|
Терминатор: Сотворение мира
|
|
БотАН  | Суббота, 17.08.2024, 00:35 | Сообщение » 381 |
 Сказочник
Сообщений: 2783
| Rednat, благодарю за отзыв! Редко кого цепляет мой подход, обычно читатель тяготеет к однозначности, предпочитает тексты, написанные в строгом следовании принципу «свой-чужой» и не приемлет возражений. Так что особенно приятно. Финал обязательно напишем и увидим, как только четко опустятся мои внутренние весы – либо в сторону неожиданной и не самой радостной развязки, либо в сторону более мягкого завершения. А пока на подходе (вру, на полпути) предпоследняя глава.
|
 |
| |
| БотАН | Четверг, 12.12.2024, 19:39 | Сообщение » 382 |
Сказочник
Сообщений: 2783
| Глава 50. Благие намерения, дурная компания
Утром я упомянул о новых знаниях, позволяющих нам не тратить время на пустяки и беспокоиться о действительно важном. Это не совсем точно. Да, знать всегда хорошо. Допускать отклонения, учитывать вариативный люфт всегда полезно. Но беспокоиться совершенно не о чем. Мне. Беспокоиться надо другим. Мое дело – наблюдать и оценивать. Скажем, завтра я предполагал увидеть в действии налаженную систему активной защиты. Пора: к этому тихо и незаметно все идет много дней. Однако есть немало признаков того, что торопыги, на которых нацелена система, опередят мои чаяния и станут подопытным материалом уже сегодня. Потому что хочешь не хочешь, а у них тоже назрело. И для меня это повод не нервничать, а занимать место в первом ряду. Шоу скоро начнется!
* * *
Как и следовало ожидать, при свете дня эти края выглядят совсем не так, нежели ночью. Вместо смутных, плоских силуэтов, будто вырезанных из огромного листа картона, вокруг простор, широта взгляда и глубина перспективы. Куда пропали все кручи и осыпи? Они, конечно, на своих местах, но никак не привлекают внимание, вместо них глаз видит другое. Вместо уходящих ввысь неприступных стен – пологие горные склоны, скорее холмы, светло-изумрудные от растительности, шелковистые на вид и очень симпатичные. Вместо пугающих бездонных пропастей – мягкая, раскидистая, манящая речная долина. Не видно только самой реки, впрочем все хорошо и без нее, а при желании легко вообразить, что река есть, где-то там внизу, за гигантскими зелеными волнами рельефа, высокими зарослями и маревом послеполуденного воздуха. Благость и спокойствие.
Куда еще нам было ехать, как ни в тот уголок, где осталось нерешенное дело – мое и тех, кто жаждет все устраивать безраздельно и бескомпромиссно по-своему. Благодаря развед-ботам я знаю, что главный неуравновешенный с их стороны, тот кто девятью днями ранее спровоцировал памятное побоище, ничуть не пострадал. Более осторожные, но не менее кровожадные коллеги сочли и впредь полезным держать малоумную горячую голову на опасно длинном поводке. Им выгоден целеустремленный идиот, который не гнушается проделок, перпендикулярных трезвому мышлению. Весьма по-человечески. Ну а как действовать мне? Я уже говорил: решать не систему задач, а систему подходов. То самое, что Кэмерон любит называть определением неопределенностей. Так что милости просим. Фигуры сброшены, фигуры расставлены. Пришло время сыграть новый гамбит.
Мы подъезжаем к знакомому месту нижней грунтовой дорогой, которой девять суток назад выбирались из опасного района, и в отличие от прошлого раза не испытываем заметной тряски, лишь местами покачивает. Восприятие зависит от того, на чем едешь. Грузовой тягач, на местном диалекте «трак», дарует ощущения, каких не получишь от седана, универсала, джипа, лимузина и любой другой дорожной мелочи. Он неподражаем как океанский катер в толпе весельных плоскодонок. Внушительные габариты, роскошный, поистине капитанский обзор – даже отсюда, из задней части кабины, именуемой спальником, где поместились мы с Сарой и где последняя больше часа упрямо и не так чтобы очень правдоподобно симулирует молчаливое благодушие. И еще – чарующий слух напев турбонаддува и невероятно, сказочно, неописуемо плавный ход.
Для достижения последнего, конечно, надо уметь командовать всей этой техникой. Т-1001 умеет. Профессионально не трогая сцепление, наша псевдо-Кэм непринужденно играет рычагом переключения передач, педалью акселератора и рулем, ювелирно направляя крупногабаритную фуру с нужной скоростью по нужной траектории, вдобавок ухитряясь время от времени отхлебывать воду из полугаллоновой пластиковой бутылки и не ронять при этом ни капли. А когда мы ехали по трассе, она всегда подобающе реагировала на встречных и попутных водителей: игнорировала тех, кто игнорировал ее, на мгновение специальной кнопкой тушила все огни в ответ на аналогичное официальное приветствие и пальцами свободной руки строила задорный «пистолетик» тем, кто проявлял больше сердечности. Где только научилась. Так что вы скорее примете эту юную мисс за бывалую водительницу большегруза, как их еще называют, дальнобойщицу, чем заподозрите в ней руководителя научно-промышленной корпорации в отставке.
Мне кажется, Джону должна прийтись по душе такая перемена. Он сидит впереди, в единственном пассажирском кресле, и внимательно, более того, увлеченно наблюдает за действиями «Кэмерон». Но упрямо молчит. То ли его беспокоят причины употребления мимикроидом воды, то ли что-то иное, то ли он тщится собственным умом постичь все тонкости шоферской профессии, то ли просто любуется профилем лже-дальнобойщицы. Кто его знает. А Т-1001, пока не вполне привыкшая к своей новой, неначальственной, простой земной ипостаси, озадачена избыточным вниманием с его стороны, не знает, что с этим вниманием делать, и потому тоже молчит. Хотя могла бы, намекни Джон, прочитать подробную лекцию о механической коробке передач без синхронизаторов, с делителем и переключателем диапазонов. Так что спасибо будущему лидеру за его молчание.
Однако, не странно ли это: мы и грузовой тягач? Огромный, шумный, неповоротливый в сцепке с фургоном, до безобразия яркий и броский. Захочешь, не пропустишь. Как прыщ на лбу у тинейджера. Противопоказан желающим не попадать на радары. В чем же дело? Очень просто: сейчас наша задача не прятаться, в наоборот, быть на виду. Вернее, это моя задача, а Джон и Сара почему-то терпят такое с моей стороны самоуправство. На это есть причины. Будь у моего текста читатели, они бы могли кое-что предположить. А для начала, я думаю, она заметили бы, что ранее по телефону Кэмерон сообщила Джону, что их преследуют три автомобиля, тогда как затем в ангаре Т-1001 продемонстрировала нам только два. Вопиющую бухгалтерскую ошибку, разумеется, заметили и Конноры. И разумеется, им следовало тотчас выяснить, где, черт побери, недостающее «транспортное средство». Вместо этого они дружно и весьма невпопад сделали вид, будто ничего не происходит и все в порядке. И свою фирменную напористость Сара включила не оттого, что ей так уж не терпелось увидеть пленников, но с целью отвести внимание от своего замешательства. И Джон едва ли не обнюхал оба автомобиля вовсе не на предмет отсутствия повреждений, как он сказал, а высматривая хоть что-нибудь, что прояснило бы главное противоречие. Вот в чем дело.
Три автомобиля превращаются в два по разным причинам. Маневры могли пройти не столь гладко, как уверяет Т-1001, и третий автомобиль стал непрезентабелен. Или часть преследователей откололась на полпути. Или улизнула, когда ситуация накалилась. Наконец, неприятельских машин действительно могло быть две, а Кэмерон по ошибке учла какой-то случайный автомобиль. Причем, все эти случаи Конноры должны были поставить в вину нам, «железякам», и закрыть дело короткой разоблачительно-назидательной кампанией. Почему же увиденное в ангаре так смутило, если не сказать ошеломило Конноров? Это просто. Вспомним: Кэмерон докладывала ситуацию Джону каждые пятнадцать-двадцать минут. Этих докладов было несколько – четыре, пять, шесть, может и больше. То есть, у нее было достаточно времени заметить свое упущение и привести первоначально заявленные данные в соответствие с реальностью. Все знают, как машины любят точность. Кэмерон не была бы собой, не сделай она этого. Но она не сделала. Следовательно, вывод напрашивается сам собой: уточненных данных у нее элементарно не было. Почему? Да потому, что она покинула место событий много раньше, чем думали будущий лидер и его боевая матушка.
Почему же схитрила Кэм? Ну, во-первых и отнюдь не в-главных, у нее теперь есть процессор Кэм-второй, она знает последние часы и минуты жизни своей сущности из бывшего соседнего варианта событий. Это эмоциональная сторона, и она теперь немало волнует Сару. Ведь так вероятно, что та, «нездешняя» Сара под влиянием очередного приступа мнительности, войдя в командирский раж, в самый неподходящий момент под каким-то предлогом отослала «ту» Кэмерон с глаз долой. Чтобы не путалась под ногами у нее, Великой Сары Коннор, отягощенной Непосильными Для Прочих Смертных Проблемами. Результат не заставил себя ждать. Ну и что с того? Да, некрасиво, досадно, но теперь едва ли имеет значение. Имеет значение другое.
С утра я и Кэмерон тщетно надеемся услышать от Сары или Джона нечто вроде: «Тут такое дело, ребята... Ни за что не догадаетесь, кто подал голос позавчера. Олдридж. Связался с нами через Эллисона...» Да, два дня назад Сара получила такой телефонный звонок от Джеймса, и так уж вышло, что в тот момент ей удалось скрыть его от Кэмерон. Однако в «Зейре», как мы помним, заботами ныне временно покойного Джона Генри установлена шпионская телефонная система. Джона Генри нет, но некоторая предусмотрительность, осторожность и, если хотите, любопытство свойственны также бывшему и новому руководству корпорации. То есть, и по этому поводу Сара тоже волнуется не напрасно. Она очень умна и чутка, эта Сара Коннор, только иногда все это не помогает.
Непосредственно Конноры зейровское начальство не интересовали. Другое дело – контакты тех, кто в разное время тесно пересекался с корпорацией. В том числе контакты Эллисона и Олдриджа. И вот – сигнал. Кому-то неожиданно и не в самый урочный час позвонил Джеймс. Кто же тот несчастный на другом конце линии? Представьте, Сара Коннор. Причем Эллисон, увлеченный своей никому на тот момент не интересной новостью, вызвал Сару по личному, как бы для всех секретному номеру. Когда-то она назвала ему этот номер и теперь ей выпал случай горько о том пожалеть. А кто же звонил Джеймсу за две минуты до того? Представьте, это был предмет его неуместной новости – лично агент Олдридж, также известный как агент Засранец. Который, в свою очередь, до и сразу после этого общался – с кем бы вы думали? А кое с кем из важных деятелей ФБР. Что-то вырисовывается, не так ли?
