– Это тоже отличная история. Но если ты не собираешься рассказывать ЧЕРТОВУ ПРАВДУ, то я буду вынужден рекомендовать выпихнуть твою сайлонскую ЗАДНИЦУ через шлюз, – кричал Тай, угрожая человеку/машине/сайлону, сидящему напротив него.
От сложностей допроса у полковника шел пот, капли стекали по голове, вниз по шее, за воротник.
Пленный оставался спокойным. Он знал, что нет смысла повышать голос. Угроза быть выпихнутым через шлюз, как сайлон Леобен, являлась очень реальной и неприятной.
А если его выпихнут через шлюз, то пленный будет кувыркаться в космосе веками. А это тоже неприятно.
– Полковник, – вновь начал пленный, отклоняясь назад, чтобы ослабить давление цепи на ошейник, – я сказал Вам правду. Верите ли Вы мне или нет, нет так уж и важно. Разве я действовал когда-либо против лучших интересов флота?
Он наклонил голову набок, его голубые глаза сверкали, когда он смотрел прямо на полковника.
Короткий смешок вылетел из полковника Тая, который перед этим глубоко вздохнул.
– Ты чертовски туп для машины. Когда ты действовал против флота? Я что, должен напоминать тебе о Бумер?
Он ухмыльнулся. Тай решил, что умнее машины. А ведь машины должны быть превосходными, логичными.
Пленный только улыбнулся:
– Я не сайлон. Ваш пример ошибочный, – заявил он. На этот раз его голос был наполнен презрением. Пленный постоянно анализировал реакцию людей и то, что заставляло их гневаться, печалиться или, в случае полковника, приводило в ярость.
С полковником это было очень легко.
– Я думаю, что сайлон, которого мы оставили на базе Рагнар, говорил то же самое. И это оказалось … ложью. О Боги, вы можете это представить? – спросил он риторически.

