, переживаний и мечты. Идут, сминая, изничтожая все на своем пути.
Идет и она, почти таким же тяжелым шагом, растеряв всю элегантность и изящность, когда - то освоенную ей. Мысли скачут в голове, то и дело запуская искру нового чувства. Чаще всего ненависти, в различных ее интерпретациях. Даже назойливые воспоминания, их одолевающий омут взболомучивал коктейль из гнева и ярости.
— От любви не умирают, Ри - и - з.
Девушка, возвышающая над ней, надменно улыбается краем губ, но когда она присаживается на корточки, оказываясь с ней одном уровне, в ее глазах читается явное сочувствие.
— Джиа!
Так ее имя еще никто не коверкал. Элайджиа вздрагивает, отрывает взгляд от неразличимого, бездонно - черного потолка, щурится, водя левой бровью. Риз нахмурила нос, громко выдыхая, взирая на подругу с хаотичной смесью чувств.
— Расскажи мне.
Она скривилась, с ненавистью фыркнула, оперев подбородок на плотно сжатый кулак.
— Давай!
Шерон – ее лучшая подруга, плюхается рядом, сильно пихая плечом, покрытым угольно - серым пластиком обмундирования. Серо - зеленые, покрасневшие, но завораживающие глаза, собранные в тугой пучок, золотистые, истончившиеся волосы – эта девушка - боец была самим очарованием. Элайджиа зажмуривается, силясь не захохотать, когда попадает беглым взглядом на ее комично сморщенное лицо.
— Риз.
— Элайджиа!
— Мать твою, говори со мной, женщина!
Ланистер недовольно прикрикивает на нее, начинает выстукивать бессмысленную мелодию у нее на голове, пряча веселую улыбку.
— Перестань!
— Я переживаю, расскажи мне, как все?
— Нечего рассказывать, — Риз ответила с неожиданной досадой и горечью в голосе, — Ничего не было.
Шерон затихла, постыдившись своего поведения. Она мягко дотронулась до подруги, склонившейся к полу, ссутулившейся, переставшей дышать. По ее спине прошлась мелкая дрожь, как - будто бы Элайджиа плакала, но когда девушка подняла очи, в них не было даже намека на слезы. Усталые, но подвижные и выразительные глаза долго рассматривали стену, цепляясь за каждую выбоину.
— Эй.. — Ланистер подняла кисть, заправила за ухо прядку, выбившуюся из тугого хвоста, — Неужели все так плохо? — ее голос осип, совсем оглушаясь к концу фразы.
Риз порывисто выдохнула и неопределенно покачала головой.
— Ты знаешь, я хотела с ним поговорить, но когда я подошла к нему, он практически послал меня.
— Как?
— Сказал, что я могу идти к своему Коннору. Он же моя мечта, — девушка прощелкала пальцами, положила сухую ладонь на горло, — Не пойму, что такое?
Блондинка задумчиво сощурилась, проводя кончиками пальцев по затертой штанине. Повисла неприятная, тягучая тишина, прерываемая только окружающим шумом.
Шерон вдруг распрямилась, раскатисто рассмеялась, резко обнимая ее за шею.
— Он ревнует! Ревнует, дурочка! Тоже мне – капитан!
Элайджия ошарашенно вылупилась на нее, понимая, как непростительно сглупила. Счастливый гомон подруги таял, бледнел, уступая место новой волне из глубин памяти. Риз избегала Алекса после того случая, хотя осознавала, что в любой день или он, или сама она может не вернуться с поля боя. Вспыльчивый, нетерпеливый О' Коннели часто перехватывал ее грустноватый взгляд, отвечая искренней, белозубой улыбкой, а девушка уходила, как только юноша пытался завести разговор. Но все время скрываться было нельзя.
Это война. Часы, минуты и секунды тут роскошная валюта, порой стоящая всего человеческого в людях. И оба это понимали, но одну душил страх, а второго – неуверенность. Надломить себя и обрести счастье?
А где гарантия, что оно будет?
— Привет. Опять прячешься?
Боец первый сломался, вызывая трясучку у девушки, прислонившейся к бетонной балке. Она приоткрыла рот, пытаясь оторвать взгляд от его посеревшего лица, теперь украшенного глубоким рубцом, рассекшим правую щеку. Смерть буквально поцеловала его, оставив жить в этом мире. Риз прикусила язык, в желудке словно плеснули кислотой, странная дымка скоро застилала взор.
— Нет. Разве похоже?
— Похоже, — парень нервно зажевал губу — Но не в этом суть...
Он пододвинулся ближе, и сбивчиво зашептал, сияя зелеными глазами, выглядя настороженно и взволнованно.
— Элайджиа, давай встретимся вечером. Я хочу тебе кое - что сказать.
Алекс моргнул, поскреб ногтями по стенке, втянул воздух ноздрями и, еще понизив голос, добавил:
— Это очень важно.
Солдат выжидающе посмотрел на нее. Расширившиеся зрачки девушки отражались в его блестящих очах, переполненных непонятной, но неподдельной надеждой.
— О' Коннели... — Риз сглотнула, царапая пересохшую глотку, — Прости меня, — огонек в его взгляде потух, переменяясь на глубокое негодование, — Я уже назначила встречу.
— С кем?
— Неважно.
— С кем?!
Алекс был так близко, что она могла разглядеть каждую крапинку в его кристальной радужке.
— С Джоном.
— С каким Джоном?