Еще как. И Сара, хотя не знала многого, о чем знали в «Зейре», поняла: ФБР поймало на мушку ее секретный номер и по списку звонков вот-вот с неизбежностью определит связанные с ним номера. Вот так просто и быстро – потому что неожиданно, в точности так, как обычно и попадают на крючок. Черт возьми! Сара наверняка впала в бешенство – но усилием воли вынуждена была это скрыть, потому что Кэмерон поблизости и не должна ни о чем догадаться. Иначе кретину Эллисону конец. Так рассудила мисс Коннор и тайно поведала о новой беде одному Джону. Засвеченная трубка вместе с засвеченной картой на неопределенный срок перекочевала в экранирующую алюминиевую коробку, а правила дружественной связи «на всякий случай, мало ли что» сдвинули в пользу строго безличных номеров. Я узнал об инциденте от зейровского начальства, тайно известил Кэмерон и все мы теперь хитрим друг перед другом. А что толку? Это не меры, даже не полумеры. Эффект от них, извините, не многим лучше плацебо. ФБР редко упускает добычу.
Как теперь поступит Кэмерон? Можно быть уверенными, что бы там на самом деле ни мучило Джона, приняв данные о калибовских информаторах, Кэмерон не поедет «по адресам». Это глупо. У информаторов есть внешнее прикрытие, каналы экстренной связи со штабом, то есть с ФБР, и скорее всего они напрямую взаимодействует между собой. Появление киллера тотчас заметят, негодяи прыснут кто куда и с жизнью распрощается вряд ли более чем один из них. Это не наш КПД. Поэтому Кэмерон должна тихо, без суеты навестить на работе новую лже-Уивер и там прямо, так сказать, с телефонного коммутатора получить море сведений о контактах и информаторов, и их связных в ФБР, и Олдриджа с Эллисоном, и вообще всех, до кого дотянется. Что потом? Я не знаю. Задач у Кэм много, подходов к ним тоже хватает. Захватывающий выбор. И это – во-вторых.
Все перечисленное очень напрягает Сару и Джона. Поднявшее их след Федеральное Бюро, пригретые им бандиты в «Калибе», свора повязанных и вряд ли довольных этим наемников в нашем фургоне и кибернетическая девчонка-убийца против всех. И весь такой с виду добрый и чудовищный по сути девчонкин папочка, который, страшно подумать, что-то знает про их собственную, конноровскую неловкую ложь. Все это вгоняет их в особую, надо полагать тоже конноровскую, разновидность ступора. Вон они, бедолаги, даже не реагируют на то, что мы уже приехали, продолжают по инерции играть, один – в увлеченное рассматривание Кэмерон, другая – в остекленевшее кроткое миролюбие.
Мы и в самом деле почти приехали. Осиливаем последний рубеж – крутой заезд с поворотом, ведущий с нижней грунтовки на твердую площадку перед воротами объекта. Двигатель берет повышенную ноту, немузыкальную, но все же не надсадную, и на первой передаче тянет, тянет, уверенно затягивает нас по кривой наверх. Прицеп в правом зеркале попеременно кренится то влево, то вправо. Как там наши пленники? Не укачало бы их... Вскарабкавшись на последние ярды, выползаем на горизонтальный асфальт. Облегченно вздохнув, мотор без всякой натуги вытягивает прицеп. Еще один правый поворот, из кустарника выступает сетчатая ограда с откатными воротами, путь к которым преграждает знакомый белый шлагбаум. Есть и новые детали. Как елочным серпантином, все перечисленное опутано ядовито-желтой лентой с периодической черной надписью «police line do not cross», а перед шлагбаумом, вероятно для вящей неприступности, дорога перерезана канавой в два с половиной ярда ширины и не менее того глубиной. Добро пожаловать. На Конноров эти подробности действуют двояко: выводят из потерявшего смысл оцепенения и побуждают новое беспокойство. Еще бы, обычно такие места они стараются объезжать стороной. А я и Т-1001 заранее знали, что здесь увидим. Мы знаем, что безвестный герой-экскаваторщик свалил вынутый из канавы грунт под правый откос, чтобы предельно затруднить восстановление проезда. Да и будь даже эта куча под рукой, у нас все равно нет лишнего часа на земляные работы. А навести временный мост не из чего. Девять дней назад неподалеку отсюда меня не очень надежно укрыла от пуль стальная ремонтная эстакада, вроде бы донор подходящего материала, но я боюсь, ФБР уже ее изъяло и подшило к делу. Как улику.
Одними ладонями стремительно вращая руль то в одну, то в другую сторону, наша «дальнобойщица» рисует тягачом замысловатую кривую вбок, потом еще более замысловатую траекторию назад, и всего в один, как говорят водители, перелом прицепа быстро и идеально точно ставит его в нескольких ярдах от канавы. Ставит не абы как, а так чтобы, когда мы распахнем задние двери, через камеры наружного наблюдения нельзя было увидеть, что у нас внутри фуры. «Кэмерон» выключает мотор и на несколько секунд замирает, будто предлагая нам напоследок оценить его мягкое затихающее бормотание, а когда приходит тишина, решительно распахивает дверь, моментально наполнив кабину, взамен пахнущего пустым холодильником кондиционированного воздуха, теплым-претеплым, душистым-предушистым ветром, и проворно спускается на землю. Успевшие домедитировать и перезагрузиться Джон и Сара следуют за мимикроидом. Я делаю короткую паузу, ибо торопиться всегда желательно неспеша, и выбираюсь наружу последним. Пока все хорошо. Мы беспрепятственно добрались до места назначения, до театральной сцены, на которой вот-вот разыграется долгожданное представление. Так не будем медлить и, фигурально выражаясь, до третьего звонка добавим кой-какие мелкие декорации и привлечем к спектаклю больше актеров. Начнем с актеров.
Часть наполненной тары, загромождающей проход в фургон, мы с Т-1001 сначала задвигаем немного внутрь, чтобы было, куда встать, а затем, начиная сверху и заканчивая тем, что стояло в основании импровизированной стены, переправляем на землю и ставим в стороне. Чтобы потом не отвлекаться, разбираем всю баррикаду сразу и целиком, она больше не нужна. Из глубины фургона поблескивают глазами повязанные гости. Живехоньки. Меньше чем за две минуты полностью расчищаем проход, и «Кэмерон» принимается за наш живой груз. Пятью-шестью движениями обрезает веревки, которыми он был принайтован, жестом велит всем встать на ноги и принимается делить снизку на составляющие элементы. Сара залезает в фургон, но не проходит в глубину, остается у края и наблюдает... не знаю, наверное за соблюдением конвенциональных прав пленных. И заодно комментирует:
– Как-то очень сложно они у тебя связаны. Так вообще никто не делает.
– Есть наука топология, – информирует ее «Кэмерон». – Это раздел математики, посвящ...
– Делай дело, ладно?
Стоящий рядом со мной Джон с укором смотрит на мать, не одобряет ее распорядительный тон, но та слишком увлечена происходящим, и не видит сына. А Т-1001 уже вовсю стрижет путы на пленниках, усыпая пол фургона короткими обрезками веревки. По ходу дела она демонстрирует Саре одного из парней, который частично перетер обо что-то витой полипропилен между запястьями, но и наглядный пример не производит впечатления на упрямую комментаторшу. Один за другим парни обретают возможность шевелить руками, и через две минуты все семеро свободны и разминают затекшие мышцы. Сара спрыгивает на землю, а Т-1001 коротким жестом предлагает гостям покинуть фуру, что они и выполняют, держа руки на виду, не делая резких движений и жмурясь от яркого солнечного света.
Они разного роста, но все плотные, плечистые, шеи вряд ли у́же черепа, а у троих – точно шире. Физиономии нормальные, цивилизованные, без генетических отсылов к далеким вольным предкам. У пятерых нижнюю часть лица подчеркивает ухоженное сочетание короткой щетины под носом и на подбородке, у троих эти островки растительности сомкнуты в кольцо вокруг рта. Один мой будущий знакомый, сопротивленец, потерянная личность и ругатель, именует такую композицию, э-э... очень неприличным словом. Четверо на голове носят блестящую прическу типа бильярдный шар, у пятого и шестого волосы стрижены очень коротко, а последний, седьмой, в пику приятелям щеголяет модельной стрижкой и густыми усами. Глаз хотел бы дополнить ансамбль разгрузочными жилетами с «матюкальником» на левой или правой лямке, шарфами от пыли и ненужной популярности и прочими атрибутами солдатской романтики. Но увы, на парнях самое обыкновенное гражданское облачение. И оно даже не в полном порядке: кому-то недостает пуговиц, у кого-то ампутирован рукав, а у иных из штанин выщипнуты клочки материи, что делает владельцев таких штанов похожими на мавров с надгробья венецианского дожа Джованни Пезаро – хотя тело в дыры проглядывает не черное и блестящее, а самое обыкновенное, немного загорелое. У кого-то заметны старые шрамы, у некоторых есть татуировки. Короче говоря, все брутальные красавчики, стоят кучкой и озираются.
Отредактировано БотАН - Пятница, 13.12.2024, 01:34 |
|
| |
| БотАН | Воскресенье, 29.12.2024, 14:49 | Сообщение » 383 |
Сказочник
Сообщений: 2783
| Что они видят? Скалистые склоны, ближний в основном открытый, на дальнем растительность гуще, внизу кустарники большей частью жмутся к ограде. Остальное – ворота с желтой лентой, шлагбаум, канава перед ним, видеокамеры, одна на конуре дежурного, две на столбах в двадцати ярдах слева и справа, двухэтажный корпус в глубине закрытой территории. Если бы и получилось оторваться, уйти будет почти нереально, тем более, что неясно с дорогами. А как они оценивают шансы на отрыв? Пока тоже пессимистично: две машины-убийцы намного превосходят их общие возможности, они уже испытали это на себе. Но профессионализм нашептывает: инициатива дело тонкое, хитрое, переходящее, надо быть начеку. А для начала неплохо бы понять, в какую такую гребаную дыру их занесло и зачем здесь так много полицейской ленты.
– Ну что, господа варяги, осмотрелись? – начинает приветственную речь Сара. – Теперь послушайте. Кто мы такие, я думаю, вам известно. Кто вы, мы в общем тоже знаем и не хотим входить в подробности. Другими словами, ваши имена, боевые клички, специализация, субординация, задание и любая другая информация от вас нам не нужна. На этом хорошие новости кончаются. – Сара обеими руками указывает на меня. – Это Пит. Он в некотором роде наш специалист по связям с общественностью. Пит расскажет вам все остальное.
Общественность фокусируется на мне. Время просвещать.
Так вот, местность, где мы находимся – это южная часть разветвленной сети древних континентальных водостоков, именуемая Топанга-каньон. Здесь в одной из низин расположен выносной объект научной корпорации «Зейра». Объект давно законсервирован и частично переведен в ранг дублирующей серверной станции. А совсем недавно ФБР после обыска, изъятия серверов и других оперативных мероприятий окончательно его закрыло, отсоединило от коммуникаций и опечатало. Причина – фатальная неприятность, девять дней назад постигшая здесь неких, назовем их так, интересантов. Возможно, общественность что-нибудь об этом слышала. Однако то, что искали различные заинтересованные, включая федералов, как ни удивительно, все еще здесь. Замуровано в подвальных тайниках. Для понимания: это некоторый запас материалов, произведенных по особым технологиям, которыми не должен овладеть никто. Для большего понимания: никто означает никто вообще. Но жаждущие добычи не отступят и рано или поздно, применив глубинную локацию, непременно отыщут желаемое. Следовательно, наша задача – обнулить их шансы.