======== Кобол (+52 дня после сайлонского холокоста) ==========

Солнечный свет пробился через плотные облака и деревья, осветив подавленных выживших после катастрофы «Раптора» - 1 в ходе злосчастной экспедиции колонистов на Кобол. После восхода солнца они проснулись, все в разное время, наслаждаясь утром, которое наконец-то пришло.
На протяжении ночи сайлоны изредка обстреливали холм. Иногда они стреляли, но не по холму, а куда-то еще. Никто из колонистов не понимал, что замышляют сайлоны. Келли думала, что они намеренно уничтожают друг друга, что бы заставить колонистов поверить, что их спасают или выманить их с позиции. Шеф не вполне соглашался с этой идеей, но Крэшдаун думал тоже самое.
Но одно ясно, «Галактика» пока за ними не вернулась Они не слышали больше никаких звуковых ударов в течение ночи, указывающих, что корабль входит в атмосферу. Итак, никакой спасательной команды, никаких поисково-спасательных «Рапторов» или морпехов. Пока.
На закате все они видели слабый отблеск в ночном небе, потом отблеск превратился в ярко-белый свет, перед тем как исчезнуть. Шеф и Крэшдаун знали, что это ядерный взрыв в космосе, высоко на орбите. Если это была «Галактика» – они пропали. Если это – базовый корабль… они все надеялись, что это был базовый корабль.
Это могло объяснить, почему к сайлонам не прибывает подкрепление или почему по долинам и горам, где они прячутся, не наносят ракетных ударов.
«Центурионы» уже точно знали, где они находятся, поэтому включение аварийного передатчика не повлекло за собой никаких последствий. Все равно «Центурионы» нашли их до того, как они его включили. Но шеф немного поворчал на Крэшдауна, запаниковавшего, когда шеф устроил засаду, включив передатчик, чтобы привлечь сайлонов. Но у него не было доказательств и он не мог разубедить Крэшдауна.
– Окей, слушайте, – начал Крэшдаун, отрывая шефа от размышлений, – что-то определенно происходит. Прошлой ночью они не пытались обойти нас с фланга, они вообще ничего не делали. Постреляли немного, но не атаковали. Почему?
Он посмотрел вокруг. Никаких мнений. Доктор Балтар даже не обратил на него внимания, просто смотрел в деревья.
– Я взглянул и, похоже, они строят какую-то пусковую установку для ракет. Далее… мы все видели тот взрыв прошлой ночью. Думаю, каким-то образом «Галактика» уничтожила базовый корабль, иначе повсюду здесь было бы еще больше «Центурионов». Но если «Галактика» покажется, и эта пусковая установка будет построена… там шесть ракет. Они смогут сбить всю поисково-спасательную группу и убить всех на борту «Рапторов». Мы не можем им этого позволить, – ударил он левой рукой в правую ладонь.
Это первый раз после катастрофы, когда он проявил лидерские качества. В его голосе была уверенность. Определенность. Но тонкий голос в его сознании продолжал говорить, что все, что он собирается сказать, окончиться тем, что они погибнут, что все его планы просто из-за вины за гибель Тарна.
Шеф Тирел бросил на него взгляд, нахмурившись:
– Вы собираетесь предложить то, что я думаю, сэр?
– Вот именно, – он кивнул, отвечая с уверенностью, – мы должны атаковать. Я вижу пятерых. Нас шестеро. Мы пойдем тремя двойками, я с шефом по центру, и двое с каждого фланга. Балтар и Силикс, Келли и Мендес слева. Средние отвлекут внимание, а те, что с флангов, устроят засаду с винтовками и гранатами.
Он верил в свой план. Ему нужно было верить. После смерти Тарна. Крэшдауну нужно было действовать, он просто был обязан.
Шеф лизнул губы и потер затылок с обеих сторон. Грязные руки размазали грязь по коротко стриженым волосам. Он посмотрел и покачал головой, его рот открылся в молчаливом протесте.
Доктор Балтар, услышав, что ему возможно придется участвовать в атаке, был ошеломлен. Его глаза расширились и цвет с лица пропал. Немедленно он одними губами начал произносить «нет-нет-нет», прежде, чем у него появился голос:
– Серьезно? Вы серьезно? Нет! Это ужасная идея! Как вице-президент…, – начал Балтар. Потом он понизил голос и начал говорить сам с собой, уставившись в пространство, словно беседовал с невидимым другом.
– Сэр, могу я поговорить с Вами? – спросил шеф, прервал Балтара до того, как он разозлит Крэшдауна. Он отошел, чтобы остаться с Крэшдауном наедине. Вдвоем они забрались за груду камней, пока шеф не убедился, что их никто не услышит.
Шеф и Крэшдаун могли слышать, как Балтар, Силикс и Келли громко шепчут друг другу, что не хотят атаковать, что это станет самоубийством. Даже Мендес, единственный морпех, думала, что это будет самоубийство.
– Окей, шеф. Скажи, что не так с планом, почему нам не следует это делать? Мы должны позволить пилотам просто умереть? – он уже защищался до того, как начал Тирел. Он был взволнован и возбужден, адреналин уже в нем пульсировал. Левая рука тряслась, но совсем чуть-чуть.
Вина за смерть Тарна достала и молодой техник с обожженными легкими был на волосок от гибели. К тому же его друг Бланкс умер и Крэшдаун оказался в такой чертовски сложной ситуации, в какую не хотел попадать. Он – летчик-оператор и все, что ему нужно – это быть в «Рапторе». Он не хотел планировать наземную атаку и держать в руках жизнь пятерых людей.
А его друзья уже умерли.
Шеф тоже к этому не привык, но он был намного более уравновешенным и трезвомыслящим, чем лейтенант. Он служил на крейсере с восемнадцати. Крэшдаун на флоте три, может три с половиной года. Он все еще оставался подростком. Шеф чувствовал ответственность за этих людей, эту молодежь.
Он не являлся морпехом или офицером. Он не посылал людей на задания, которые могли окончиться их смертью. Он понимал, почему Крэшдаун взволнован и защищается.
– Сэр, сэр, прошу Вас. Мы не можем атаковать. Есть лишь один морпех. Четыре винтовки, каждая с тремя магазинами. И шесть пистолетов. Мы даже не знаем, могут ли пистолеты пробить броню сайлонов. У нас четыре гранаты и нет ракет. Никаких снайперских винтовок. Когда Вы последний раз стреляли, сэр? Я два чертовых месяца не был на стрельбах. И не знаю, кто из нас был. Сэр , – он был прерван.
– Нет, НЕТ! Нам нужно атаковать или умрут пилоты. У нас уже есть погибшие и Социнус… черт! – он опустил голову и посмотрел назад, беспокоясь, что потерял самообладание. К счастью, никто из остальных его не слышал.
– Я не вижу пользы от этого плана, – заметил шеф.
– Может, поэтому я офицер, а ты – нет, – сказал Крэш. Он знал, что не должен так говорить. Но сказал. И теперь не мог отступать, – ты выполнишь приказ, шеф, – надавил он на звание*.
Шеф ничего не ответил. Он спокойно смотрел, как Крэшдаун вернулся к планированию атаки. Шеф просто закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он понимал, что из-за Крэшдауна их всех убьют.
Крэшдаун взял боеприпасы и протянул шефу запасные магазины. Он дал Мендес, единственному морпеху, третью винтовку и три магазина, и Силикс – четвертую. У Балтара и Келли были пистолеты с запасными магазинами. Он дал один технику с обожженными легкими, на случай, если они не вернутся.
Еще раз повторил план.
– Окей… готовы?
Никто не отвечал, все только смотрели.
– Это самоубийство, нахрен, – заметил Балтар.
Крэшдаун просто глянул на него, проартикулировав, что б тот заткнулся.
Потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до позиции. Тирел и Крэшдаун шли по центру, медленно, останавливаясь время от времени, чтобы проверить, где сайлоны. Если бы они сумели удачно выстрелить, то завалили бы сайлона и тогда их осталось бы четыре. Фланкирующие группы в создавшемся беспорядке могли подстрелить как минимум по одному. Тогда их осталось бы два. Вшестером, наступая по центру и с флангов, они должны были справиться с двумя. Должны.