Она промедлила, отчитывая бешеные удары собственного сердца.
— Коннором.
— О - о - о... — юноша впился в нее вовсе не добрым взглядом, — А я - то думал, я надеялся. А ты такая же как и все! — он отпрянул, гневно всплеснул руками, зазвенев оружием, висящим за спиной.
— Какая это еще?
— Ну я же простой солдатишка, а это сам Джон Коннор. Герой, новая мессия, конечно, на какой хер я сдался?
— Что ты несешь?
— Продажная шалава!
Картинки ее жизни сплетались, вились, закручиваясь в безразмерную спираль. Ускорялись, теряя нормальный темп, по мере того, как убыстрялись ее шаги. Вокруг ничего не менялось, лишь мокрые следы, начинающие иссыхать, тянули вперед, к людям, к тем, кто может к ней что - то испытывать.
Пусть даже и ненависть.
***
Темно - синяя машина, поблескивающая в лучах заходящего солнца, стояла на тихой, дремлющей улочке. Теплый, чистый воздух залетал в приоткрытое окно, шевеля волосы мужчины, сидящего в автомобиле.
Он постукивал пальцами по рулю, настороженно оглядываясь по сторонам, словно выискивая что - то. Раскладной телефон лежал на приборной панели, отливая серебристым корпусом. Редкие прохожие проплывали мимо – воркующие парочки, прижимающиеся друг к другу, одинокие, уткнувшиеся в аспидно - черный асфальт, дети, резво крутящие педали своих ярко - раскрашенных велосипедов. Кроны пышных, изумрудно - зеленых деревьев мерно покачивались, роняя пожелтевшие, начинающие жухнуть листья.
Еще молодой, крепко сложенный парень прищурился, когда из дома напротив выскочила большая, светло - шерстная собака. Псина радостно, громко лаяла, вставая на дыбы, рвясь вперед, до предела натягивая ошейник. За ней, спотыкаясь и шипя, показался силуэт, весь в черной и мешковатой одежде.
— Ронни, стой!
Животное резко обернулось, брызнув слюной, взвизгнуло, яростно зарыло землю, взметая в воздух фонтанчики грязи. Человек, оказавшись женщиной с довольно стройной фигурой, скинул капюшон, обнажая волну льняных волос. Она дернула рукой, с силой подтянув к себе питомца, заскрежетавшего когтями по каменной дорожке. Широко улыбнувшись, незнакомка погладила погрустневшего пса по поникшей голове:
— Не грусти, — слова едва долетали до мужчины, — Сейчас пойдем.
В доме что - то грохотнуло, раздались торопливые, прерывающиеся шаги, потом визг, и на деревянное крыльцо плюхнулся ребенок. Девчушка, разразившаяся звонким смехом, неловко поднялась, отряхая фиолетовое платьице. Она восторженно охнула, вытаращив и без того огромные глаза.
— Мама, мама! — дите энергично потерло затылок, — Куда ты ведешь Ронни?
— Моя хорошая, иди обратно, песику надо погулять.
— А можно мне с тобой?
Ее мать собиралась что - то ответить, но из глубин жилища зазвучали высокие, переливающиеся звуки, постепенно складывающиеся в незамысловатую мелодию.
— О - о! Мой мультик!
Девочка круто развернулась, скрывшись за дверью. Женщина положила руку на талию, недовольно фыркнула, собираясь пойти и закрыть дверь за дочкой. Вдруг, заразительно зевая, из проема высунулся блондинистый, худенький мальчишка.
— Мам, я закрою сам, иди.
— Спасибо, Кайл, что бы я без тебя делала?
Ребенок кивнул, сонно улыбнулся, аккуратно захлопывая резную, лакированную дверь.
Сидевший в машине человек замер, поразившись тому, какое знакомое имя у этого миловидного мальчика. Ричард Дуглас – хороший полицейский с острым умом и взрывным характером, где - то слышал это редкое имя, и даже мог вспомнить, где именно.
Еще тогда, лежа с простреленной ногой на холодном, выполированном полу Кибердайн, парень почувствовал огромное желание раскрыть этот новообноруженный Ящик Пандоры. Грузовик с преступниками пищал тормозами и рычал мотором где - то в дали, а за ним, свистя бешено вращающимися лопастями устремился юркий вертолет. Медики и коллеги надрывисто кашляли, отчаянно махали руками, пытаясь разогнать едкий, слезоточивый газ. Дуглас присел, неразборчиво выстонав очередное ругательство, и в глазах его наверное было что - то невероятное, потому что врач спросил его хрипучим, севшим голосом:
— Сынок, ты что, самого Господа - Бога увидел?
Ричард криво улыбнулся и зажмурился, соскальзывая в блаженную темноту толи бессознательности, толи простого сна, не ясно откуда пришедшего. Очнувшись в городской больнице, первым делом он созвонился со своими знакомыми – с теми, кто мог предоставить необходимую информацию. Многие удивлялись, зачем ему доступ к таким данным, но природное очарование Дугласа, уникальное умение нажать на человека там, где нужно, сыграло не малую роль – буквально за месяц полицейский собрал практически все об известной террористке Саре Коннор. Ее место работы, фотографии, сведения о родителях, о психических отклонениях.
Вот, он держит в отчего - то подрагивающих пальцах фото молодой, симпатичной девушки, неуверенно улыбающейся на камеру. Довольно таки пугающая подпись снизу – убористым, красивым почерком. Там старательно выведены имя и фамилия – Сара Коннор. Темными, густыми чернилами, с чуть расплывшейся точкой в конце.