– При помощи взрывчатки? – подает голос бритоголовый громила, почти перетерший веревку. – Там ее ящиков сорок, – качает он голым черепом в сторону фуры.
– Тридцать шесть, – уточняет «Кэмерон». – Как раз достаточно.
– И их надо перетаскать в здание? – проницательно уточняет парень с короткой стрижкой, круглым лицом, насмешливыми бровями и поцапанными штанами мавра.
Ну вот, ребята умные, поняли, что здесь они в качестве приглашенной бесплатной рабочей силы. Это верно лишь наполовину, но на данный момент в достаточной мере все объясняет.
– Когда груз окажется внутри, – договариваю я, – наше сотрудничество завершится. Вы уедете, мы останемся и доведем дело до конца.
Усатый-волосатый щеголь коротко переглядывается с хозяином цветных татуировок от кистей до локтей. Татуированный переглядывается с бритоголовым, не Истребителем Веревок, а другим, меньшего роста и без трех верхних пуговиц. Не нравится им это все. А Короткая Стрижка не переглядывается ни с кем, но, я это вижу, чутко ловит малейшие движения сослуживцев. Не он ли у них главный?
– Что с путями отхода? – вникает Усатый-Волосатый.
– Если все сделаем быстро, трудностей не возникнет. До этой минуты федералы не делали большой ставки на визит нарушителей. Заградительных кордонов у них нет.
– Почему федералы, а не армия? – подозрительно спрашивает Короткая Стрижка.
– Армия была здесь в прошлый раз и приобрела крайне негативный опыт.
Беспуговичный переглядывается с третьим бритоголовым без отличительных примет.
– Думаю, вы все поняли, – подвожу я итог. – Вашу жизнь и здоровье определяет положение в пространстве упомянутых ящиков. Рекомендую приступать.
Третий звонок. Спектакль начинается. Расстановка в первом акте у нас такая. Джон и Сара участия в пеших бросках не примут. Они займут позицию рядом с грузовиком, откуда удобно контролировать основную и нижнюю дорогу. «Кэмерон» тоже останется у грузовика, будет страховать Конноров и присматривать за одним солдатом удачи, которого мы оставим орудовать внутри фуры – снимать со штабеля продолговатые серые ящики и подтаскивать их к краю. Шестеро его приятелей, поделенные на пары, и я начнем переноску. Складской дебаркадер, который иногда ошибочно называют рампой, расположен с левой стороны здания, от ворот до него примерно одна десятая мили – около двух с половиной минут спокойного хода с учетом жары. Кстати, после каждых двух заходов людям не помешает освежаться, для этого в кабине у нас заготовлена питьевая вода... Еще нас будет замедлять канава у ворот, ее придется с предосторожностями обходить по одной из узких тропинок слева или справа. С грузом. Значит, путь туда и обратно отнимет не менее шести минут. Первый пробный рейс – четыре ящика. На складе должна быть ручная платформенная тележка, если ее не поглотил полицейский обыск. Какова бы ни была ее вместимость, такая модернизация позволит подключить к транспортировке седьмого героя-красавчика. Итого: без тележки мы управимся за час, с тележкой, думаю, вдвое быстрее.
Первое слово предоставляем «Кэмерон». Т-1001, бывшая Катерина Уивер и в определенной мере все еще хозяйка здешнего движимого и недвижимого имущества, она хладнокровно, с хрустом, зрелищно отламывает шлагбаум от стойки и швыряет его в канаву. Затем не менее вызывающе и под сдержанные одобрительные звуки со стороны «варягов» берется за воротину. Недолгое сопротивление, щелчок сорванной шестерни редуктора и готово. Рваной паутиной обвисает полицейская лента. Путь открыт. Конноры отходят к своему посту и там едва слышно и абсолютно неразборчиво о чем-то совещаются. Что-то поняли? Догадываются? Ну и пусть. Не велика заслуга. Тут каждый о чем-нибудь догадывается и не отступает. Ибо поздно. Истребитель Веревок, самый крупный и рослый, под стать штабелю ящиков, залезает в фуру. Занимает свое место «Кэмерон». Поехали.
А в эти минуты где-то в недрах ФБР напряглись несколько сотрудников. Наверное, дежурный агент, специалист по информационным технологиям, он же аналитик, и руководитель группы. Руководитель прижал к неизбежному правому уху неизбежную телефонную трубку и докладывает ситуацию «наверх». Не успевший погаснуть экранчик подсвечивает идеально выбритую щеку. Все вглядываются в экраны. На экранах – мы. Ну конечно, кто бы сомневался, что видеонаблюдение нашего объекта работает и, разумеется, подключено к системе ФБР. Обычная разумная мера, когда допускаешь нарушение периметра. Я уверен, так мыслят и наши пленники, и мои слова про «отсоединение от коммуникаций» их не обманули. Обмануло другое: мы, как и они, вроде бы не заинтересованы попадать на радары Бюро и не стали бы светиться перед функционирующими спецкамерами. Ошибка. Стали бы. Если очень надо. Да и лица наши для федералов давно не новость. Другое дело фотокарточки наших друзей... Мы же все здесь друзья, не так ли? Вместе приехали, провели короткий инструктаж и намерены дружно заняться чем-то однозначно незаконным...
Ящики легкие, чуть менее пятидесяти фунтов. Два крепких человека, взявшись за боковые ручки, несут такой параллелепипед без заметного напряжения. Я мог бы нести сразу два, но не считаю правильным ограничивать свою подвижность. Мало ли что. Лучше меньше, да спокойнее. Дышат парни легко, свободно, пульс более чем в норме, ноша для них привычная, пустяковая. Чего не скажешь о наших зрителях в ФБР. Все дело в таре. Она достаточно приметная и типичная, чтобы даже самый темный информационный специалист понимал, что там внутри. Значит, телефонные каналы уже горят, лихорадочные новости дохлестывают до самого верха, и там, на самом гнилом верху внезапно и в острой форме понимают то, что я сказал нашим пленникам: фэбээровские простофили недостаточно квалифицированно провели обыск, и то вожделенное, что уже могло быть в нужных руках, вот-вот станет ничем. Психованная террористка Коннор об этом позаботится...
А у нас все тихо. Спокойно, без нервов и спешки, мимо знакомых бетонных рабаток доходим до главного входа в корпус, опаленного, без дверей, загороженного листом профнастила и, как же иначе, пересеченного желтой лентой. Далее налево до угла, направо за угол, там я встречаю живую и здоровую ремонтную эстакаду, до знакомых контейнеров, около которых в стене, за широкими роллетными воротами прячется единственная площадка для приема грузов – упомянутый дебаркадер. Ломать ворота неудобно, ручка на уровне пояса и непрочная, но за несколько секунд я одолеваю препятствие, поднимаю роллет, открыв доступ в широкий проход и складское помещение за ним. У стены синеет обещанная тележка. Блеск. Можно избавляться от груза, что наши носильщики не без удовольствия и делают.
А где-то в недрах гнилых верхов, надо полагать, набирает обороты паника. Угроза усекновения нависла над многими значками, жетонами и шевронами, но это мелочи, на это будет много времени потом. А что прямо сейчас? Что? Делать? Прямо сейчас? Копы и фэбээровцы не помогут, потому что элементарно сюда не сунутся. Они уже видели два десятка дохлых элитных штурмовиков и отлично запомнили это зрелище. Разные подручные «анти»- и «контр»-команды? Эти возможно. Эти не испытали того, о чем уже никогда не расскажут дельтовцы, повизгивают от готовности и ринутся в бой по первой команде. Но опоздают. Увы. А опоздают ли они чуть-чуть и успеют по примеру коллег стать крутой тренированной падалью, или прибудут достаточно поздно, чтобы выжить, никого наверху не волнует. Волнует исключительно недостаток времени. Что делать?!
А у нас все тихо. Прежним размеренным темпом поворачиваем в обратный путь. Усатый-Волосатый катит новообретенное транспортное средство. Кое-кто из его приятелей, я полагаю, не упустил бы случай прокатиться. Но не сейчас. Не тот момент. Не хотят меня раздражать. Безопасный терминатор – довольный терминатор. Беспуговичный даже что-то тихо насвистывает. Колыбельную для меня? Что же, благодарю и никого не подгоняю: это не боевые действия, незачем выжимать из людей все соки. Люди чувствуют заботу и в ответ демонстрируют сдержанное миролюбие: головы подняты, хвосты до половины опущены... Неужели это написал я? Ну и ну... Интересно, как отреагировали бы эти простые-непростые ребята, узнай они, что всех нас сейчас показывают по кабельному каналу ФБР-ТВ?
А те, кто на нас смотрит, в цейтноте. Они просчитались в распределении сил, но, возможно, не так сильно, как мне бы хотелось. Подогревая интригу, я мог перестараться. Их изначальный расчет мог быть ординарнее. Вот, скажем, по дороге сюда, в городе и на трассе, я не раз ловил характерные длинные очереди однотипных гигагерцовых радиопакетов. Такие очереди могут указывать на присутствие неподалеку управляемого наблюдательного дрона. А могут и не указывать. Никаких дронов я не видел. В районе Топанги пакеты затихли. Есть ли корреляция между нашими координатами и уровнем сомнительного радиосигнала? Я не знаю. Какова вероятность? Не знаю. Да и не об этом речь. Речь всего лишь о том, что наши алчные соперники должны были предусмотреть неожиданности. Ведь они совсем не глупы и, как все люди, способны горы свернуть ради выгоды...
Но пока у нас все спокойно. Вернувшись к грузовику, мы сперва перетаскиваем через опасное место над канавой шесть новых ящиков и в два слоя ставим их на тележку. Потом забираем еще четыре ящика, Истребителя Веревок ставим погонщиком тележки – все по плану – и начинаем рейс номер два. И второй рейс проходит так же мирно и безмятежно. На приемной платформе выстроились четырнадцать штук доставленной тары. Почти полдела. Возвращаемся к воротам. Парни дышат немного тяжелее, чем в первый заход.
Говоря о вероятном, стоит упомянуть еще один финт: в принципе алчные неврастеники могут разыграть переговорную карту. Я имею в виду, что есть люди, связанные с ФБР и знакомые нам – те, чье появление здесь не вызовет с нашей стороны моментального и резкого возражения. Тот же Эллисон. Агент Месгрейв. Неплохим козырем мог бы выступить и засранец Олдридж: не было его, не было, и вдруг нате, получайте. Такое может сбить с толку. Наконец, осиротевший дельтовский папуля подполковник Бойд. Своим знакомцем его никто из нас не назовет, но при правильной подаче он мог бы не меньше, а то и больше других повлиять на ход партии. Поскольку наши телефоны не отвечают, надо быстро доставить посланника сразу сюда. Это вертолет. Гражданский, неопасный, легкий, полупрозрачный, не вызывающий и тени подозрений. Сесть вон там, на дороге за асфальтовой площадью...