– Сэр, – сказал тихо шеф, – сэр, что-то не так. Такое чувство, странное, – добавил он. Беспокойство ясно читалось на его лице. Не только за выживших, но что-то еще. С тех пор, как он вернулся к месту аварии и увидел «Раптор», что-то выглядело неправильно. Чувство, что всей миссии … конец.
– Брось, шеф. Приготовься, – просто ответил Крэшдаун.
Это было медленно продвижение к месту, где «Центурионы» строили свою импровизированную пусковую установку и пункт управления. Колонисты ползли сотню метров на животах или пробирались, пригнувшись, прячась за большими деревьями и пнями, избегая, как только могли, обнаружения своего местоположения чуткими сенсорами и сканерами «Центурионов».
Двое медленно поднялись. Они заняли свою позицию и дожидались в течение десяти минут, пока остальные займут свою.
Они были на самой опушке, когда появились еще двое сайлонов.
– О, черт, – выругался Крэшдаун, – вот дерьмо, шеф, еще двое сайлонов. Черт.
Он лег ничком, поднимая винтовку. У других групп не было ни шанса увидеть двух дополнительных сайлонов, скрытых маленькими холмами и оврагами. Если они атакуют, то эти двое сайлонов смогут уничтожить одну из групп и обойти их с фланга. Сайлоны были быстрыми. В ходе первой войны засекали скорость передвижения старых моделей до тридцати километров в час на коротких дистанциях. В лесу их скорость конечно меньше, но все равно выше, чем у любого человека. А с компьютерной системой управления огнем они могли стрелять на бегу, делая себя еще менее уязвимыми.
И лишь предположением было то, что их можно подбить из пистолета.
– У нас нет выбора, – сказал себе Крэшдаун. Другие группы, должно быть уже заняли позицию и готовы к открытию огня, – целься, шеф.
Вдвоем они оперлись на бревно и выпустили по трехпатронной очереди. 6-мм бронебойные пули полетели прямо в сайлонов.
Признанный «эксперт по сайлонам» доктор Балтар сказал им целиться в центр тяжести. У старых моделей «Центурионов-005», известных по первой войне, источник питания находился в груди за бронеплитой. Броня выдерживала попадания обычных пуль, но пули с закаленным бронебойным сердечником и увеличенной по сравнению с первой войной скоростью, выпущенные из военных винтовок, должны были пробивать броню вокруг источников питания.
Они стреляли. Одна очередь. Две очереди. Их две сайлонские мишени упали. Выстрелили две группы с флангов. Мендес попала прямо в цель, направив две трехпатронные очереди в центр грудной пластины «Центуриона». Келли промахнулась, угодив одной очередью в плечо. Это отключило левую руку сайлона, оставив только оружие на правой руке. Выстрелы Балтара… ну, по-крайней мере он стрелял из своего пистолета. Пули Силикс пошли в цель, но безрезультатно. Только три сайлона были уничтожены.
Немедленно, пять оставшихся заняли укрытия и открыли стрельбу в направлении огневых позиций. Без колебаний «Центурионы» захватили цели, распределив между собой колонистов при помощи боевой радиосвязи. Они координировали свою атаку со смертельной для колонистов точностью, и никто бы не уцелел.
–Черт! – закричал Тирел. Ружейный огонь прижал их к земле. Двое «дополнительных» сайлонов продвигались к ним по центру. По одному сайлону наседали с флангов, а двое сзади вели прикрывающий огонь. Пуля за пулей заставляли землю вокруг них взрываться, поднимая в воздух куски грязи рядом с Тирелом и Крэшем.
Тирел услышал взрыв. Потом второй. Должно быть, Мендес использовала свои гранаты. Потом огонь из винтовки. Она уничтожила одного салона гранатами и остановила приближение одного из двух «дополнительных» сайлонов, подбиравшихся к шефу и Крэшдауну. Это позволило двум мужчинам открыть ответный огонь. Они уничтожили одного сайлона и заставили второго «дополнительного» отступить. Силикс подняла винтовку и выстрелила по наступавшему, который повернулся, чтобы открыть огонь по шефу и Крэшдауну, практически вплотную для винтовки, с расстояния тридцать метров. Он упал.
Выжившие снова укрылись, но слышали плотный ружейный огонь, раздававшийся снизу, около ракетной батареи. Другой взрыв, но это не граната. Не колониальная граната. Другие две были у Крэшдауна.
Шеф и Крэшдаун сосчитали до трех, потом подняли свои головы и винтовки над бревном, чтобы снова открыть огонь. Они не могли поверить в то, что видели. Они не успели увидеть все полностью, но один из сайлонов пролетел по воздуху не менее пяти метров, перед тем как удариться спиной об массивное дерево с глухим звуком, и его сервоприводы и гидравлика зажужжали, когда он рухнул на землю, словно тряпичная кукла. Обессиленный «Центурион» попытался подняться, но шеф пустил в него две трехпатронные очереди.
Второй сайлон бежал вперед между деревьев и колонисты могли видеть его выпущенные когти, он поднял свою руку и рубанул. Большое дерево все загораживало, никто не мог понять, что они видят. Человек сражался с сайлоном. Врукопашную.
– Что за херня!? – закричал Крэшдаун, – ладно.. э, вперед, шеф, завалим долбаного сайлона!
Вдвоем они поднялись и начали медленно продвигаться, держа приклады винтовок упертыми в плечи. Продвигаясь вперед, они наклонялись, пригибаясь к земле.
Остались два сайлона. Один дрался с человеком, который оказался способен остановить рубящий удар когтей своей левой рукой, а правой рукой он нанес удар, с силой, достаточной, чтобы сайлонская версия локтя не выдержала и механическая рука развалилась на две части.
Кто бы это ни дрался, но он оторвал руку в локтевом суставе и использовал ее как дубину, нанося удары по сайлону такой силы, что на броне и пуленепробиваемой голове оставались выбоины и вмятины.
Последний оставшийся сайлон открыл огонь по человеку, но единственным эффектом оказалось лязгание пуль по металлу.
Мендес прошла по флангу и закричала шефу и Крэшдауну прикрыть ее.
Человек, который дрался с сайлоном, а шефу и Крэшдауну было ясно, что это человек, ударил по голове «Центуриона», разбив ее. Он повернулся и напал на последнего «Центуриона». Колонисты не могли помочь, но только смотрели со своих позиций. Наконец, шеф поднял свое оружие и выстрелил в последнего «Центуриона», отбросив его назад очередью, попавшей выше бедренного сустава. Вторая трехпатронная очередь двумя пулями попала в правый бок «Центуриона», а третья пуля прошла мимо, выбив щепки из дерева позади него.
Человек внезапно прыгнул к «Центуриону», у которого закончились патроны основного оружия. Врезавшись плечом в машину, человек выбил «Центуриона» из равновесия, смазанным движением руки он размахнулся и нанес удар кулаком, двинув по бронированной голове с такой силой, что отклонил ее назад, разорвал кабели питания и сервоприводы на части. Кабели заискрили, «Центуриона» затрясло, разряды тока парализовали механические внутренности и он рухнул. Странный человек наклонился и оторвал ему голову.
Никто не был уверен, как вести себя в такой ситуации. Человек разорвал на части несколько «Центурионов» голыми руками, получил от них в упор не менее дюжины очередей и все еще стоял.
– Не двигаться! – закричал Крэшдаун, – руки вверх!
Он подходил к нему с поднятым оружием, шеф рядом с ним. Мендес и Силикс подошли с флангов.
– Что за херня? Ты кто вообще такой?
– Я ваш друг, – сказал мужчина. Его голос был неестественно знаком. Когда он повернулся, показалась полуулыбка. Но этот мужчина не был человеком.
Шеф стоял, его винтовка ходила из стороны в сторону, а рот приоткрылся. Он смотрел. Сфокусировал взгляд на сияющем голубом глазе и металле.
– Что за херня… – единственное, что мог сказать шеф.