Вот, он, стоя под приглушенным светом перегорающей лампы, раскрывает папку с делом почти десятилетней давности. Вгрызается взглядом в небрежные строки, впитывая вожделенную информацию, даже не успевая удивляться, казалось бы, абсурдным вещам. Дуглас словно чувствовал настроение писавшего, то, с какой усмешкой он это черкал.
" Я, Кайл Риз, солдат армии Сопротивления. Сержант, связист, личный номер ДН - 38416... "
" Обратно пути нет. Здесь только он и я. "
" Вы ее не защитите! Он пройдет через все ваши кордоны, найдет ее и вырвет ей сердце, а потом перебьет всех вас к чертям собачьим! "
" Он – Терминатор. Машина. Живая плоть по верх металлического остова. "
И фотокарточка из протокола. На ней – молодой парень, одетый в невесть что, взъерошенный, с мрачной, устрашающей решительностью во взгляде. Справа – диагноз, но он не интересовал Ричарда, раз за разом перечитывающего документ.
Вот, он теребит край другой папки, из внутренностей которой вывалился еще один снимок – смотреть на него у полицейского не хватило духу. Буквы и слова жгли душу, бусинки холодного пота выступили на сморщенном лбу.
" 36 погибших, 4 тяжелораненых. Из показаний выживших следует, что по злоумышленнику велась стрельба. Убийца не опознан... "
Поддев уголок фото, Ричард подносит его ближе к свету. Мужчина – мощный, намного шире его в плечах, в черных очках, с короткими, стриженными ежиком, волосами. Грубые, брутальные черты лица, плохо различимые на смазанной картинке. Черная куртка обтягивает массивный торс, в гигантской ладони сжат дробовик.
Вот, он согнулся в кресле, один глаз судорожно дергается, ногти вонзились в бархатную обивку. На экране телевизора застыло искаженное яростью лицо. Лицо женщины. Женщины по имени Сара Дженнет Коннор. У нее длинные, прямые волосы, жилистые, упругие мышцы, и очи, горящие таким же огнем как и у Кайла – решительным, диким, неукротимым. Парень жестко жмет на кнопку, видеоряд крутится в обратную сторону, и вот пациентка психбольницы Пескадеро вновь спокойно сидит за стальным столом.
" Яркий свет. Он выжигает мне глаза. Дети, как горящая бумага... "
" Вы думаете вы живы. Ты, ты, он, она – вы все мертвы. Каждый из вас! Я знаю, что будет! Я знаю, что мы все ебанные покойники! "
И приятные черты лица превращаются в неистово злобную маску, лишенную любых чувств, кроме безграничного гнева.
Раздался раздражающий скрип, и Дуглас вынырнул из коматозной полудремы, находящей на него каждый раз, как он погружался в жестокую реальность будущего, скрытую от простых людей. Полицейский с хрустом размял шею, заметив, что его пальцы посинели, впившись в кожаный чехол сиденья. Солнце уже почти село, подсвечивая дорогу кроваво - багровым, бросая прощальные лучи света на застывший квартал. Улица полностью заснула, в окнах начал зажигаться свет – то молочно - бледный, то уютно - желтоватый, отбрасывая тень на идеально выстриженные газоны, украшенные вычурными фигурами, или декоративными бассейнами, заросшими плетущейся лилией.
Дуглас лениво тянется к замку зажигания, и не верит выпавшей удаче, когда темноволосая, поджарая женщина, облаченная в безразмерную джинсовую куртку, мягкой поступью спускается с деревянного крыльца. Она бесшумно проходит по тропинке, усаживаясь на скамью перед домом. Ричард, не отрывая от нее взволнованного взора, выходит из автомобиля, притаившегося в тени, стараясь тихо закрыть дверцу. Сара скрестила ноги, облокотилась рукой на выкрашенную спинку лавочки, прикрыла глаза, спокойно наблюдая за окружающим миром. Сейчас это не Коннор – убийца, не Коннор – солдат, а обычная гражданка и заботливая мать – Линда Хилл. Мужчина, коснувшись шершавого заборчика, пригнулся, завороженно наблюдая за женщиной, и совершенно точно зная, о чем сейчас она думает.
Остановят ли они это? Хватит ли ей сил? Стоит ли бороться?
Бороться с предначертанным.
— Сара!
Коннор молниеносно подскочила, напрягаясь всем телом, безошибочно определив источник звука.
— Кто здесь? — она спросила низким, рычащим голосом, вкладывая в него добрую часть ненависти.
Дуглас плечом нажал на калитку, выбивая открытый замок из петель. Он шагнул на дорожку, сглатывая ком, подступивший к пересохшему горлу.
— Сара. — Ричард умолк, ущипнув себя за переносицу, — Я знаю. Я был там.
Тонкая кисть женщины скользнула во внутренний карман куртки, а в следующую секунду в ее тренированных руках блеснул увесистый, серебряный кольт, направленный промеж бровей мужчины.
— В Кибердайн. Я стрелял. Попадал. Но он все шел, — полицейский схватил ртом воздух, чувствуя, как движутся и сплетаются могучие временные линии, будто бы связывал их он сам, — И в голову, и в грудь попадали, сотни раз.
— Машина. Живая плоть поверх металлического остова.