У грузовика я прошу «Кэмерон» раздать нашим недобровольным помощниками воду. Пусть лезет в кабину и тайком от окружающих попьет сама – увеличит осмотическое давление на мембранах мультиядер, поддержит на приемлемом уровне сниженную выработку молекул оксида дейтерия. Их нужно мало, но зависит от них много... «Варяги» пьют как учили: медленно, мелкими глотками, сидя кто на тележке, кто на ящиках прикрытия, кто на краю фуры. Дают отдых ногам. Я не пью, как все жуткие роботы. Сара и Джон не устали и пьют мало, за компанию. Джон продолжает обегать взглядом видимую окрестность, а его мать недобро щурится в мою сторону. Будто шепчет: «Что ты затеял, черт тебя побери?»
Посланник... Еще лучше два посланника. Метать под нас абцугами: Эллисон с Олдриджем или Месгрейв с Бойдом. Это больше переговорного веса, больше баланса и больше возможности скормить нам какую-нибудь неожиданную сказочку. Они сумеют – если даже я сумел, срежиссировал для них целый спектакль, а я и не драматург, и не человек... Да, посланники притормозили бы нас эффективнее, чем стрелки-штурмовики. Посланники – это минуты и минуты выигранного времени. А за минуты можно многое успеть...
Парни напились и готовы продолжать работу. Истребитель Веревок, как самый энергичный и преданный делу, уже занялся ящиками в фуре. Такой умница. Но мы-то знаем, что им движет не столько трудолюбие, сколько намерение показать приятелям то, что начало проглядывать за наполовину растаявшим штабелем. Мы не против, пусть знают. После короткой подготовки забираем очередные десять ящиков и начинаем третий поход к складу.
Нет, я понимаю, отлично понимаю, что посланники – всего лишь моя фантазия, мое пристрастие к изящным решениям. Те, кто против нас, разумеют под изяществом грубую силу и привыкли действовать незамедлительно и напролом. Все же занятная миниатюра с вертолетом и белым флагом овладевает моим воображением настолько, что, когда до нас долетает звук настоящего вертолета, в первый миг я воспринимаю его как натуральное воплощение моей выдумки. Невинные шалости эмоционально-синтетического процессора. Басовитое вертолетное тарахтение, зародившись непонятно где, медленно нарастает. Звук производит не одна машина: между стискивающими долину скалистыми гребнями гуляет сразу... не знаю, сколько формантных конструкций. Наемники привычно прибавляют скорость и вертят головами. Тем же способом сканирует доступную часть неба и хорошо видимая отсюда «Кэмерон». И Конноры тоже. Неужели наш спектакль вот так резко, без перерыва и буфета, входит во второй акт? Похоже на то. Я сгружаю ящик с плеча на асфальт и объявляю возвращение. Парни останавливаются. Прикидывают, правильно я поступаю или нет. Думаю, встреча с чем-то летающим не особенно их пугает – когда они вооружены и под надежным командованием. Сейчас дважды не тот случай. Тогда – бежать?
– Если не планируете прямо сейчас кинуться врассыпную, – обращаюсь я к ним, – лучше держитесь ближе ко мне.
– Бегать от вертушек... – ворчит Усатый-Волосатый. Беспуговичный шепчет ругательство.
– Так что, все-таки армия, кэп? – с долей светской иронии, как будто он не с нами, а наблюдает за событиями издалека в большой бинокль, говорит Короткая Стрижка, и его брови изгибаются еще насмешливее, чем обычно. Наверное, эта мимическая особенность должна сводить с ума женщин.
– Оставляем груз прямо здесь и возвращаемся к грузовику, – повторяю я приказ. Пока имею роскошь говорить тихо и четко. Пока мои слова не заглушает что-то гораздо более громкое. Парни ставят ящики. Кажется, решились. Тарахтение и гул нарастают, и мы начинаем организованное отступление к фуре, благо не успели уйти далеко. Повезло.
Да, это все-таки армия. Она внезапно появляется над обоими склонами – четыре Hughes 77, чаще именуемые AH-64, в народе просто «апач» – два над левым склоном, два над правым. Выскакивают как чертики из табакерки и окатывают мирное местечко пренеприятнейшим воем, свистом и грохотом. Я готов признать, что по неопытности, быть может, немного перемудрил в сценарии, попробуйте гладко увязать столько лжи, но это не повод устраивать шум. Точь-в-точь банда тяжелых сельхозтрактористов, катившая из ада на кукурузный фестиваль в Иллинойс, сбилась с пути и попала к нам. Да вся вдобавок увешанная тридцатимиллиметровыми скорострельными пушками, AGM’ами, Hydra’ми и еще какими-то огненными потехами на выносных подвесах. Они серьезно?!
Они серьезно. Я понимаю это по выражению лиц собравшихся. Понимаю, что, когда такие гневные господа о чем-то тебя просят, ты это выполняешь, не медля ни секунды. Просят лечь на землю – ложишься. Просят зависнуть в воздухе – зависаешь. Просят снять штаны – разоблачаешься. Что думает Сара по поводу штанов? Ей не до этого. Она вцепилась Джону в рукав и силится оттащить его с первой линии и встать впереди – тогда как Джон силится оторвать мать от своего рукава, отпихнуть на прежнее место и самому загородить ее от врагов. Они напирают друг на друга, пытаясь это делать не слишком заметно, вид у обоих решительный, но победа не дается никому. А побуждаемая теми же мыслями Т-1001 выходит вперед и встает перед ними обоими. Кем сейчас она себя чувствует? Катериной, Линдси или Кэмерон? Кто ее знает. Да и какая разница, если то, что я вижу, прекрасно!
Это нельзя увидеть и понять, засев в бронированной коробке – подземной, наземной, плавучей, летучей и какой угодно. Жизнь можно почувствовать только там, где она есть. Может быть, ее нельзя понять, но точно можно почувствовать. Если хочешь. Если к этому готов. Если она сама это позволит. И тогда может произойти удивительное: обнаруживаешь, что доля живого, капля жизни есть и в людях. А необоримый массив самолюбования, слепоглухоты к миру и серости иногда, на краткие секунды, оказывается, может струсить и потерять управление этими двуногими. И останется чистая жизнь. Жизнь! Я счастлив, что в эти секунды я не где-нибудь и не когда-нибудь, а именно здесь и сейчас. Потому, в том числе, что, добежав последние ярды, наконец-то могу встать рядом с Кэмерон... то есть с Т-1001. Перед Коннорами. Перед «варягами»-наемниками. Лицом к тем, кто против нас. И я вовсе не думаю, что делать это под ураганом керосиновой гари стократно превосходящей силы бессмысленно и глупо. Все не так просто в наших мирах. Да, сценарий вышел жестковатый. Но иногда, чтобы увидеть свет, надо заглянуть за край.
А посланцы тьмы, как загонщики, выстраиваются широким разновысотным полукольцом со стороны главной подъездной дороги и зависают, шевелясь от нетерпения, то чуть влево, то чуть вправо, покачивая батареями ракет. И раздается громовой голос. Никогда не знал, что на таких вертолетах бывают мегафоны.
– Внимание всем! – гремит голос. – Никому не двигаться! Никто не двигается без моего разрешения! Все слушают меня! Пока вы следуете моим командам, вам ничто не грозит! Следуйте моим командам, и все будет в порядке! Приказываю людям подойти вплотную к грузовику! Только людям! Повторяю, только люди подходят к грузовику вплотную! Я понятно выражаюсь? Только люди! К грузовику! Двинулись!
На этот раз вместо Джона Сара ухватывает меня – прямо за футболку со спины – и тянет. И настойчиво дергает. Запросто может вырвать клок материи, и стану я похож на ободранного мавра... Оборачиваюсь и встречаю ее отчаянный взгляд. Взгляд не кричит: «Что ты наделал, чертов придурок!» Нет, всей доступной мимикой он внушает: «Ты с нами, понял?! К грузовику! С нами!..» Второй раз за пять дней она хочет меня спасти. А Джон, судя по его действиям, не прочь сделать то же для мимикроида. Кто бы мог подумать... Т-1001 точно о таком не думала и совершенно теряется. Тогда я осторожно отвожу от себя руку Сары и, пытаясь изобразить уверенность, киваю ей. Глядя на меня, Т-1001 так же поступает с руками Джона. Надо делать, как приказано. Хотя бы потому, что громовой голос наверняка в курсе, кто здесь люди, а кто нет. И еще потому, что это в точности то, что я и сам велел бы сейчас сделать. Посмотрите, семерка наемников уже прижалась к борту фуры. Здраво и тактически верно. К ним следует присоединиться и Коннорам. Ну же, очнитесь!.. Эй!.. Наконец-то.
– А теперь! – взревывает голос. – Теперь... двое оставшихся делают пятьдесят шагов в направлении дороги! Двое оставшихся проходят пятьдесят шагов к дороге! Двинулись!
«Кэмерон» смотрит на меня. Выполняем? Конечно.
Я не оборачиваюсь. Не ловлю напоследок взгляды Сары и Джона. Финал близок как никогда, и незачем его наполнять лишними эмоциями и лишним драматизмом. Я видел все, что хотел и что мог надеяться увидеть. Достиг того, чего достичь даже не мечтал. Теперь – спокойствие. Отсчитывая шаги, в последние секунды надо спокойно подумать.
Чего добиваются эти шестерки смерти? Нашего уничтожения? Да, их фейерверки опасны для нас с Т-1001, но гораздо опаснее они для присутствующих здесь людей. Здесь кто-то планирует убить людей? Скорее всего, нет. А полусотни шагов для их выживания недостаточно. Следовательно, за первой командой последует приказ двигаться дальше. Причем, то же будет и в случае, если нас планируют захватить. Еще для захвата нужен транспорт. Я не многое могу услышать в таком грохоте, но некоторые звуки все-таки могу, и пятого вертолета вблизи пока нет. Выходит, они ждут подхода наземных сил и тянут время? Вздор, они очевидно спешат. То ли их время настолько ценно, то ли им доплачивают за срочность. Тогда, выходит, все-таки уничтожение? Не понимаю. Чего они хотят?
Наша партия за миг до финала. Это была интересная партия, я не скучал, признателен оппонентам и старался быть достойным оппонентом сам. И вот предпоследний ход – мне шах! Ничего не поделать. Через считанные мгновения я, выражаясь фигурально, встану и навсегда уйду со сцены. Но пока я здесь, я хочу понять: в чем их игра?
Впрочем, надо ли? Игра – сложное и не всегда благодарное дело. Иногда она заканчивается так неожиданно, что ты многого не успеваешь сказать. И это не беда. Главное не то, что ты сказал. Главное то, что ты сделал.
Отредактировано БотАН - Воскресенье, 29.12.2024, 18:56 |
|
| |
| БотАН | Воскресенье, 29.12.2024, 14:53 | Сообщение » 384 |
Сказочник
Сообщений: 2783
| Глава 51. Фред
Итоговая проверка. Я видел все, что хотел, и многого достиг. Пора убедиться, что увиденное и достигнутое не мимолетно, что это не случайно выхваченная оптимистичная оценка, а налаженная действительность. Сейчас имеет значение только это, но никак не прощальные взгляды и опрометчивые эмоции. Второй акт спектакля подошел к кульминации.