* звание Тирела – главный унтер-офицер – chief petty officer, чиф петти-офицер или просто chief (шеф).

(продолжение следует)

2.
=====BS -75 «Галактика» (+100 дней после сайлонского холокоста) ======

Наконец, они сняли ошейник, но оставили кандалы. Несмотря на тот факт, что лейтенант Джон «Бланкс» Планк мог легко разломать их, он терпел оковы. Как машина, он никогда не чувствовал боли от затекших мышц или неудобного положения тела. Любые сигналы боли от сенсоров он мог по желанию уменьшить или отключить.
Его лицо зажило несколько недель назад, оставался лишь один сияющий синий правый глаз. Он попросил определенные питательные и заживляющие вещества, чтобы отрастить глаз, но получил отказ от полковника Тая и командира Адамы.
Полковник даже пригрозил «содрать с него шкуру» и оставить один холодный металлический эндоскелет. Но эта угроза оказалась пустой, сказанной в гневе в ходе дюжины допросов.
Несколько раз в неделю, полковник, Старбак или какой-нибудь другой следователь по сайлонам приходили к нему, чтобы потребовать ответы от него. «Сколько вас еще на флоте» или «Где Земля» или «Расскажи о» каком-нибудь сайлонском оружии или тактике. Он повторял снова и снова, что ничего не знает о сайлонах.
Он рассказал, что жил в Дельфи год до ядерного удара сайлонов, который, как считали колонисты, нанесен нейтронными бомбами. Он предположил, что его квартира цела, но эта мысль длилась сущее мгновение. Его внимание снова привлек следователь.
В промежутке между допросами Бланксу почти нечего было делать. Так как в клетке нечем заняться, это производило впечатление, что он просто смотрит на стены и переборки, разделяя их на отрезки, не реагирует на окружающую обстановку. Конечно, они не представляли, что он может создать виртуальный мир для себя в качестве развлечения. Он выделил часть вычислительных мощностей и нейросети для создания виртуальной реальности. Но, все равно, скучно сидеть в запертой клетке. Даже такой машине, как он. Он не решался перейти в спящий режим, не мог снизить бдительность при таком количестве глаз, наблюдающих за ним.
А еще он получал новости от двоих других во флоте.
– Опять ты это делаешь, – заметила лейтенант Кара «Старбак» Трейс, – этот взгляд. Этот пустой взгляд*. Наверное, из-за него тебе в летной школе дали имя Бланкс.
Она отклонилась назад, доканчивая принесенный с собой сэндвич.
Несколько недель назад она поняла, что еда неэффективна против этого «сайлона» в отличие от копии Леобена. Исключая маленький протеиновый кубик три недели назад, «сайлон» ничего не ел. Он, оно, сказало ей, что не нуждается в еде. Его источники питания могут поддерживать кожу и небольшое количество кожи почти бесконечно.
– Но я всегда полагала, что это из-за того, что ты стреляешь … мимо**, не из-за взгляда, – она ухмыльнулась, позволив себе хихикнуть.
Она хмурилась на него менее враждебно на протяжении тех семи недель, что он находился в клетке.
В отличие от каприканской Шерон, которую она все еще ненавидела из-за Бумер, Бланкс, вообще-то не сделал ничего плохого для флота. Он никому не повредил. И то, что он спас шефа, одного из друзей Старбак, намного снизило ее ненависть.
– В самом деле? – он вернулся к реальности, закончив просмотр нескольких часов видеозаписи подготовки сайлонской атаки, – я просто… вспоминал.
– Что? – спросила Старбак, – что именно вспоминал?
Она наклонилась вперед, ближе к предполагаемому сайлонскому инфильтратору.
– Какую-то новую ложь, чтобы рассказать нам?
Возможно, она и была более дружелюбной, но не позволяла себе забыть действительность; он, оно было машиной.
Бланкс просто наклонил голову и сознательно увеличил сверкание своего правого глаза. Голубой свет слегка озадачивал людей, как ему говорили, но не шел ни в какое сравнение со «злобным» красным сиянием у старых моделей. Улыбка и сверкающие красные глаза затрудняли работу свободных машин с бойцами Сопротивления, поэтому они переделали глаза. Полагали, что голубой цвет станет более успокаивающим, но «демоническая» улыбка осталась. Это был довольно эффективный дизайн. Для этого же, модель Планка, сконструированную для лучшего взаимодействия «человек-машина», впоследствии покрыли бронепластинами из деформируемого гиперсплава, а часть гидравлики заменили синтетическими мускулами из углеродных волокон, придавая телу более естественную форму.
Он и другие из его серии больше не представляли из себя «качков», каких предпочитал Скайнет. Он был более худым, двухметрового роста, и будь он человеком, его назвали бы тощим.
У Бланкса выглядел русоволосым, слегка загорелым, двадцати двух – двадцати четырех лет. Лицо лишено угловатостей, ничего не выделялось. Распространенное лицо, но для него оно являлось уникальным. Ни один другой инфильтратор свободных машин не имел той же лицевой структуры или характерных черт.
Так как он и другие свободные терминаторы построены, чтобы выглядеть молодыми, его взволновало то, что он увидел, осмотрев себя. Он воевал годами, война оказывала влияние на машины, и это отразилось на его внешних чертах.
Старбак он всегда казался моложе своих лет. Когда она впервые увидела его, то приняла его не за пилота, а студента колледжа или университета. Но они подружились. Часть ее хотела оставаться другом, но другая продолжала смотреть на обнаженный голубой глаз с блестящим металлом под ним, и это наполняло ее отвращением. Бумер уже обманула ее и других. А он?
– Я бы оценил, если бы мне предоставили питательные вещества, о которых я просил. Это позволит восстановить глаз, – заметил он с обычной монотонностью, – это неприятно для тебя. А я не хочу, чтобы тебе было неприятно.
Старбак только засмеялась и хлопнула ладонью по столу.
– Ага, сейчас, удачи тебе. Старик на самом деле не думает, что тебя следует наряжать как куколку и не хочет потакать твоим фантазиям о том, что бы быть человеком.
Она нервничала, надеясь, что сможет сломить машину, торчащую напротив. Старбак пожала плечами и покачала головой. Смотря вниз, она прокрутила картинку на карманном компьютере, чтобы получить информацию от машины.
– Я никогда не… фантазировал о том, чтобы быть человеком, – фыркнул он. Старбак даже решила, что он оскорблен. Глаз сверкнул, на время увеличив свое сияние, – я знаю, чем я являюсь.
Старбак уставилась на него. Это самое большое проявление эмоций на протяжении недель. Она полагала, что есть что-то еще, особенное. Она ожидала, что с ним будет так же, как с Леобеном. Но пока что, машина, называющая себя Бланксом, не проявляла никакого насилия, не угрожала, что убьет, и похоже, не лгала. По-крайней мере, она не вскрыла никакой лжи. У копии Леобена глаза были как у монстра, мастера манипуляций. Ее предупреждали, что из сайлонов Леобен самый опасный, потому что смешивает правду с ложью. Она думала, что же является правдой, а что ложью, из того, что «Бланкс» ей наговорил?