Дуло, наполненное бесконечной, смертельной чернью, все еще заглядывало ему в душу, почему - то придавая уверенности словам.
— Я все знаю. И про участок, и про СкайНет. Судный день – я раскопал все факты.
Оружие дрогнуло, подавшись вниз. Сара с откровенным недоверием и неприязнью, изучающе разглядывала пришельца, назойливо перехватывающего ее взгляд.
— Я хочу помочь. Могу поклясться всем, что не вру. Своей жизнью, жизнью любимой девушки...
— А она у тебя есть?
Грубоватый, но по - своему красивый тембр перебил его. Коннор не убрала пистолет, просто опустив его вниз.
— Честно – нет. Но что мне сделать, чтобы вы мне поверили?
— Убраться и не мешать.
— Сара! Вам нужна помощь. Они вернутся, я уверен...
— Нет! Мы поставили точку.
— Где он? Где Джон?
— Проваливай, иначе снесу голову, — предохранитель громогласно щелкнул, действуя лучше любых угроз, — Я не шучу, это, по - моему, понятно.
— И вновь в бега? Убийство полицейского, и все старания в молоко?
Ричард подался вперед с неким подобием вызова, но тяжелый, налитый злобным свинцом взор, притупил его приступ отваги.
— Легавый, вали от сюда, к чертовой матери.
— Хорошо. Но я вернусь. Или вот, — он положил прямоугольную картонку – бежевую визитку на скамью, — Позвоните мне, если передумаете.
Заглянув в глубь потемневших глаз Сары, исполненных неясных эмоций, Дуглас повернулся спиной, услышав, как взвели рычаг предохранителя. Мужчина громыхнул воротами, шумно выдохнул, крутанулся на месте, сунув руки в карманы, пробежался до машины, и тяжело рухнул на сиденье, истово растирая лицо замерзшими ладонями. Вдарил по рулю, басовито ругнулся, рывком дергая себя за волосы.
— М - м - р... Черт!
Коннор все стояла на месте, запрятав пушку обратно в надежный, удобный карман. Жалкие остатки света прошлись по визитке, поджигая золотистые, витые буквы, заигравшие искристыми переливами. Она подняла карточку, задумчиво оглядела ее, повертела, а потом, цокнув языком, сунула в брюки. Линда Хилл отступила в сторону, вежливо кивая воинственной Коннор, чье сердце грела вороная сталь пистолета. И сама Сара, проиграв этот разговор еще раз, содрогнулась, ибо собственные сомнения были озвучены этим человеком. Чье имя она так и не спросила. Вычурная картонка вновь мелькает в ее пальцах.
" Ричард Дуглас. Частный детектив. "
Отредактировано XX - Среда, 10.09.2014, 22:15 |
 |
| |
| XX | Пятница, 12.09.2014, 16:41 | Сообщение » 17 |
Повстанец
Сообщений: 23
| Однажды, в далеком детстве, она упала в канализационный люк. Неугомонная, реактивная девочка, шатаясь, смешно перебирая пухлыми ножками, не заметила не огражденной дыры, и провалилась в нее, полностью проходя по диаметру. Пролетев пару метров, Элайджиа шлепнулась на сырой, бетонный пол тоннеля. Ребенок взвизгнул, слезы брызнули из глаз, но Риз не зарыдала в голос – ее, почти мгновенно забывшую про боль, охватило сильное любопытство. Она завертела головой, широко распахивая очи, ахая каждый раз, когда ее взору попадалось что - нибудь интересное: граффити, искусно выписанное на рыхловатой стенке, маленькая выбоина, откуда сочилась грязная, мутная вода, ржавая, хлипкая лестница, за которую дите чудом не зацепилась. Все вокруг было чужим и завораживающим, и откуда эта чудная, бесстрашная девчушка могла знать, что скоро такая атмосфера станет привычным делом для миллионов.
Риз попыталась встать, но вновь плюхнулась вниз, почувствовав, как отвратительная, раздражающая боль растекается по левой ноге, от пятки до коленки. Тогда она, тихонечко взвыв, поползла вперед, на встречу приключениям, совершенно не слыша, как наверху, рыча и кусаясь, кричит ее мать:
— Достаньте мою дочь! Немедленно! – женщина крепко вцепилась в наглаженный ворот форменной рубашки полицейского, лихо подтянула его к себе, яростно шипя прямо в лицо.
— Не волнуйтесь, мы взыщем штраф с компании, и достанем вашего ребенка...
— Клала я хрен на этот штраф! Лезь туда, иначе я сама спущусь!
Девочка путешествовала в таинственные, неизведанные дали городской канализации – проволочила себя чуть больше 4 метров, восхищенно разглядывая нечистоты, ругательственные надписи, и прочие, аналогичные элементы обстановки.
— Элайджиа!
Незнакомый мужской голос громко, раскатисто пронесся по тоннелю. Ребенок насторожился, обернулся, увидав, что к нему идет человек, весь в черной одежде, с ремнем, игриво поблескивающим начищенной бляхой даже здесь.
— Моя хорошая, иди сюда, тебя ищет мама.
— Мама? — она вздернула носик, — я вас не знаю, кто вы?
— Я друг мамы, давай скорее, — полицейский сделал пару аккуратных шагов, — она волнуется.
— Элайджиа! — заорала ее мамочка, силясь рассмотреть что - нибудь в густом полумраке.
И сейчас, ей казалось, что она в канализации – идет на поиски приключений, не задумываясь о том, что мать сходит с ума наверху.