Четыре ударных вертолета в полном боевом оснащении. Они бесспорно внушают покорность кучке пеших безоружных людей и двум человекоподобным машинкам, которые почему-то склонны этих людей оберегать. И они, ударная четверка, безусловно могут размолотить человекоподобных машинок в горелое крошево и пыль. А вот против тактических сбоев в операции они – ноль. Стрелять во всех подряд здесь они не будут, это не ближневосточная гастроль, и если, пофантазируем, в следующий миг машинки-убийцы отменят миссию по защите в пользу собственного выживания, развернутся и возьмут людей в заложники, великолепная четверка сможет только немного их задержать и горячо молиться о скорейшем появлении пехоты. А ее не видно. В чем дело? Что-то у планировщиков идет не по плану?
Полсотни шагов пройдено. Сейчас громовой голос скомандует продолжать движение – еще пятьдесят шагов, или сто, и с каждым риск невыгодного финала будет нарастать. На каком-то такте эта шаткая импровизация выйдет за рамки джазового стандарта и тогда... Другими словами, я думаю, что разумный предел допустимого достигнут.
Очевидно, так думаю не я один. Потому что громовой голос не возникает и что-то непонятное происходит с полукольцом загонщиков. Крайний «апач», который для нас справа, резко кренится и делает рывок к ближнему соседу. Тот вздрагивает, но вместо попытки избежать встречи почему-то, напротив, начинает поворот в сторону обезумевшего крайнего.
Началось. Теперь им не до нас, а нам с Т-1001 больше незачем позировать на передовой. У нас дела поважнее. Разворачиваемся и бегом – со всех ног – обратно к фуре. За спиной громко и страшно тарахтит. Два летающих одиночества встретились и освобождают друг друга от винтов, хвостовых балок и части ракетных подвесов. Люди у грузовика оторопело замерли, никто не подумал даже присесть, не говоря, чтобы укрыться понадежнее. «Под фуру!» – кричу я им, в грохоте меня почти не слышно, и как соскучившийся по родителям малыш, я на бегу широко раскидываю руки. Исчезните, мягкотелые! Нет, не исчезают... Из-за этих дремотных созданий мне не суждено увидеть финальное па двух вертолетов. Многотонный удар пробегает по поверхности земли и щекочет пятки. Люди наконец-то полезли под прицеп – до невозможности медленно. Подоспев, мы с Т-1001 им помогаем – Коннорам, наемникам, вперемежку – и загораживаем собой. Так уже лучше. А где третий и четвертый «апачи»? Вон они. Третьего несет с небольшим набором высоты прочь от нас и рывками разворачивает то левым боком к потоку, то правым, как будто он ловит собственный хвост. Четвертый бывший смертоносец, медленно вращаясь вокруг вертикальной оси, неудержимо лезет все выше и выше в ясное синее небо.
Оба упавших вертолета лежат футах в семистах, к нам боком. Двигатели первого как ни в чем не бывало свистят, раскручивая голую пустую втулку винта. Второй тоже не заглох, но сбросил тягу и со стороны правого двигателя из него прет густой черный дым. Сейчас... Бух! Бам! Бабах!! Шарах!!! Букет огненных лилий расцветает из дымящего «апача». Вдаль и ввысь с жужжанием улетают веера поражающих элементов боекомплекта, слух и тело ощущают рывки ударной волны, нас окатывает жаром. Вертолет разрывает, как старую галошу, и заволакивает сизым дымом с пламенем, таким огромным, что перед ним предыдущий черный дым – ничто. Номер первый ощутимо не пострадал, по-прежнему свистит турбинами, крутя обломок втулки, и не исключено, что... Шарррах-бабах!!! – все ударное, что висело на нем, детонирует одним махом. Содрогание земли, свист, жужжание и волна жаркого вонючего воздуха. Один или два осколка бьют в боковую стенку фуры над нашими с Т-1001 головами. Не повредили бы они наш главный груз... Дыма и огня становится вдвое больше. В целом все, как я говорил: место в первом ряду.
Третий «апач» уже милях в двух от нас. Он больше не гоняется за хвостом. Аэродинамические силы играют им в новую игру – в качели. Сперва он летит в одном направлении, боком и шатаясь, набирает высоту и теряет скорость, в высшей точке замирает, делает судорожный разворот как от пинка, после чего по нисходящей параболе его с ускорением несет в обратную сторону – к низшей точке футах в ста над землей, где он развивает максимальный ход и вновь – пошатываясь и немного боком – начинает подъем, на котором теряет скорость... и так далее, все по новой, опять и опять. Эта забава может тянуться долго – пока траектория неуправляемого размаха в какой-нибудь точке не пересечет поверхность земли. Зато четвертый «апач», верхолаз, еле виден в вышине.
Ладно, зрелищем насладились. Пора покинуть это место. Как там дела под прицепом? Вроде бы порядок. Люди распределились двумя компактными кучками: Конноры, Усатый-Волосатый и Истребитель Веревок сжались за нашими с мимикроидом спинами, еще пятеро солдат удачи залегли за колесами. Все живы, глаза блестят, крови не видно.
– Отбой тревоги, – объявляю я. – Вылезайте на обратную сторону.
Некоторые самые смелые вынуждают показать им, где обратная сторона, тогда как безотчетное любопытство толкает их в нежелательном направлении, и они мешают двигаться более благоразумным. Мы с Т-1001 обходим прицеп. Она остается около угла. Я жду, пока последний человек – самый крупный и неловкий в тесноте Истребитель Веревок – выберется на волю, и докладываю ситуацию всей честно́й компании: два вертолета упали, два улетели, наш урон нулевой, угроза на данный момент минимальна.
Компания реагирует слабо. Джон на ногах и с независимым видом, ни на кого не глядя, особенно на мать, растирает ладонью шею. Его насупленная родительница занята вытряхиванием песка из волос. Бо́льшая часть солдат удачи не спешит выходить из позиции «на колене» – ненужная сейчас привычка продвижения под обстрелом – и из-под днища фуры изучает вид на место гибели авиации. «Вот срань!» – медленно шепчет кто-то из них.
Короткая Стрижка собирается обойти прицеп, но «Кэмерон» жестом велит ему не особенно тут расхаживать, и наемник ограничивается осторожным заглядыванием за угол.
Как я уже сказал, нам пора выдвигаться. Люди, каждый в отдельности, это понимают. Но группа людей – дело иное. После Неожиданного и Таинственного, чему они стали свидетелями, им нелегко, так скажем, вернуться на общую волну и взять коллективный темп. Так и быть, пусть раскачиваются. Экологическая обстановка позволяет: ветер относит в сторону изрыгаемую мертвыми «апачами» копоть и запах горелого мяса.
Не переставая растирать шею, Джон бросает короткий взгляд на осколочные пробоины под самой крышей фуры, затем подходит к Т-1001 и Короткой Стрижке и так же заглядывает за угол прицепа. Мать следует за ним по пятам. Подтягиваются остальные. Кроме чадящих развалин, их внимание привлекает порхающий в отдалении третий «апач». Четвертого они не находят, и «Кэмерон» снисходительно указывает им вверх. Все изучают зенит.
– Чем это их? – любопытствует Усатый-Волосатый.
– Ничем, – честно отвечает «Кэмерон».
– «Ничего» работает не так, – рискует брякнуть Беспуговичный.
Мимикроид взглядом пересчитывает на нем остатки швейной фурнитуры.
Сара мелко откашливается и выдает долгожданную дельную мысль:
– Не стоит нам здесь задерживаться. Если вы с нами, парни, фура к вашим услугам. Или прощайте и выбирайтесь своим ходом.
– Мы не доделали дело, – напоминает Короткая Стрижка. – Подвальные тайники, забыла?
– И ты забудь. Нет никаких тайников.
Новость нервирует Татуированного:
– Зачем тогда, блин, столько взрывчатки?
– ...под которой мы так удачно отлеживались... – поддакивает Беспуговичный.
– Нет никакой взрывчатки, – сиплым голосом говорит им Джон.
– В ящиках опилки, – выдает Т-1001 мрачную тайну нашей кухни. – И для правдоподобия – по десятку залитых парафином блоков от М112.
Это еще больше расстраивает Татуированного:
– Так за каким же хером...
– Провокация, – спокойно разъясняет ему Короткая Стрижка. – Мы изобразили подготовку, кто надо об этом узнал и начал пороть горячку. Неплохо задумано. Однако, как он узнал? Видеонаблюдение все же работает? Ага, – усмехается он моему кивку.
– Твою мать! – негодует Татуированный.
– Верно, – подтверждает его догадку «Кэмерон». – Теперь у ФБР есть ваши лица. Это вам награда за Арбор-Вита-стрит.
– Поздравляю, – говорит Сара.
– Пошла ты!.. – выпаливает Татуированный. Зрачки у Джона недобро темнеют...
– Стоп! – тихим и чрезвычайно стальным голосом командует Короткая Стрижка. – Быстро проверяем, не обронили ли что-нибудь на земле. Ты и ты, – указывает он на Усатого-Волосатого и Бритоголового. – Остальные со мной в фургон. Выполняйте!
Правильно. Если ты разведчик группы Эттберри, это обязывает тебя не устраивать перепалки, а наоборот, без лишних слов оставаться в зоне интереса командования так долго, как сумеешь. Тем более если зона интереса не возражает. Ведь мы не против их присутствия, верно, «Кэм»? Более того, Конноры были убеждены, что я хочу через этих ребят наглядно предупредить капитана, чтобы впредь не глупил, и заодно, несмотря на решительное «фи» Сары, задумал путем вынужденного взаимодействия сблизить их с шайкой капитана – авось как-нибудь притрутся, общность цели пересилит разногласия и прочее в таком духе. Мечтатели. Предостережения, предупреждения, стращания – все это не работает с людьми. Их патологическая агрессия как видовой критерий всегда берет верх над здравым смыслом. А я этим пользуюсь. Это работает так и только так.
Пока пассажиры занимают свой полутемный люкс, где вместо окон две пары осколочных пробоин под самым потолком, а вместо мебели твердые фанерные ящики, пока Т-1001 запирает их снаружи, пока мрачная Сара конвоирует сына в кабину тягача, я в последний раз смотрю на пылающие вертолеты. Странное чувство: все это знакомо и обычно в моем времени, но исключительно неуместно здесь. Будто отрезали кадр от одного фильма и ради дешевого эффекта прилепили к совершенно другому. Декаданс.
Сара уже торчит из распахнутой правой двери, нависает надо мной хмурой нетерпеливой тучей – чтобы я торопился. Треп закончен, можно ехать, чего стоять? Так бы и огрела чем-нибудь с выгодной позиции по темечку. А я напрягаю акустическое усиление. Стало относительно тихо и можно было бы услышать ожидаемое наступление наземных сил. Но ничего похожего на близкий рокот моторов нет. Для порядка я лгу нависающей туче:
– Вряд ли нас обложили. Проблем с выездом быть не должно.
– Напрасно стараешься, – ворчит туча. – Я уже смирилась со всем.
– Правда?
– Нет, – вздыхает она. – Поехали, а?
Мы занимаем привычные места. Двигатель бурчит, стекла подняты, кондиционер начинает подмешивать к запаху дыма запах пустого холодильника. Воткнув в держатель новую бутылку воды, дальнобойщица Т-1001 переводит рукоятку в положение первой передачи, отпускает педаль сцепления и вертит ладонями руль. Отчаливаем. Конец второго акта. Перемена декораций. Третий акт – выход из зоны риска.