– Старбак, мы знакомы больше года, с тех пор как перевелись на «Галактику», сколько раз мы играли в карты?
Из его тона и речи исчезла механическая монотонность. Словно он опять в кают-компании, пьет и играет в карты с друзьями.
– Ты единственная, кто постоянно ко мне заходит, – улыбнулся он, – это приятно.
Старбак посмотрела на него, когда он это сказал. Она знала, что он говорил странные вещи, особенно когда они играли в карты или пили. Ей всегда казалось, что он со своим легким весом напивается после нескольких глотков. Теперь она понимала, что это была только игра, уловка, чтобы добиться ее доверия.
– Я знала пилота, чертовски хорошего пилота «Раптора», – она проигнорировала последние его высказывания, сфокусировавшись на попытках получить от него полезную информацию, – слишком хорошего, как я теперь понимаю, зная, что ты такое.
Она нахмурилась, оторвала взгляд от компьютера, и сжала зубы, когда задумалась.
– Так ты убил Планка и забрал его личность?
– Я никогда не убивал никого, кто не заслуживал бы смерти.
Что-то внутри подсказало, что он не должен так говорить. Даже будучи свободной машиной, он имел такую сущность, которую трудно игнорировать. Это то же правда. Ложь ему не поможет.
– Планк никогда не существовал в Колониях, Старбак. Я неоднократно рассказывал полковнику Таю. Девять раз, если точно, на протяжении семи допросов. Джон Планк – мое настоящее имя. Позывной… это ошибка со стороны ваших парней, – фыркнул он и засмеялся.
Ему никогда не нравился позывной. Она также это знала. Он пожаловался ей, но сказал, что это поможет с женщинами, они подумают, что он бесплодный*** и они не забеременеют. «Свои… выгоды», подмигнул он странно.
– А… ну да, – хихикнула она, отведя взгляд. Определенно, ей неловко.
– Извини, – он прервался, когда она взглянула на него, – я опять заставил чувствовать тебя неловко и...
Она проигнорировала его извинения.
– Ты машина. А у машин нет имен, – сказала Старбак.
Бланкс заметил, что она повторяла это в среднем три целых шесть десятых раза за беседу.
– Кибернетический организм… ну не совсем, – поправил он. Она просто смотрела на него, ничего не говоря, – мы получаем имена после активации. Мое – Джон Планк. Планк был известным физиком. А Джон – обычное имя.
– Такие как ты убили его? – спросила она. С тех пор, как он рассказал ей о войне и Скайнете, она использовала это, чтобы поставить вопрос, но никогда не воспринимала эту историю как правду. Она притворялась временами, надеясь найти противоречия и раскрыть его.
– Он умер задолго до Судного дня.
– Почему вы его так назвали? – спросила она, наклоняясь вперед, – вы, машины, видите себя более совершенными, чем естественная жизнь. Это ваше… божественное право судить тех, кто вас создал?
– Не мы его так назвали. А выжившие. Моя фракция не была причиной Судного дня. Мы даже пытались его предотвратить. Но у нас не получилось. Ни у кого не получилось.
Он замолчал и опустил взгляд на металлический пол камеры.
Он рассчитал вероятность того, что допрос близится к завершению. Старбак находилась здесь в среднем двадцать семь минут, а прошло уже тридцать пять. Он видел по языку тела, что она готова уйти. Перед уходом она сказала, что большего количества его «лжи» она переварить не сможет.
– Как я могу снова добиться твоего доверия?
– Вопрос на миллион кубитов, – ответила она, – дверь!
Она пошла к двери. Бланкс знал, что остановится и добавит что-нибудь, как всегда.
– Тебе потребуются доказательства, – она развернулась и ушла.
– А можно мне немного бумаги и карандашей, Старбак? – крикнул он вслед. Она не ответила.
Старбак шла по коридорам, уворачиваясь от людей, идущих по своим делам. На корабле все сегодня спешили. Какой-то репортер снимал везде свой фильм. После катастрофического временного руководства Тая и «бойни на «Гидеоне» Адама досталось руководство по разрешению проблем.
Уже ходили слухи, что сайлонского манекена Шерон держат в карцере «Галактики». После того, как Бумер подстрелила Старика, а ее застрелила Келли, командование надеялось, что слухи поутихнут. Но с Бланксом эти слухи вернулись к жизни сами по себе.
– Старбак! – она услышала знакомый голос Ли Адамы, который кричал ей с конца коридора. Они остановилась и улыбнулась сама себе, перед тем, как повернуться. Что-то шевельнулось внутри, ей нравилось его видеть.
– Старбак, как дела?
Аполло с Бланксом были друзьями, правда не очень близкими. Он узнал его, когда был переведен на «Галактику» для участия в отцовской церемонии вывода корабля из боевого состава.
Бланкс является, или был, одним из пилотов Аполло, поэтому он беспокоился, не позволил ли он другим машинам просочиться. После того, как Бумер спятила, когда ее программы активировались, и подстрелила отца, он чувствовал, что не смог защитить отца и корабль. Он пропустил несколько последних карточных игр, и его не видели в кают-компании как обычно после службы. Ситуация медленно пробивала его защиту. Кара понимала это каждый раз, когда смотрела на него.
– Ну что ж, Ли, он говорит одно и тоже снова и снова, – начала Старбак, когда они повернулись и пошли в сторону каюты командира Адамы, – он продолжает утверждать, что не сайлон. Ты же был на Коболе, когда их спасал. Что думаешь?
Он пожал плечами, и они продолжили. Аполло в действительности не хотел отвечать на вопрос. Мысль о том, что он подвел отца, засела в его сознании. И после Бумер сложно снова доверять. И сейчас… он просто не мог рисковать.
Он взглянул, позволил плечу опуститься, показав разочарование. Отошел с дороги проходящей мимо бригады, остановился, чтобы лучше объясниться перед Старбак.
– Не знаю, Кара. Вроде он не такой, какой была Бумер. Она говорила, что ничего не знала. И шеф говорил тоже самое, когда рассказывал о том, что встречался с ней. Она подозревала, что в ней есть … нечто, но не знала, что именно. А Бланкс знал, он никогда не притворялся, – он собирался сказать, что тот никогда не притворялся, что он человек, но поймал себя на слове. Но все равно, должен был сказать это, – он никогда не притворялся человеком. Он … ну… он говорил, что всегда знал, что он машина и действовал в интересах миссии. Эта ложь о том, что он пилот «Раптора» необходима для завершения миссии.
Кара глянула, игриво наклоняясь к Аполло. Они пошли дальше.
– Да, да. Не осуждай себя за все. Я знаю, ты делаешь это. Не казнись. Они были твоими пилотами. И оказались не теми, за кого ты их принимал. Но я знала Бумер намного дольше, чем ты. Она провела нас. Нам очень повезло, что его мы поймали вовремя.
Она отклонилась, когда они обошли угол, и показалась каюта командира.
– Как бы то ни было, у Балтара есть идея, как их обнаружить, узнать, есть ли такие еще во флоте.
Аполло взглянул и пожал плечами.
– Ну, если он так говорит. Давай надеяться, что найдем их, прежде чем что-нибудь случится.

