RedDogPro  | Вторник, 31.03.2015, 19:37 | Сообщение » 1 |
 Лидер Сопротивления
Сообщений: 33
| И снова я, с не самым быстрым переводом фанфика Good Now, Fixed Now от Lint к первой серии второго сезона.
Все хорошо, Я исправна
Джон? Джон, ты не должен этого делать. Ты не знаешь что делаешь.
Он не уверен, как долго он стоит здесь, босыми ногами на холодном полу, смотря в зеркало на избитую версию самого себя. Он никогда так сильно не чувствовал, что нужны перемены.
Он был готов, если понадобиться, использовать нож, но быстро проверив тумбочку, под раковиной, нашёл ножницы. Лёгкая неуверенность перед первым срезом, подъём волос с головы открытыми ножницами, мёртвые глаза в отражении.
Он больше не знает, кто это.
Надрез, надрез.
Нет, Джон, ты не должен этого делать. Ты поступаешь неправильно. Это неправильно, Джон.
Он размышляет о правильных вещах, пока его волосы спадают вниз перед его лицом, прилипая к порезам на щеке. Как они собираются пройти битву за будущие с верой, что каждая невинная жизнь должна быть сохранена любой ценой.
У них это не получается, время от времени. Дайсон, Энди Гуд, люди Дерека, и та девушка, которую он не смог спасти в школе.
Невинность была последней вещью, которую он видел в глазах Саркисяна, когда он, крича, ударил мать пистолетом. Как он хрипел с яростью, когда получил удар по всё ещё болящим рёбрам. Это холодная маска смерти, которую он когда-либо видел у машины.
Надрез, надрез.
Теперь всё хорошо, теперь всё в порядке. Я провела тест. Теперь всё хорошо. Теперь я исправна.
Он задумался, что все эти убийства для них, машин, если убийство просто решение проблемы. Саркисян собирался убить их обоих, он не сомневался в этом, и он сделал то, что должен был, чтобы спасти маму.
Честно говоря, он точно не помнит, что он сделал, какие звуки он издавал. Он никогда не чувствовал последний вздох человека. Наверное, это хорошо, что он не помнит, детали не важны, потому что он был проблемой, угрозой.
Одно быстрое движение и проблема была решена.
Надрез, надрез.
Теперь ты можешь мне верить. Теперь всё хорошо.
Выражение её лица в фургоне, постоянно спрашивающая в порядке ли он, ясно, что она не спрашивала о возможных ранениях. Она хотела знать, что он чувствовал. О том, что он сделал, о пустом взгляде Камерон, смотрящей на него, как будто он просто очередная цель, и чувство в его желудке, когда она подняла пистолет.
Её требование ответа, перед звуком сталкивающихся стекла и метала.
Она не знает. Не знает...
Есть несколько вещей, которые мама не знает о нём. Вещей, которые он уверен, она думает что знает. Одна маленькая деталь, которую он узнал сегодня. Одна, которая раздавит ее, если она узнает, что его руки были твёрдыми.
Убивая Саркисяна, он не колебался, не вздрагивал, не моргал. Он был проблемой, угрозой, и затем просто телом, лежащим на полу. В одну секунду он был здесь, и в другою его не стало. Она продолжала спрашивать в порядке ли он. Она хотела поговорить о том, что случилось, он не хотел, зная, что не может рассказать ей о машинах. О том, как может на секунду, он понял.
Как это напугало его больше, чем настоящие убийство человека.
Он нашёл машинку для стрижки волос в другой тумбочке.
Вжик, вжик.
Теперь я в порядке, я в норме. Я провела тест. Всё прекрасно. Я в порядке.
Мама хотела поговорить о Камерон, что случилось с неё, какой-то сбой программы и она просто ещё одна машина с миссией.
Убить Джона Коннора.
Убить его.
Внезапный удар печали, привкус сожаления, за которыми немедленно последовала вспышка гнева.
Она знает их, она знает всё.
После всего через что они прошли, всего чего достигли, она внезапно, стала наибольшей из угроз для них.
Вжик, вжик.
Я сожалею о том, что сделала. Сожалею. Это была не я. Ты должен понять это была не я. Это была не я.
Резать её голову во второй раз было нисколько не легче чем в первый. Руки треснуться, нож слишком тупой и остальные инструменты плохо приготовлены. Его провал сделать то, что нужно, потому что это не она вела его через это в этот раз. Он знал, что делать, он у не было её обещания, что всё будет хорошо. Что она сделает свою работу и вернётся. Это пугало его.
Он мог убить человека, что спасти маму, но он не мог убить ее, чтобы спасти себя.
Вжик, вжик
.