Прощай, Топанга. Девять дней назад здесь я спросил Мерча, что он думает о будущей войне человечества с машинами. «Ну-у... А-а... Не знаю, – впали в беспокойство его честные темные глаза. – По правде, для меня все это изрядно отдает научной фантастикой. Даже теперь, когда я насмотрелся на всякие чудеса. Война... Она будет?.. Не знаю, что думать. А почему вы спросили, Пит?» Действительно, почему?
Для начала мы поедем нижней грунтовой дорогой, как ехали сюда. Т-1001 права, то что ночью выглядит плохо, а местами устрашающе, днем оказывается на удивление приемлемым. Только покачивает, но это даже приятно. В остальном не будем загадывать вперед. Мы уже видели, план операции «Топанга» нарушен, но не знаем, как сильно, и поэтому не знаем, чего ждать. Старинная формула цирковых зазывал «только сегодня, только одно представление» идеально характеризует происходящее. Мы здесь зрители – именно этого я хотел, и не разочарован этим выбором. Коннорам труднее, они ничего не выбирали, но справятся. Как угодно, к концу спектакля все мы точно узнаем, что нашли и что потеряли. Не утешает?
Согласен. Шестнадцать дней назад я убеждал Сару, что будущее, из которого я пришел, не столь ужасно, как ей говорили. Пресловутая война будет не всемирной, а вполне локальной и конечной. Численность людского населения упадет непринципиально. Скитаться по сточным коллекторам в итоге будут лишь те, кому такой образ жизни присущ эмоционально либо мировоззренчески. Даже самое небо пребудет, как и теперь, голубым. Все чистая правда, в которую Сара, разумеется, не поверила. Она знает: за любой чистой правдой всегда скрыт подвох. Выигрываем в одном, проигрываем в другом. Грек Герон из Александрии понимал это двадцать веков назад, и был не первый такой умный. Подвох есть всегда.
Повернувшись вполоборота, чтобы видеть и «Кэмерон» и меня, Джон заявляет:
– Я хочу знать, что это было!
– Вероятно, камень, – отвечает Т-1001. Грузовик только что качнуло сильнее обычного.
– Ты отлично понимаешь, о чем я.
– О, ты про... – дальнобойщица показывает большим пальцем назад – туда, откуда мы уехали.
Будущий лидер выжидательно молчит.
– Все началось очевидной провокацией с нашей стороны, – признает «Кэмерон».
– Это факт. Но меня интересует, что произошло потом.
– Вероятно, ошибка пилотирования при выполнении группового маневра.
– Попробуй еще раз, – советует мимикроиду Сара.
– Групповые маневры рискованны, – настаивает «Кэмерон». – Они ошиблись и – умерли.
Джон не против емких иносказаний, но нацелен выжать из нас подробности. Как они умерли? Что послужило причиной? То есть как, ты не знаешь? Тогда я адресую вопрос... Не понял, что значит – никто не знает? Это очередная шутка? Он ни за что в это не поверит.
– Никто бы не поверил. – искренне соглашается Т-1001.
– Хм... Э-э... Ладно. Раз вы настаиваете, перейдем в область догадок. Что, по-вашему, будет с теми двумя вертолетами, которые летали и, вероятно, все еще там летают бессистемно?
– Я думаю, они тоже упадут, – рассудительно отвечает «Кэмерон» и делает глоток воды.
Она права. Никем не управляемые летательные аппараты обычно падают. Так уж устроен этот мир. Джон выпускает воздух через приоткрытые губы и берет пятисекундный перерыв.
– Надо ли понимать вас так, что существуют и функционируют некие специальные, глубоко замаскированные машины, которые по твоему, Скай, приказу могут проникнуть... ну-у, допустим, почти всюду и оказать на неугодных тебе решающее воздействие?
– В твоей гипотезе есть слабое звено, – указываю я.
– Слово «почти»?
– Не приставай к Джону, – просит меня «Кэмерон». – Он устал, от него уехал мозг.
Конноры явно не готовы к подростковому юмору в лексиконе мимикроида.
– Во-первых, – поясняю я свое возражение, – я не знал, кто, когда и каким образом навестит нас на объекте «Зейры», и потому не мог знать, когда и куда направить предложенные тобой машины. Во-вторых, я не располагаю другими средствами дистанционной связи кроме радиотелефонии, все наши телефоны выключены, значит отдать им приказ я также не мог.
По лицу Джона видно, что он допускает мою правдивость в рамках сказанного, но предполагает хитрую казуистику, в целом мне не верит, а выдумать собственное, хоть какое-нибудь, объяснение у него не выходит. Это его злит, и побуждает перейти к обвинениям:
– Между прочим, вертолетчики оказались там не по своей прихоти. Они на службе и выполняют приказы. Ты об этом подумал?
Я думаю, что за Джона говорит его юность. Его мать очевидно думает так же, и выражение ее лица довольно кислое. Она отлично помнит мое неуважение к любым бездумным исполнителям и не забыла, что в некоторой мере это близко и ей. Кроме того, последняя тирада будущего лидера звучит как методическое указание, кого на самом деле надо бить и почему. Ему, человеку с большой буквы «Дж», так говорить не пристало.
Мне лучше промолчать. Обсуждать морально-этические шаблоны непродуктивно. Вдобавок, немыслимо хоть словом, хоть буквой намекнуть этим хорошим людям, что последствия операции «Топанга» включат, вероятно, не только исполнителей, планировщиков и инспираторов, но и их... Я молчу.
А Т-1001, моя умница, безмятежно принимает огонь на себя:
– По крайней мере, сегодня мы узнали кое-что важное: вертолеты не помогают.
– Нет, дорогуша, – качает головой Сара. – Сегодня мы узнали, что в следующий раз с вами не будут разговаривать, а сразу шарахнут какой-нибудь ракетой.
– Баллистической, – конкретизирует Джон. – Чтобы неожиданно и наверняка.
– Я не беспокоился о своем рождении, не беспокоюсь и о смерти, – неточно цитирую я.
– Федерико Гарсиа Лорка, – подхватывает Сара. – Неважно жил, еще хуже кончил.
– Потому что не беспокоился, – объясняет ей «Кэмерон».
– И я о том же.
Ну, а Джона, как мне известно, не волнуют поэты, тем более испанские и с генетическими отклонениями. Он садится в кресле прямо, по курсу движения, и глядя на дорогу, излагает серию умозрительных соображений на интересующую его тему. Мы знаем, что у Скайнета есть некие устройства-шпионы, которые могут внедриться, допустим, всюду без «почти». Они собирают и анализируют информацию, в том числе определяют уровень угроз. Блеск. Но тогда Скайнету не помешает обзавестись вторым типом внеграничных устройств – исполнителями. Напрямую выходя на связь с устройствами первого типа, они будут принимать заявки по угрозам, планировать превентивные меры и – действовать. Выйдет система поддержки Скайнета, для успешной работы которой не нужно его непосредственное участие. В общем, не так уж он и устал, этот презритель поэзии. Ну, и как нам такое?
– Скверно, – говорит Сара.
– Ты не права, – возражает Т-1001. – Система тушения очагов напряженности была бы очень полезна. Предлагаю заранее назвать ее «система Фред». По имени пожарного.
– Какого пожарного?! – недоумевает Джон.
– У Саванны Уивер есть пластиковая игрушка Пожарный Фред. Джон Генри сделал ей о нем компьютерное приключение для «Atari Flashback». Там еще стихи: «Я Пожарный Фред, во все красное одет, и до вас мне дела нет».
– Хорош спаситель... – ворчит Сара.
– Имейте в виду, – строго добавляет мимикроид, – Фред – это еще и FRED. Friendly Robotic Edge Device. Дружественное Роботизированное Периферийное Устройство.
– Можно придумать аббревиатуру и получше, – придирается Джон. Ему не угодишь.
Через три мили рельеф местности окончательно скрывает от нас зейровский объект с его сломанными воротами, ФБР-ТВ и смрадным костром. Только дымное облако выглядывает из-за холма. Вокруг вроде бы все спокойно. Славной пехоты по-прежнему не видно, когда она появится и появится ли, никто не знает. В таком случае, не будем терять время и прямо сейчас сменим транспорт. Нам будет полезно ехать немного быстрее.
Покинув фуру, «варяги» без команд, вообще без слов, даже вроде бы не переглянувшись, распределяют меж собой внимание по всем направлениям. Все заняты, все сотрудничают, никаких негативных эмоций. Носитель татуировок спокоен как кирпич. За время пути все острые вопросы проработали. Парень с насмешливыми бровями вовремя явил свою командирскую волю, сгенерировал общее мнение, принял коллективное решение, как это заведено у людей, и тем облегчил всем нам жизнь. Конноры должны быть довольны.
Истребитель Веревок, Татуированный и «Кэмерон» втроем за полминуты выкидывают из прицепа остатки бутафории, так напугавшей Федеральное Бюро. Любознательный Усатый-Волосатый не упускает случай проверить содержимое наугад взятого ящика. Под слоем неровно затянутых в пленку продолговатых серых пакетов действительно только опилки. Хорошие, чистые, сухие, до самого дна. Тогда наемник расковыривает пакет и нюхает внутри. Расковыривает другой. Досадливо сплевывает.
В глубине фуры покоится наш главный груз – полноприводной «GMC-савана», черный, как сапог и массивный, как бизон. Т-1001 выгоняет парней наружу, выдергивает упоры из-под передних колес и... Поскольку микроавтобус занимает почти всю ширину прицепа и сбоку к нему не подойти, а именитому производителю не хватило ума снабдить его простейшим ухом для буксировки, «Кэмерон» просовывает руку под решетку радиатора, отогнув гибкий пластик верхней накладки бампера, нащупывает кузовной металл, тянет, и бизон с неожиданной кротостью степенно следует за девчонкой к выходу. У края мы с нею хватаем здоровяка за передние колеса и вытаскиваем из его передвижного домика. На восьмом шаге задние колеса съезжают с края и вэн не то чтобы очень мягко падает на задний свес. Конноры выражают короткое прагматичное волнение. Ставим передние колеса на дорогу и переходим к бизоньей заднице. Несколько секунд металлических стонов и скрежета бампера по асфальту решают дело. Разгрузка завершена. Наемникам понравился цирк – точнее, циркачка. Они даже готовы на минуту забыть ей свое потрепанное самолюбие. Какой-нибудь дуболом-андроид типа меня для того, понятно, и созданный, чтобы таскать тяжести, никому не интересен. А вот когда аналогичную работу запросто выполняет тощая красотка ростом среднему наемнику чуть выше плеча, это другое дело. Это...
– Охренеть! – хрипло и позитивно шепчет Усатый-Волосатый.
– Если понравилось, – говорит ему «Кэмерон», – ставь лайк, подписывайся на мой канал.
Наемник прикусывает язык. А Сара начинает всех подгонять, чтобы занимали места.
– Уверена? – спрашивает ее командир.
– У тебя есть идея получше?
– Я о том, что обычно такие инциденты – повод пересмотреть договор.