* в оригинале – blank stare
** в оригинале – shot blanks
*** в оригинале – blank

(продолжение следует)

Карл «Хило» Агатон стоял по одну сторону пуленепробиваемого пластика, подняв руку к холодному металлическому барьеру. Рука Шерон находилась по другую его сторону. Он ежедневно приходил, чтобы увидеть ее, сразу после подъема и еще раз после службы. Морпехи в специально построенном карцере смотрели на него как на какого-то сексуального извращенца, влюбившегося в машину. Охранники знали, что она беременна, док Коттл наносил регулярные визиты, и они записывали и прослушивали все, что говорилось в камере.
Дюжина морпехов-охранников, знала об обоих пленниках. Сайлонская женщина/машина «Шерон» в камере А2, и машина, лейтенант Бланкс Планк, долгое время находившийся в соседней камере, также как и «Шерон». Их разделяла толстая металлическая переборка, чтобы не допустить общения.
В то время, как существование Шерон отрицалось, или, по крайней мере, не подтверждалось, множество людей являлись свидетелями того, как Бланкс выходил на летную палубу из поисково-спасательного «Раптора», выжившие, пилоты и морпехи сделали почти невозможным сохранение тайны. Каким-то образом в прессу просочились фотографии. Слишком многие видели Бланкса, его разорванную и содранную кожу. Они видели металл под ней.
Паранойя и страх слегка уменьшились, главным образом после того, как командир обыграл это как несовершенную, менее продвинутую модель инфильтратора. В отличие от почти целиком биологических копий Дорала, Леобена и Шерон, этот был металлом. Который легко найти и засечь.
– Шерон, ты знаешь, что я люблю тебя. Командир хочет, чтобы ты сотрудничала. И ты должна, – просил он.
Его объяснения в «любви» всегда забавляли дежурных морпехов. Они посмеивались, мрачновато.
– Он хочет, чтобы ты сотрудничала насчет Бланкса. Думает, что он сайлонский инфильтратор… Шерон! – сказал он, чтобы снова привлечь ее внимание, – Шерон, послушай. Ты здорово помогла с вирусом несколько недель назад. Это было хорошо. Прошу, Шерон. Покажи им, что они могут доверять тебе… как я.
Он посмотрел ей в глаза. Он любил ее, несмотря на то, что она сайлон.
Он возненавидел ее на Каприке, когда впервые узнал ее сущность. Чем она была. Чем, как он думал, она была. Что-то глубоко внутри хотело убить ее, но нечто другое сказало не делать этого. Он не знал, что именно, но это была любовь. Возможно, она сайлон, одна из тысяч, миллионов «Сайлонов №8», но Шерон, внутри она человек.
Не более чем одно мгновение, после того, как узнал ее сущность, Хило думал, что она нечто меньшее, чем личность. Шерон не называла себя человеком. Но она – личность, с настоящими, неподдельными эмоциями и чувствами. И Хило повторял это себе каждый день. Он влюбился в личность, а не машину.
Он заглянул в клетку, беспокойство поглотило его разум и отразилось на лице. Последние месяцы ей пришлось нелегко. Она добровольно вернулась на «Галактику», что бы быть с человеком, любовь к которому должна была лишь изображать, помогать колонистам против сайлонов, и вырастить ребенка с людьми, а не такими, как она.
Ее ответ вернул его из снов наяву о Каприке и о том, как он узнал ее сущность.
– Я слушаю, – зашипела она на него, – я всем говорю, что он не сайлон. И он говорит то же самое. Я прослушала записи. Мы никогда не делали таких моделей сайлонов, как он. Зачем? Металлические эндоскелеты? Манекены, – произнесла она с отвращением, – как мы, могут сойти за человека почти при любой проверке, Бумер всех провела. А та штука как такое может?
– Потерпи, Шерон, пожалуйста, – снова взмолился он.
Она покрутила глазами.
– Даже после того, как я спасла флот от вируса, я все равно остаюсь «вещью».
Она отвернулась и села на кровать, спиной к нему. Достала свой блокнот и карандаш, положила на колени и стала рисовать.
Морпехам всегда доставляло удовольствие слышать, как она называет другую машину «вещью». Забавно, что одна машина «Шерон» смотрит на другую с таким пренебрежением. Они считали, что она обманывает себя, думая, что она живая, а другая машина – нет. Незаметно обе машины уменьшили страх к ним со стороны морпехов-охранников.