Вот только мамы уже давно нет – сгорела, превратилась в пепел, утопая в ядерном пламени. Нет и того копа, вытащившего ее. Осталась только она, бредущая по бесконечному туннелю, отчаянно надеющаяся отыскать спасение. Остались только машины. Да и сама девушка теперь почти робот – киборг, страшащийся самого себя, не подозревающий о собственных способностях, таящихся в глуби сложнейших микросхем. В глуби души – пусть и покалеченной, но еще живой, дышащей, хранящей священную память о светлом.
Элайджиа порой срывается на бег, будто бы пытаясь убежать от нелегких мыслей, а на самом деле подгоняемая жгущимся нетерпением. Ботинки скоро стучат об каменный пол, выбивая мелкую крошку. Когда - нибудь это должно произойти. Она должна найти конец.
— Не спать!
Солдат вздрогнул, хлопая себя по лбу. Каска накренилась, чуть не слетев, и майор, напугавший юношу, зычно гоготнул.
— Дверь стеречь! Еще пару часов и вас сменят, ребята.
Второй боец поправил микрофон, кивнул, переглядываясь с сонно моргающим товарищем. Как только командир ушел, он принялся растирать опухшие глаза, четно пытаясь отогнать дремоту.
— Да ничего с этой дверью не случится! — парень широко зевнул, дергая плечами, — я уже двое суток не спал.
— Ты не один такой, неженка. Война, вообще - то, у всех.
— Я не жалуюсь. Просто патруль держат уже больше суток, и ничего не случается.
— Больше суток – это много? Откуда ты знаешь, что на уме у железяк? Вот откуда они узнали, где наш бункер? А?
Солдат помрачнел, сжав свободную руку в кулак. Неизвестность злила всех – ждать угрозы можно ото всюду. Предатели ли это? Новые технологии? Что - то еще, о чем даже не подозревают? В панике убегать из своего жилища, бросая слабых друзей – иначе не спасешься сам. Как животные, лишенные интеллекта. Человечество становилось все более диким, грубым, бессердечным, уподобляясь своим врагам. Треск костей и предсмертные вопли все еще стояли у него в ушах, и с одной стороны, пускай это и было постыдным, но юноша этому рад – кошмары не дают заснуть, помогают нести вахту.
— Откуда я знаю, — сквозь зубы проговорил он, — главное, чтобы больше такого не повторилось.
— Не каркай!
— А ты суеверен?
Мир приобрел краски, пусть и бледно - серые, понурые. В груди защемило, участилось дыхание, воздух в легких нагрелся еще сильнее. Дальше хода не было – ее металлические ладони скользят по сухой, шершавой поверхности, острые кончики пальцев слегка царапают, выпуская беловатую пыль.
— Слышал?
— Нет. Ничего нет.
— Кто - то скребется, — боец приник к стенке, — точно что - то есть!
Его сослуживец прижал ухо к прохладному камню, закрывая второе.
— Тебе кажется, Диксон. От недосыпа. — он напряженно улыбнулся, пихнув его в бок.
Диксон посмотрел на него нервным, растерянным взглядом, громко хрустнул затекшей шеей, отворачиваясь в сторону.
Риз зачарованно осматривает свои конечности, переливающиеся химически - белым – до этого времени на изучение себя девушка не выделяла. Пальцы длинные, тонкие, заточенные, как хорошее лезвие, с сверкающей жилкой внутри. Кисти не такие скелетированные, как у других машин – они полностью литые, без швов и впадинок, и не понятно откуда льется мягкий, притупленный свет. Выше осталась плоть, добротно порванная в нескольких местах. Она натягивает драные рукава куртки ниже, надеясь хоть как - то прикрыть этот ужас. Взор переползает на ноги, укутанные в штаны, туго затянутые поясом. Они ей велики, но сейчас это только в плюс – вырванные куски мяса не так видно, только габаритная дыра зияет на правом бедре.
Оторвавшись от ран и ожогов, плотно покрывающих ее тело, Элайджиа вслушивается в вибрирующие звуки, плохо доносящиеся до нее. Она зажмуривается, потягаясь различить где вопли, а где слова, где ветер свистит, а где завозился человек. Напряглась всем телом, мышцы послушно сократились, задрожали, тоже обращаясь в слух.
Это похоже на наваждение, но таковым не являлось – рябь заплясала перед глазами, на короткую, пугающую секунду, весь мир залила вспышка противного, белоснежного света, в углу что - то полыхнуло, проскальзывая по краю, тут же молниеносно исчезая. Неосознанно, она попятилась, расставляя руки в стороны, пытаясь найти опору, зацепится за любой выступ. Но вдруг все закончилось, так же неожиданно, как и началось, разнося по телу подкашивающую слабость, впрочем, быстро пропавшую. За ней, убивая страх, пришло странное, могучее возбуждение. Дикое, необузданное, выталкивающее логику из размышлений, ослепляющее, вводящее в транс.
Элайджиа замерла, опустив голову вниз. Еще вспышка – ее пробивает судорога, и фрагменты чьей - то памяти – явно не ее – простреливают, сдавливая виски адской болью.