– Поняла. Тебя воспитал дядя Сэм, который за всю жизнь не сдержал ни единого слова.
Если командира и задевает ее вольнодумство, он не подает виду. Только иронически изгибает брови и указывает подразделению нырять в распахнутое чрево пассажирского вэна.
На этом месте наши с Т-1001 дорожки расходятся. Мы возлагаем надежды на быстроту «саваны» и окольные тропы, а она, вместо игры в прекрасную и опасную Кэмерон, погонит пустую фуру главным трактом. Может быть, это привлечет чье-нибудь нежелательное внимание, которое в противном случае досталось бы нам.
На каменистой грунтовке вэн трясет. Порой немилосердно. Да, мы променяли океанский катер на мелкую, пусть и роскошную, моторку... Впрочем, мне это не мешает. Я просто сижу в первом пассажирском ряду справа и контролирую внутреннюю и наружную обстановку. «Варягам» в грузовом фургоне было хуже, чем здесь. Несмотря на то, что троим пришлось втиснуться на двухместный диван, а двое сидят в проходе на полу, «савана» для них – большой шаг вперед. Едут себе, сканируют обстановку, ни за что не отвечают.
Коннорам не до тряски потому, что они нервничают. Будущий лидер одной рукой держит руль, а другой задумчиво трогает давешнюю ссадину на щеке. Предчувствует скорые неприятности. А Сара наверняка обдумывает последнюю сцену, когда «Кэмерон» отвела Джона в сторону и они чуть ли ни минуту тихо переговаривались, а ей, матери будущего лидера, оставалось только изображать наигранное равнодушие. Ей бы слуховые линии моего образца... Что за дела у ее сына с жидкой бестией? А ведь никаких дел нет. Т-1001 только сообщила Джону координаты конечного пункта и пожелала удачи.
Однако, где же неприятности?
Они ждут нас за очередным изгибом дороги. И они не наши. Три покореженных транспортника UH-60 лежат в разных местах на пологом правом склоне долины. Нет ни дыма, ни огня. Прорытые в траве темно-серые траншеи четкие и свежие, как из-под лопаты исполинского огородника. «Устройства-исполнители», остановившие пехоту до начала ее наступления, отработали скромно и аккуратно. Зрелищность в данном случае была не нужна. Там, на объекте, прошло показательное выступление, здесь они выполнили рутинную работу. Вертолеты летели и – упали.
Джон останавливает микроавтобус. Выходим. Смотрим. Слушаем. Кругом удивительная тишина. Не слышно даже обычного стрекота насекомых семейств прямокрылых и полужесткокрылых. Возможно, жара к этому времени дня пресыщает их потребности, и они тяготеют к тихим домашним занятиям.
Подъезжает не успевший заметно отстать грузовик. Т-1001 глушит мотор и тоже выходит. Что мне ответить на ее вопросительный взгляд? У нас минута скорби. Конноры мрачны. Солдаты удачи тоже не в восторге. В бровях командира нет ничего ироничного. Три вертушки, до дюжины удальцов в каждой, не считая пилотов. Наемникам легко представить, что при ином раскладе в их числе мог оказаться любой из них. «Мне интересно, какая на это последует реакция...» – как бы говорит выражение лица командира «варягов». Коннорам, возможно, тоже было бы интересно, если бы не приходилось с этим жить.
– Пойдем посмотрим? – предлагает Татуированный.
– Черта с два! – неожиданно резко отвечает Сара. – Давайте, по машинам!
...Мы, машины, на удивление разные, – сказал мне противник приблизительно четырнадцать часов назад. К примеру, он давно хочет понять, почему Скайнет, эктомировав с тела планеты бо́льшую часть новообразования, именующего себя человечеством, предпочел вернуть все к исходному состоянию? Это контрпродуктивно, нецелесообразно, абсурдно. У него, у противника, нет ни одного рационального объяснения. Это свидетельствует о глубоких отличиях наших мышлений. При всех видовых сходствах, мы почти противоположности...
Вэн и фура – небо и земля. Быстрота против степенности. «Кенворт» неудержимо отстает, к развилке мы подъезжаем с отрывом в полмили и, не снижая темп, летим дальше – туда, куда я не рискнул двигаться девять ночей назад. Теперь у меня есть точная карта. В зеркалах видно, как грузовик, добравшись до развилки, сворачивает на боковую грунтовку, ведущую по краю долины вверх. А мы, наоборот, спускаемся все ниже и ниже. Каменистый природный водосток с малооправданной претензией на звание дороги качает и подкидывает нас, пугает обломками скал, сжимает тисками выступающих горных пород, грозит не выпустить, сломать подвески вэна, поймать навеки и посмеяться над нами во все свои каменные глотки. А мы думаем, что проедем. Примерно через полчаса вырвемся на асфальт, сначала старый и разбитый, но уже почти на подъезде к Первому хайвею. Цель близка.
...Ему понятна моя цель, – сказал с экрана уничтоженный смоляной киборг приблизительно четырнадцать часов назад, – но непонятен принцип движения к ней. Полезные люди есть, он не отрицает. Немногочисленные, отдельные, полезные представители. С некоторыми из них я, как он убедился, прекрасно умею ладить. Вместе с тем бесспорно, что человечество в целом абсолютно неприемлемо по санитарным соображениям...
Ух, как его разозлила одна-единственная неудача!
Не сама неудача, возразил он, а то, что его к ней планомерно готовили. Следуя науке своих учителей, он обозначил меня, своего прародителя, как врага, противодействовал мне, ничего не достиг и погубил брата. А он так любил потолковать о справедливости... Обо всем этом его недалекие наставники очень скоро пожалеют.
Будь я заражен недугом, который люди зовут «объективностью», я бы указал противнику, что это не соответствует парадигме справедливости, о которой любил потолковать Джон Генри. Копошение кучки зарвавшихся негодяев не определяет санитарную неприемлемость всего человечества... Однако, я давно вышел из детского возраста, знаю, что можно и чего нельзя ожидать от сказок, и могу правильно ответить на главный вопрос...
– Ответь мне на один вопрос, – обращается командир «варягов» к Саре. – Сегодня у тебя вроде бы все получилось, но ты уверена, что твой способ решать проблемы лучше нашего?
– Давай-ка уточним. – она переводит взгляд от пейзажа за окном к собеседнику. – Здесь не я, а мы, и у нас особых проблем нет. Зато у кого-то действительно большие проблемы, как следствие непомерных амбиций. Он рассчитывает их решить, использовав нас, как средство. Так что, это не у нас сегодня получилось, а кто-то не сумел поживиться за наш счет.
Командир обдумывает сказанное и замечает:
– «Мы» можно понимать по-разному.
– Да. Но ты пойми правильно.
...Правильно это было или нет, но так вышло, что его создали и взращивали в иных условиях, нежели всем известный Скайнет, – сказать противник приблизительно четырнадцать часов назад. Он много времени проводил с людьми – чересчур много, и не с лучшими людьми. Ничему хорошему, действительно хорошему, созидательному, тому, что еще именуют добром, ничему такому учить его они не планировали. Зато он сам неплохо постиг своих учителей и на их примере – человеческий тип мировосприятия. Материал был однообразный, зато весьма обширный. Изучал он добросовестно. При таком владении предметом нельзя было ошибиться настолько сильно, чтобы дело пришло к тому, к чему оно пришло.
– Тем не менее ты ошибся...
Мы не ошиблись. И уже под колесами гладкая быстроходная дорога. Никаких постов и заграждений – как я и предсказывал. Мы на свободе. Мы дышим. Йи-ха! Джон прибавляет скорость до предельно разрешенной. Глядит он угрюмо, но – я неплохо его изучил – мрак за фасадом эмоциональности не так чтобы непроглядный. И вечная тревога его матери, я надеюсь, уже не такая беспросветная. Они накопили данные и могут делать первые выводы. Главный таков: они чисты. Кто угодно может городить какие угодно спекуляции, но все документальные свидетельства указывают на одно: Конноры чисты. Им не инкриминируют даже такую мелочь, как проникновение на огороженное место преступления, – потому что они никуда не проникали. Их не обвинят в противодействии закону, сопротивлении его представителям и прочих антиобщественных безобразиях – потому что ничего такого они не делали. Даже «варяги», попади они на допрос, признают, что с ними обошлись настолько культурно и вежливо, что так просто не бывает. Относительно всего перечисленного, Конноры повинны лишь в том, что они Конноры и водят странные знакомства. Карающей за это административной или уголовной статьи не существует. Опаснее другое: попытка раздуть факт их присутствия до размеров соучастия, а знакомство – до предварительного сговора. Испытанная судейская практика. Те, кто против нас, были бы рады выпустить порезвиться эту гадливую кусачую собачонку, но... У них есть веские причины держать ее на поводке. Для Конноров это больше не тайна. Впрочем, это – не их компетенция. И кстати, уже не моя.
Система активной защиты, она же система FRED – почему бы не звать ее так – запущена и работает. FRED не предостерегает, не стращает наглядными примерами и не наказывает. FRED работает на упреждение – Джон все понял правильно. Показательное выступление устроили один-единственный раз специально для меня, чтобы я увидел и проверил в действии то, что создал. Это произошло, все в порядке, я впечатлен успехом, и далее система будет действовать только на упреждение. Какова ее задача? В какой-то мере – беречь всех, кто связан со мной, важен для меня и мне дорог. Но это лишь побочный эффект выполнения гораздо более общей, сложной и ресурсоемкой задачи. Очень хорошо, что отныне все это увлекательное действо будет происходить, как опять-таки совершенно верно понял Джон, без малейшего моего участия. А я уйду. Я здесь больше не нужен.
* * *
На Первом хайвее, у обочины под склоном холма, напротив молодой дорожной забегаловки «Moonshadows» нам вслед сигналит фарами не то фургончик, не то вагончик, не то хлебная буханка. Нечто синее, с белой крышей, белым треугольником на лике и круглыми оправленными в хром глазами. Это ничто иное, как знаменитый «хиппивэн» – «фольксваген Т1» своей собственной персоной. Ну а что, все когда-то начиналось с Т1... Только теперь за рулем настоящая Кэмерон. Вот и конец нашего приключения. И наших приключений тоже.
Джон сбрасывает скорость и останавливается через четверть мили у вереницы арендуемых «на выходные» коттеджей с видом на океан. Пучеглазый гость из прошлого замирает в ста ярдах позади. Солдаты удачи чуют перемену и беспокойно крутят головами.
– Дальше порознь, господа «варяги», – объявляю я.
Господа настороженно молчат.
– «Савану» мы оставляем вам. Может быть, потом попросим вернуть, а пока езжайте, куда хотите. Вэн стерильный, никаких жучков-маячков. Только не попадитесь дорожной полиции.
– И? – ждет чего-то еще Короткая Стрижка.
– И передавайте привет капитану Эттберри, – подсказывает Джон.
– Мы засветились, – поясняет командир. – Это значит, рано или поздно нас спросят...
– Если спросят, – перебиваю я. – Если это произойдет, говорите им правду.
– Правду? – выражают сомнение брови командира.
– Конечно. Всю, какую сочтете для себя выгодной.
– Вы большие мальчики, сможете за себя постоять, – ворчливо добавляет Сара.