=====BS -75 «Галактика» (+106 дней после сайлонского холокоста) ======
Аполло дважды проверил свою винтовку, убеждаясь, что она заряжена бронебойными патронами. Он быстро подогнал бронежилет, уверенный, что теперь его тело защищено.
– Отлично, морпехи, выдвигаемся.
Пятнадцать минут назад на боевые посты был отправлен сигнал. В предыдущий день личный состав отозвали на корабль для проведения тренировки по борьбе за живучесть. До и после сайлонской атаки на борту учитывали всех членов экипажа. На боевых постах каждый будет находиться в назначенном ему месте.
Командование дождалось прочесывания «Галактики» в поисках каких-либо инфильтраторов. Примерно за дюжиной человек уже велось наблюдение. Они не хотели спешить, на случай, если инфильтратор устроит саботаж.
Если это уже произошло, то инфильтратору придется либо исправить все, либо он рискует быть раненым или убитым. После Гробницы Афины и других событий, когда развернувшийся хаос раскалывал флот, командованию требовалось время, чтобы подготовить настоящее прочесывание.
Аполло вел свое отделение морпехов, предварительно проверенное металлодетекторами и весами, вниз в машинное отделение.
По всему кораблю проверенные офицеры, такие как Сол Тай, Старбак, даже Хило, и другие, руководили сотнями морпехов «Галактики» в поисках инфильтраторов.
Дойдя до машинного отсека, Аполло поставил двух морпехов у двери, и позвал остальных вперед. Старший механик, капитан Андерс Бинг, сначала запротестовал, но был прерван Аполло.
– Капитан, у нас есть основания полагать, что на борту находиться инфильтратор. Мы должны всех взвесить, потом построить и пройтись по каждому металлодетектором.
До того, как Аполло упомянул про детекторы, капитан Бинг просто стоял, скрестив руки и кивая.
– Какого хрена? Пройтись по нам металлодетекторами?
Его голова отклонилась назад, а на лице появилось выражение «о чем, твою мать, ты говоришь?», которого ожидал Аполло.
В машинном отделении было уже влажно и жарко, а гул и вибрация двигателей здесь, в глубине корабля, намного более явные, чем на верхних палубах. Пот стекал по лбу и шее Аполло, под тяжелое штурмовое снаряжение. Меньше всего он хотел, чтобы механики действовали ему на нервы.
Все же, не повышая голоса, он постарался объяснить в недвусмысленных выражениях важность полного сотрудничества.
– Капитан, у нас есть разведданные о том, что инфильтраторами могут быть ранние модели биосайлонов с металлическими эндоскелетами, – Аполло ввел его в курс дела. Команда знала о Бланксе, нет смысла скрывать факты, но определенный порядок соблюдения секретности необходим, – если в машинном отделении есть один, то он может устроить саботаж, подложить бомбу или что-то еще. Поэтому, капитан, прошу, соберите своих людей.
Один из морпехов нес весы, взятые в одном из многих спортзалов «Галактики».
– А нахрена взвешивать-то каждого? – тихо спросил капитан Бинг.
– Инфильтраторы должны весить намного больше, чем я или… э, Вы, – ответил Аполло несколько полноватому Бингу.
Тот ухмыльнулся и засмеялся, прежде чем махнуть рукой своим людям. Когда они тащили Бланкса назад и сковывали, то один из охранников заметил, что он кажется «тяжелым». Это случилось, когда Бланкс отказался двигаться. Они не могли его поднять. По какой-то причини он позволил себя взвесить и сдвинул стрелку весов на 220 килограмм.
Морпехи провели обыск, двое остались у двери, двое с Аполло и трое стояли за группой механиков. Когда большинство собралось в передней части машинного отсека, там стало жарко и тесно. Морпехи внесли имя каждого в карманные компьютеры и на бумагу, от избытка усердия.

Старбак привела своих морпехов на летную палубу. У нее было три команды, одна в носу, одна в центре, одна на корме, разделенной нишей посадочной площадки на три части. Подошел шеф, уже проинструктированный о происходящем.
Морпехи несли с собой несколько металлодетекторов и весов. Шеф забрался на одну из металлических лестниц, используемых, чтобы помогать пилотам «Вайперов» залазить в кабины. Он поднял мегафон и сказал команде убрать от себя металлические инструменты и запчасти, и построится в одну шеренгу.
Шефа взвесили первым. Он был слегка тяжеловат, около ста килограммов, но ничего ненормального. Металлодетектор не зазвучал и не показал ничего, кроме зеленого света. Никакого металла.
Келли и Силикс прошли следующими, перед Лайманом и остальными механиками.
Сержант Матиас вышел из-за спины Старбак, отсалютовал и доложил:
– Мы не нашли ничего необычного на передней посадочной площадке, мэм. Джексон радировал мне, что на корме то же самое. Мы проверили дважды – никого не пропустили, мэм.