Кровь, визг, тусклый блеск, резкое движение. Преграда, ломающаяся под натиском – из дыры хлынуло что - то жутко темное, вязкое, показался сахарно - белый цвет, тонкой, чуть изогнутой полосой. Шум, как будто упало тело, грузное, увесистое. Человеческое тело. Волна серо - красных помех взорвала сознание, картинка задрожала, возвращаясь тьмой, разбавляемой видом двух хитросделанных манипуляторов, изляпанных кусками теплой плоти. Один из них согнут, удерживая ту самую белую полоску, тоже орошенную кровавыми брызгами. Только сейчас стало понятно – это ребро, выдранное из раскуроченной грудной клетки мужчины, валяющегося рядом.
Она его не знает. Она его не помнит.
Бешеный, неподконтрольный гнев заклокотал в ней, глаза закатились, вспыхивая багровым. Не было цифр и символов, льющихся в самом верху HUD - дисплея. Не было чувства отчуждения – как органика бунтует, не желая подчинятся технике.
Только две полупрозрачные, юркие линии, сошедшееся в одной точке, и небывалая, невероятная сила удара, пробившего толстую, бетонную стену на раз.
— Твою мать!
Бойцы отскочили, одновременно снимая оружие со спины. Щелкает предохранитель, руки лихорадочно трясет – стена крушится, расходясь внушительными трещинами.
— Сообщи, срочно! Пусть уводят людей! — неистово взревел Диксон, сжимая винтовку, покрываясь нервной испариной.
Второй солдат с трудом кивнул, отрывая взгляд, исполненный паникой, от кулака, сверкнувшего в стремительно растущей дыре. Он сглотнул, поднял микрофон, устанавливая связь. Громко заговорил, пытаясь объяснить ситуацию, но не успел.
Проем с обкусанными, рваными краями, стал настолько большой, что туда вполне мог пролезть рослый парень. Вначале показалась нога в грубом, мужском ботинке.
А потом, пригибаясь, в бункер вошел человек.
Девушка. Красивая, высокая, в грязной, поношенной одежде, почему - то загибающая руки за спиной. Лицо молодое, испещренное царапинами и рубцами. Глаза – светлые, округленные испугом, еще большее сильным, чем у самих бойцов, полностью обескураженных ситуацией.
— Риз? — Диксон почти беззвучно прошептал, щеки мгновенно посерели.
Она приоткрыла рот, очи затуманились, наполняясь слезами, Элайджиа, свистяще выдохнув, неопределенно помотав головой.
— Что ты здесь делаешь?
— Покажи руки!
Риз опять медленно покивала, смаргмвая мутные слезинки, скатившиеся по окровавленным скулам.
Оба парня подняли оружие, взяв девушку на прицел.
— Подполковник. Перестаньте молчать.
Прошло достаточно времени, чтобы шок прошел и Диксон, оглядев дыру, сделал единственно правильный вывод.
— Глуши ее! Металл!
— НЕТ! — она выставила ладони, засветившиеся призрачным светом, вперед.
Два синхронных выстрела вдарили ей по груди, вышибая воздух, снося ее с ног. Риз отлетела в стенку, мраморные пучки энергии разошлись по ключицам, доходя до кончиков пальцев. Камень за ней искрошился, осыпался, и киборг безжизненно сползла вниз. Она не отключилась – мир исчезал плавно, погасая частями. Сознание – людское, перегруженное эмоциями, ускользало от нее, опуская резко потяжелевшие веки.
Отредактировано XX - Пятница, 12.09.2014, 22:57 |
|
| |
| XX | Среда, 17.09.2014, 21:47 | Сообщение » 19 |
Повстанец
Сообщений: 23
| Теплый, сладковатый воздух заполнял привычную пустоту внутри, утихомиривал тревоги, бальзамом ложась на старые, ноющие шрамы моральных потрясений. Детство в бегах, рассказы матери о Судном Дне, как она загремела в психушку, ее животный, сумасшедший взгляд, и тот момент, когда мир, невольно выстроенный по внушению мамы, ожил, оказавшись правдой. Правдой, подкосившей его психику, но, как не странно, закалившей характер – почти мгновенно на него навалился безмерный груз ненавистной ответственности за все человечество. На него – 12 летнего мальчишку, рассекающего на байке с другом, грабящего автоматы, посылающего приемных родителей.
Дядя Боб, Кибердайн, тот чернокожий ученый Дайсон, СкайНет, представляющийся ему чем - то страшно могучим. Взрывы, стрельба – его собственные вопли, до сих пор стоящие в ушах. Нестерпимый жар завода, подозрительно - сладкий голос Джанелл. И низкий, безэмоциональный Терминатора.
— Твои приемные родители мертвы.
Приятные, горячеватые лучи солнца прогрели крышу, светло - коричневая черепица лениво потрескивала, постепенно остывая в раскидистой тени ветвистого дерева. Подложив локти под голову, Коннор лежал, обдумывая нынешнее положение.
Ему 13 лет, но он пережил столько, что мог бы заткнуть за пояс любого взрослого. В разговорах с друзьями Джон, естественно, не упоминал о своих приключениях, хотя иногда очень хотелось.
— Я с родителями на Мальдивах был.
— Да? И как? — кучка восхищенных девочек обступила мальчугана, одежда которого с точностью до цента отражала содержимое кошелька его мамочки и папочки.
— Круто. — он как - то слишком надменно для своего напыщенно - глуповатого вида протянул, и Коннор, наблюдая со стороны, выразительно фыркнул.
" А я с мамой дома взрывал. "
Пару девчушек оглянулись на него, пискляво засмеялись, так похоже прикрывая рты маленькими ладошками.