Ты не должен этого делать Джон, не должен. Пожалуйста, послушай меня. Послушай, я не хочу уходить. Пожалуйста, Джон, прощу.
Ещё одна случайность, ещё раз на волосок от гибели, перед мольбой. Это уловка, он знает, что это уловка, крик мамы постоянно напоминает об этом факте. Он всё ещё сомневается. Десять секунд назад она бросила разводной ключ в него, десять секунд назад она охотилась на него как на животное.
Теперь она звучит как девушка, которую он встретил в Нею-Мексико, та, чей отец продаёт тракторы, девушка, пожалевшая новенького.
Он всё ещё сомневается, не хочет делать того, что должно быть сделано. Не с ней.
Джон, выслушай, я не хочу уходить. Пожалуйста. Джон. Пожалуйста. Теперь я в норме. Послушай, я не хочу уходить. Сожалею.
Двадцать человек мертвы из-за него и не важно, что Дерек пытается сказать ему о людях, отказывающихся принять реальность, он уже принял решение.
Это его вина.
Конечно, они несут смерть с собой. Но она была другой. Она другая. Он сделал её, он отправил ей назад. Её чип повреждён, но он может его починить. Её можно починить, она нужна ему.
Дерек смотрит на него, как будто он сошёл с ума, и не в первый раз.
Она спасла его жизнь, она спасает его жизнь.
Теперь очередь мамы.
Она знает, что он сделал, даже говорит, что гордиться им, и почти звучит так, как будто имеет это в виду. Но ремонт Камерон это не вариант.
Хорошо.
Сожги ей.
Он выключает машинку для стрижки волос.
Это была не я. Теперь я исправна. Я провела тест.
Смотря на неё в этой ржавой оболочке машины, он уже знает, что он не собирается доводить дело до конца. Дерек просит чип, он молча отказываться
отдать его, он видит волнение и подозрение в глазах мамы, но она молчит.
Одно прикосновение к её руке, и он знает, что он сделает, он говорит, что ему жаль, но это не так. Выхватывание пистолета было, надо сказать, драматично, но донесло его точку зрения. Он не собирается переставать верить в неё. И когда он даёт его ей, заставляет пообещать, она отдаёт его обратно.
Всё прекрасно.
Раковина в грязи, кровь всё ещё на его лице, когда мама стучится в дверь, думая, что день можно как-то уладить сандвичем. Она хочет, что бы он знал кое-что, что он уже знает. Что они делают, почему они это делают, как они это делают. Для всего есть причина, и ничего о сегодняшнем дне можно изменить.
Он знает это, он уже это понял. Что лож, обман и воровство всегда были ради спасения мира.
Они живы, да. Этого достаточно, да.
Да, он слушает.
Глядя в зеркало, это ребёнок с лохматой причёской и проблеск надежды исчез. Он не уверен, кто смотрит на него в ответ, будущий лидер человечества или кто-то совершенно другой.
Теперь ты можешь мне доверять.
Он находит ей сидящей на одной из скамеек, пристально смотря на статую Иисуса, на секунду задумываясь, значит ли это что-то для машины, или просто у неё нет других задач в этот момент. Он садиться рядом с ней, она поворачивает голову, чтобы обозначить его присутствие, смотрит не его волосы, но ничего не говорит.
Одной из скоб в её щеке не хватает, серебряное блестящие напоминание, почему он не должен доверять ей, смотрит на него из-под порезанной плоти. Он поднимает руку к ране, нежно соединяя кожу.
"Ты не можешь сделать это снова, « она говорит. "Если я стану плохой ты не можешь возвращать меня".
Его рука падает с её щеки, смотрит ей в глаза, ничего не отвечая на её требование. Конечно, он заставил её пообещать, но знает, что не сможет сделать тоже самое.
Я люблю тебя. Я люблю тебя, прощу...
"Могу я спросить кое-что?" он говорит.
"Да".
"Не лги".
"Не буду", она отвечает. "Обещаю".
"Какой торт ты собиралась купить?"
По какой-то причине он должен знать. Нуждается в подтверждении, что это всё ещё она, что да, он самый крупный в мире идиот из-за того что вернул её, но не был совершенно неправ делая это.
Она другая, она особенная, она нужна ему.
Она смотрит на него мгновение, как будто она, на самом деле думая об этом.
"Шоколадный", она отвечает. "Твой любимый".
Он хочет смеяться, но обнаруживает что это место внутри него, внезапно, пусто. Вместо этого он проводит пальцами через свои только что остриженные волосы и вздыхает.
Она всё ещё смотрит на него, двигает его свою руку поверх его и он позволяет ей.
Я люблю тебя, Джон, и ты любишь меня.
Отредактировано RedDogPro - Вторник, 31.03.2015, 19:38 |
 |
| |