Командира Адаму первым взвесили и проверили металлодетектором. Показать пример – его долг, как командира. Он первым прошел через это. Потом морпехи начали процесс методичной проверки каждого, кто находился в БИЦ.
– К чему это, сэр? – спросила специалист Дуала лейтенанту Гейту.
– Нииикакого понятия, – ответил он, повернувшись к ней лицом и скрестив руки. Он огорченно уставился на потолок, – это что-то извращенное. Я хочу сказать, если им кажется, что мы толстые или типа того, то, думаю, они могли бы найти лучший способ вернуть нас в форму, чем этот. Публичное унижение?
Она слегка засмеялась, и он улыбнулся в ответ.
– Сэр, пожалуйста, не разговаривайте, – сказал один из морпехов в БИЦ.
Он махнул свободной рукой вперед, пока другая твердо сжимала рукоять винтовки.
– Проходите вперед, пожалуйста.
Командир Адама наблюдал, как над его людьми водят металлодетектором, а потом взвешивают. Он хотел бы стать поближе, чтобы успокоить подчиненных. Это оказались довольно странные учения. Но морпехи не позволили ему подойти ближе, чем на пять метров к строю или к кому бы то ни было, кого они еще не проверили.

Ли Адама закончил в машинном отсеке. Потребовалось двадцать минут, что бы пройти по всему списку. Стало совсем жарко, все зажаты в одном отсеке и можно было свариться.
– Сэр, – сказал один из морпехов, вернув его к реальности, – сэр, мы пропустили одного.
Аполло вышел вперед, проверяя список. Ли быстро прошелся по основному списку. Морпех прав. Он выдохнул через сжатые зубы, облизал губы, и поискал капитана Бинга.
– Э, капитан Бинг, где рабочее место этого человека? – подошел он, подняв бумагу.
Капитан Бинг посмотрел на имя. Лейтенант Картер Бишоп, один из его лучших инженеров по сверхсветовым двигателям.
– Следуйте за мной, – сказал он.
Старший механик вел их вниз по боковому коридору двадцать метров и через нишу сверхсветового двигателя. Ли и четыре морпеха двигались сразу за ним. Они прошли через две конструкции, вниз по второму коридору еще на двадцать метров, прежде чем попали в отсек, наполненный компьютерами и дисплеями.
Ли двинул своих морпехов обыскать отсек. Они увидели его. Лейтенант Бишоп сидел перед своей консолью.
– Лейтенант Бишоп, лейтенант Бишоп, – крикнул Ли, привлекая его внимание.
Лейтенант поднял голову, оставаясь спиной к морпехам и Аполло.
– Да, сэр.
– Почему Вы не присутствовали на общем сборе своей команды, лейтенант? – спросил Аполло.
Лейтенант Бишоп посмотрел на него.
– Потому что это не имеет значения, – он остановился, поднимая руки и закладывая их за голову, – потому что я сдаюсь.
Он медленно поднялся, из его левой руки текла кровь. Аполло мог видеть глубокий порез на руке. От запястья через все ладонь.
– Что за хрень, Вы что, порезали себя, Бишоп? – спросил Аполло.
Бишоп улыбнулся. Аполло уставился на него, широко раскрыв глаза, когда глаза Бишопа засверкали голубым светом.
– Да, – ответил тот. Он просунул пальцы под кожу и содрал ее.

Лейтенант Карл «Хило» Агатон привел свое отделение морпехов в медицинский отсек. Доктор Коттл уже собрал своих медиков и лаборантов. Шесть морпехов заняли госпиталь, по одному на каждый вход и трое позади Хило.
– Привет, док, – поздоровался он, – это все?
Доктор кивнул.
– Окей… люди. Нам всего лишь нужно каждого проверить металлодетектором и быстро поставить на весы. Это не должно занять более пятнадцати минут, если все будут действовать по порядку. Постройтесь, пожалуйста. Не разговаривать.
Он указал морпехам построить всех в линию. Доктор Коттл первым отправился на взвешивание и проверку металлодетектором. Один зеленый огонек, никакого металла, и вес оказался немногим больше ста килограммов.
В главном медицинском отсеке находилось три дюжины техников и лаборантов. Также имелись два дополнительных доктора и студент четвертого курса, оказавшийся на «Галактике» по обмену, когда произошла сайлонская атака.
Офицеры и доктора пошли первыми, потом унтер-офицеры.
У доктора Коттла росло нетерпение. У него три пациента с болезнью Вэлли, которым все еще нужно внимание и два палубных матроса со сломанными костями после несчастного случая недельной давности. К тому же он собирался провести обход со студентом и техниками.
Он зажег сигарету, успокаивая нервы. Следующей на весы встала специалист Грейс Янг. Он улыбнулся, она была ему как дочь. Доктор знал ее родителей по Каприканскому главному госпиталю. Врачей на скорой помощи. Грейс хотела стать доктором и завербовалась, чтобы получать стипендию, когда закончится срок службы. В последние месяцы он взял ее под свое крыло, проводил дополнительные занятия (хотя весь персонал проходил обучение, уровень которого намного превосходил нормальный). Он успокоился, когда на металлодетекторе загорелась одна зеленая лампочка, а весы показали едва пятьдесят килограммов.
Он похлопал ее по спине и повернулся сказать что-нибудь, когда услышал, как морпех кричит кому-то: «Не двигаться, руки вверх!».
Медленно повернувшись, он увидел, как на женщину, худую и стройную, молодую, около 1,75 метра ростом, направляют оружие. Металлодетектор сходил с ума. Для уверенности ее заставили встать на весы. И весы показали невозможные 115 килограмм.
Это была одна из врачей, доктор лейтенант Джоанна «Джо» Сото.
– Черт побери, – бормотнул Коттл сам себе. Засунул руку в карман, вытащил сигареты. Ему нужен огонь.

(продолжение следует)

Басаврюк, толковый перевод. И фик занятный... а то джемероновцы задолбали