— Что, дружище, внимаешь опыт сливок общества? — его друг с усмешкой кивнул на толпу, собирающуюся около богатенького одноклассника.
Джон понимающе улыбнулся, и Майкл, так же сверкнув зубами, поздоровался с ним крепким, привычным пожатием рук. Он перенял этот жест у Сары и Энрико – ее верного товарища, прикрывшего в нужный момент.
— Ага, — он скривился, открывая джинсовую сумку, доставая со дна небрежно смятый листок с расписанием, — сейчас математика.
— Понимаешь, о чем я? — Коннор недвусмысленно посмотрел на друга,
получив в ответ сначала слегка непонимающий взгляд, а потом такой же лукавый, переполненный предвкушением.
— Быстрее. Пока никто не видит.
И они сбегают с опостылевшего урока, не боясь получить наказание от разгневанного классного руководителя.
Какая - то машина проехала мимо, утробно ворча мотором. Она, поймав бочиной яркий отсвет, остановилась у дома напротив. Только шины перестали шуршать, мягко уткнувшись в бордюр, как задняя дверь распахнулась, едва не слетая с петель.
— Дома! Наконец - то дома!
Звонкий, высокий детский голос завибрировал в ушах, Джон поднял голову, щурясь от яркого, слепящего солнца.
— Милая моя, тише!
С переднего сидения выскользнула женщина в светлых, узких штанах, ринулась к девочке, стремительно бегущей к крыльцу. Перехватив ребенка, она заправила прядь русых волос за ухо и проворчала:
— Ну и куда ты? Расшибешься, плакать будешь!
— Мам, все нормально?
Из салона, держа в руках бурого плюшевого медведя, высунулся такой же блондинистый мальчик.
— Да, золотко, да, — его мать с укором посмотрела на дочь, вырывающуюся из объятий, — иди в дом, сейчас мы будем.
Мальчишка легко спрыгнул с сиденья, широким шагом направляясь к двери. Женщина поставила девчушку на землю, одергивая задравшуюся кофточку, аккуратным движением вытерла грязь с лица, и, нежно сжав миниатюрную розовую ладошку, повела едва успокоившегося ребенка за собой. Она пару раз споткнулась, заливаясь счастливым смехом, и ее мама, не выдержав, тоже захохотала приятным, грудным тембром. Красивая, вычурно изрезанная дверца захлопнулась, пискнула сигнализация автомобиля, вспыхивая оранжевыми фарами, и все утихло, обернувшись тишиной, отдающей басовитым гулом.
В груди что - то потянуло, мышцы обуяла колючая боль, уходящая куда - то в глубь. В глубь души.
Коннор зажмурился, даже не пытаясь совладать с эмоциями, захватывающими его, убивающими логичные мысли, запускающими в танец воспоминаний. О том времени, когда он не мог еще составить связного предложения, но смазанные, полу додуманные картинки всплывали, вспархивали, как птицы, испуганные громким, оглушающим выстрелом.
Бах.
Бах. Бах.
Мама стоит у деревянного стола, гремит ржавыми, железными банками, расставляя их, как мишени в тире. Поправляет последнюю, ловит его мутный, неосознанный, но любопытный взгляд, тепло улыбается своими алыми губами, в углу которых – заметный, темный рубец, только начавший покрываться коркой. Она взводит руку – отточенно, уверенно – ее лицо лишается выражения, становясь похожим на бесстрастную маску.
Бах. Жестянка взрывается покореженным металлом, улетает в даль, зарываясь в желтый песок.
Бах. Вторая, вывернувшись внутренностями наружу, срывается с исцарапанной столешницы.
Совсем юный Джон зачарованно наблюдает за Сарой, последовательно выбивающей импровизированные мишени, чуть качая темноволосой головой. Мать перестает стрелять, не глядя взводя рычаг предохранителя, подходит к нему, смотря сверху вниз. Мальчишка улыбается, протягивает грязные ладони к женщине, ответившей ему такой же счастливой улыбкой. Ведь Коннор был слишком мал, чтобы увидеть в ней долю непонятного страха, появляющегося в серо - зеленых глазах каждый раз, когда она смотрит на него. Только он, как оказалось, запомнил этот взгляд, вспомнив его в ту секунду, когда мать, прижимая к телу раненную руку, хрипло стоная, спускала его вниз, лязгая тяжелыми заводскими цепями.
Справа что - то сильно гремит, эхом разносясь по кварталу, Джон опять встрепенулся, насилу разлепляя обсохшие губы. Боль у сердца приутихла, рассасываясь противным, едким чувством горечи, осадком откладывающимся от всего пережитого. Размяв порядком затекшую шею, мальчик поднял взор к густым кронам изумрудных деревьев, меланхолично махающим гибкими плетями ветвей. Ветер пробегал по кропотливо выстриженным лужайкам, рисуя причудливые узоры. Домики, где побольше, где поменьше, тянулись длинным, темным рядком, отливая разными цветами крыш.
Коннор совсем недавно стал вдумываться в кошмары мамы, все четче осознавая, что они наиболие логичны из всех, которые виделись или снились мальчишке. Веки задрожали – он представил, как все это сгорает, разметается ядерной волной, как вспыхивают люди, лишаясь кожи, мышц, жизни, семьи...
— Джон! Подойди ко мне! — не в меру взволнованный голос Сары врезается в тишь, отталкивая глобальные проблемы, вместе с грандиозными философствованиями на второй план.
Паренек ловко слетает с крыши, цепляясь за лакированную лестницу, приземляясь на мягкую траву, чуть подгибая ноги. Джон врывается в комнату, дыхание застревает посреди глотки, когда он натыкается на сгорбленный силуэт матери, располагающийся по середине зала.
— Мама! Что случилось?
Женщина в неясном жесте поднимает левую руку, продолжая так же сосредоточенно смотреть на золотистую бумажку, сжатую в побелевших пальцах. Ниже стоит картонная коробка, днище которой простеленно бежевой материей. И на ней, роя переливающуюся ткань носом, смешно сопя, потявкивая и бешено махая торчащим хвостиком сидел щенок с короткой, лоснящейся шерстью белого цвета, испачканной неровным пятном около правого уха, согнутого пополам. Песик толкнул стенку короба, недовольно рыкнув, и Коннор, вздернув брови от удивления, ласково поднял собачку на руки. Сара продолжала рассматривать визитку с витыми буквами, на этот раз – инициалами.
" Р. Д. "
Ричард Дуглас. Хорошая память – это все. Молодой детектив, познавший их будоражащую тайну, не желал отставать, прислав чудного щенка, обнюхивающего ее сына, удивленно замершего около животного, изучающего его лицо, то и дело тыкаясь в него прохладным, мокрым носиком.
Это было похоже на издевательство – нежные, убаюкивающие лучи солнца просачивались сквозь бардово - розовые занавески, воздух вокруг сладковатый, призывающий забыть все проблемы, окунутся в пучину беззаботности. Псина искренне радостно тявкнула, щелкая молочно белыми зубками, лизнула Джона шершавым, слюнявым языком. Идиллия, рай, спокойствие – как знать, может именно в этот миг в другом конце города разрастается шар, ощетиниваясь сверкающими молниями, скрывая внутри посланника времени – из будущего, или прошлого – карты судьбы давно уже перемешала слабая, но упертая человеческая рука.
Этот парень явно намекал – наверное, знал, что собаки чуют Терминаторов – это только начало, надо быть на чеку, вы не убежите от войны. Своим широким жестом он пошатнул фундамент уверенности, выстроенный Сарой из бесконечных самогрызений – самовнушений, сотен стаканов крепкого алкоголя, бессонных ночей, вошедших в привычку, изнуряющих упражнений, вводящих мышцы в панику. Коннор перевела взгляд на окно, за которым текла обыкновенная, незаурядная жизнь, вполне могущая разорваться диким огненным вихрем в любой час.
— Мам?
Джон опустился на коленки, становясь рядом. Дотронулся до ее нее, чуть тряхнув. Женщина моргнула, нахмурилась, силясь унять волнение, щиплющим ореолом обматывающее сердце.
— Кто это прислал?
Она сжимает челюсти, скулы натягиваются, зрачки поддергиваются сизой пеленой гнева, выманивающей глухое рычание из горла. Почему ее берет такая необузданная злоба? Это их мир, их бремя, и кто - то, узнавший об этом только по фактам, скрупулезно выписанным в отчетах и уголовных делах, возомнил, что понимает суть и масштаб происходящего. Что понимает этот ужас, леденящим пламенем проходящий через каждую клеточку. Эту гнетущую атмосферу без возможности думать, что будущее будет, что есть надежда прожить жизнь, лишенную крови и потерь.
— Мам, — ее сын уже шепчет, почему - то ссутулившись, — Так получилось, что я слышал этот разговор.
Сара поднимает голову, с прищуром взирая на мальчика, в очах которого появилась серьезность, не присущая его годам.
— Я понимаю, что многое в этой жизни еще не усвоил, но неужели нам не нужна поддержка?
— Вот именно, — она нервно сглатывает —ты не понимаешь. — Коннор скрипнула зубами, сведя брови на переносице.
— Мама. Я тебе не верил. Не верил, что мы бежать не будем. Это же ясно, что так будет постоянно.
И настало долгое, нужное, необходимое молчание, разрывающееся от избытка противоречивых, совершенно разных чувств.
— Прости меня, — женщина поправила непослушную челку, спавшую Джону на глаза, от чего то покрасневшие, ярко заблестевшие на приглушенном свету.
— Я понимаю. Это не от тебя зависит. И... Этот мужик...
— Ричард?
— Да. Зачем ты с ним так? Он же хотел помочь. Нам сейчас любая помощь нужна.
— Мой мальчик, — Коннор, неожиданно для себя всхлипнув, обхватила ладонями лицо сына, — Никому нельзя доверять.
Он долго смотрел ей в глаза, все больше наполняющиеся мутноватыми слезами, потом, решив для себя что - то, кротко покивал, утыкаясь макушкой в плечо. Щенок без движений лежал рядом, непонимающе, но внимательно разглядывал людей, тихо, скрытно плачущих, обнявшихся по середине зала. Выдохнув, Джон отстранился от матери, быстро смахивая слезу большим пальцем. Его расфокусированный взор попадает на животное, тоненько, жалостно заскулившее, будто прочувствовавшее обстановку.
— Оставим его?
Уже усмирившая эмоции Коннор протягивает руку к псине, тут же подавшейся вперед, неловко боднувшей кисть, игриво пискнувшей. Губы сами собой складываются в робкую, давно выцветшую улыбку.
— А давай.
|
|
| |
Радуют описания, да и вообще детализация. Буду ждать продолежения. 