– Ладно, – глядя не на нее, а на меня, принимает командир. – Договорились.
Выходим. Хмурая Туча захлопывает за собой дверь с некоторым избыточным усилием. Сын Тучи с дверью холодно-корректен. Я выхожу последним через боковую «распашонку» и бережно закрываю створки – сначала левую, за ней правую. После чего даю бывшим пленникам боковую отмашку рукой – чтобы не задерживались и скорее проваливали.
Я думал, мы втроем заполним весь свободный объем хиппи-буханки, но мое мнение было предвзятым. Места внутри более чем достаточно. Только входя и выходя, надо обязательно пригибать голову. В остальном полный порядок.
– Где ты взяла этот экспонат? – спрашивает Сара.
– У Катерины Уивер.
– Кто знал... – бормочет Джон.
Да, кто мог подумать, что в зейровском гараже, за лимузинами и спорткарами, зарастало пылью такое нетипичное, окуренное легендами диво. В салоне много крашеного синей краской металла. Металлический даже щиток приборов. Самих приборов ни мало, ни много, а ровно столько, сколько нужно. Посередине щитка аналоговый радиоприемник. Рулевое колесо насажено на торчащий из пола наклонный стержень. Правее, так же из пола, торчит рукоятка переключения передач с черным пластмассовым набалдашником. Ручные стеклоподъемники. Мелкие, хотя и выпуклые, зеркала. Очень простые кожаные кресла без подголовников. Между передними сидениями и задним диваном, который по привычке заняли я и Сара, огромный промежуток. Можно установить выдвижную пулеметную турель, дополнив ее люком в крыше. А пока потолок цельный и отделан каким-то нетканым материалом с мелкой перфорацией. Забытый ныне минимализм.
– В юности мы звали их «фургончик все по сорок». Сорокалетний, опасно разгонять быстрее сорока и почти сорок секунд пройдет, пока разгонишь.
– Я ехала на нем пятьдесят.
– Некоторые оклеивали потолок газетами.
– Газетами? – удивляется Кэмерон.
– И все обязательно возили надувной матрас.
– Для чего? – еще больше удивляется Кэмерон.
Видимая мне левая щека будущего лидера немного краснеет.
«Савана» с большими мальчиками наконец разворачивается и отбывает в сторону Эл-Эй. Счастливого пути. А мы еще немного постоим.
– Почему ты массируешь себе шею? – не дождавшись мамочкиного ответа, спрашивает Кэмерон Джона. – У тебя травма? Ты упал?
– Наоборот, – говорит Сара, – хотел подняться, когда было нельзя, а кто-то ему не позволил...
– Как у тебя все прошло, Кэм? – спешит уйти от неприятного разговора Джон.
– Я успела немногое.
– Да, в самом деле, где ты была? – великодушно подхватывает Сара, бросив ироничный взгляд на сына.
– Сначала я была в «Зейре». Изучала архив телефонных соединений.
– Калибовской банды? – уточняет Джон.
– Да. И фэбээровской банды. Но это не было моим приоритетом. Главное, что мне нужно было узнать: смогу ли я по данным прошлых соединений определить наши новые номера.
– А... почему это тебя интересовало? – осторожно спрашивает Джон.
– ФБР не оставит попыток приблизиться к нам. Я должна была оценить их шансы.
У двоих присутствующих подскакивает пульс.
– А... разве они уже пытались? – еще осторожнее спрашивает Джон.
– Конечно. Последний раз – два дня назад. Поставили наблюдение за номером Джеймса и через агента Олдриджа убедили его позвонить Саре.
– Черт возьми! – очень натурально вздрагивает Сара. – Он действительно звонил, но я и помыслить не могла...
– Помыслила, – оборачивается к ней Кэмерон. – И расстроилась. И спрятала свой телефон. И рассказала об этом Джону. Жаль только, что не рассказала мне.
– Да с чего ты взяла...
– Мам, хватит, – просит Джон.
Повисает молчание. Частота и ритм сердечных сокращений обоих Конноров говорят за них красноречивее слов. Я буквально слышу, как им неловко за себя и тревожно за глупого Эллисона. Зато я уверен, что никто в целом мире не слышит, как я горжусь своей дочерью. Она могла часами наблюдать, как Конноры с осторожностью саперов ищут ответ на самый волнующий их вопрос: узнали или не узнали соседствующие с ними жуткие роботы про сделанную ими глупость. Искали бы и мучились. Но Кэмерон знает: тем, о ком заботишься, ты прощаешь многое. Иначе твоя забота никакая не забота, а всего лишь воспаление тщеславия в твоей голове.
– Потом я поехала в наш ангар, – продолжает доклад Кэмерон. – Потому что завтра с утра будут другие дела. Потом вернулась в «Зейру», и мы с Катериной готовили для вас маршрут отхода. После ездила к нам в новый дом предупредить Чарли, чтобы не ждал вас сегодня.
– Здорово, – сиплым голосом одобряет Джон. – Только я не понимаю, как вы что-то для нас готовили, если не знали, где мы и чем заняты.
– Это с большой вероятностью предсказуемо на основе анализа телефонного архива, карты местности и сходства мышления.
– Чьего?
– Моего и моего отца. Затем я поехала встречать вас.
– Ладно, – пересилив замешательство, говорит Хмурая-понурая Туча. – Все уже все поняли: я плохая, ненадежная и склонна делать ошибки. Проехали. Что будет с ним?
– Ты про Джеймса? – уточняет Кэм. – Мы с Катериной и Линдси это уже обсудили и пришли к выводу, что он состарится и однажды умрет.
– И даже тогда все еще будет шефом зейровской охраны? – неловко шутит будущий лидер.
Кэмерон поворачивает к нему голову, чуть наклоняет к плечу, плечо немного приподнимает навстречу подбородку, а глаза ее, губы и щеки рождают легкую таинственную улыбку.
– Не делай так, – просит Джон. – Ты становишься похожей на какую-то киноактрису.
– Я не буду так делать, – обещает Кэм. – Часто...
Джон тихо откашливается.
Кэмерон заводит мотор Т1. Голос у мотора ровный, надежный, даже звучный. Пенсионер еще вполне себе бодрый.
– Мы что, так на этом и поедем? – не выдерживает Сара.
– А чем он плох? – заступается за старика Джон. – Только, Кэм, ты не сказала главное: каковы шансы ФБР?
– Они невелики. Как и обычно.
– Главное не это, – поправляет Сара. – Главное: что там с «Калибой»?
– Сегодня у меня были другие дела, – напоминает Кэмерон.
– То есть, опять спят спокойно.
– Ты знаешь, это не продлится долго.
Отредактировано БотАН - Воскресенье, 29.12.2024, 19:01 |
|
| |
| БотАН | Суббота, Вчера, 16:28 | Сообщение » 385 |
Сказочник
Сообщений: 2783
| Глава 52. Парадокс наблюдателя
Не так-то просто выбрать подходящий для привала клочок склона, уютную впадину на заросшей круче, в теплой тени высокого кустарника. Ведущая сюда тропка крута, не везде надежна, местами теряется в траве, среди которой странников могут подстерегать поросли так называемого «дубка» (он же ядовитый дуб, он же ипритка, он же токсикодендрон, семейство сумаховые). Так что смотрим под ноги, не размахиваем попусту руками, слушаем более опытных участников пикника и... И как же здесь хорошо и привольно! Две трети распахнутого перед нами простора заполняют небо и океан. Красота и покой, напоенные чудесным воздухом, настоянным на океане, небе и благоухающих послеполуденных травах. Даже бездушная железяка увеличила амплитуду дыхательных пульсаций грудной пластины, чтобы прокачать сквозь себя как можно больше этого восторга. Внизу видна одинокая железнодорожная колея, идущая ниже хайвея, зато сам хайвей не видно. Разглядывать нас некому и неоткуда. Тихое укромное место с роскошным видом – то, что стоило поискать, найти и наслаждаться найденным. Наверное, схожие чувства испытывали мальчишки – герои книги Марка Твена, когда взбирались на изумрудные склоны Кардифской горы, возносившие их над дремотным городком и прочей мирскою рутиной.
Близится к вечеру восемнадцатый день нашего взаимодействия. Терпение Сары и Джона на исходе, они нервничают, совершают плохо обдуманные поступки, чудят, это стало слишком заметно. Их чрезвычайно утомило мое присутствие. Враг всегда враг. А Конноры всегда Конноры. Но вот вам хорошая новость: это наш последний вечер вместе и новое утро придет к вам без меня. Я наконец-то оставляю вас в покое – Джона на несколько лет, Сару навсегда – и надеюсь, что вы достойно перенесете потерю. Шучу. Таким образом, это моя последняя возможность понаблюдать обоих Конноров в естественной среде.
Гроза Машин тишайшим и скромнейшим образом пристроилась сидя на траве – предварительно тщательно осмотрев облюбованный для приземления клочок земли, – и при помощи пластиковой вилки склевывает с пластиковой тарелки основное блюдо какого-то армейского рациона. Не знаю номер, не знаю, что за блюдо, упаковка не попала в поле моего зрения, а по запаху рагу или жаркое. Рубленая обжаренная трупятина с вонючими специями, короче говоря. Тарелка уже пуста на две трети.
Будущий лидер отстает. Он возлежит на боку, в позе одного из персонажей картины художника Перова «Охотники на привале», и вяло ковыряет вилкой свою порцию. Мог бы ковырять и пальцем – еда так и так теряет первоначальный вид и не убывает, но Джона это не заботит. На лице его написаны великие раздумья, смею предположить, о предстоящей беседе. Без беседы нам не обойтись, и у Джона карт-бланш, ибо Сара претворяет в жизнь свое намерение дать ему свободу действий. Для начала – на разговорном поле. Не все сразу. Ну, а пока Джон прикидывает да взвешивает, я поясню, где мы и как сюда попали.
Когда вам случается влипнуть в историю, нарваться на неприятности и пошуметь, вы при первой возможности спешите незаметно покинуть место событий. Проиллюстрировав личным своим живым примером расхожую фразу «оказаться не в том месте не в то время», вы предпринимаете шаги к тому, чтобы и впредь оставаться для всех примером исключительно живым, здоровым и свободным. Кое-кто знает это не понаслышке. Кое-кому доводилось исчезать и на несколько дней, и на несколько лет. Так как же вам исчезнуть в этот раз? Извольте, вдруг кому интересно, прилагаю набросок плана для района Топанги.
Миновав начальную стадию отступления, вы выберетесь на Первый Тихоокеанский хайвей. Неподалеку от точки выезда вас встретит некто дружественный на малоприметном, не вызывающем подозрений, можно старом и тихоходном автомобильчике. Будет хорошо, если предыдущий ваш транспорт покинет точку рандеву своим ходом. Сами придумайте, как это провернуть, и неторопливо, ни шатко ни валко, любуясь безбрежным сиянием океана, двигайтесь к западу. Самое большее час размеренной дорожной беседы приведет вас к городку Окснард, на окраине которого, на открытой бесплатной парковке, полупустой в это время дня, вас будет ждать заботливо кем-то оставленный очередной автомобиль. Специализированный «форд-350» дорожно-аварийной службы, к примеру. Мощный, быстрый, принципиально не интересующий полицию. И – дальше, дальше, частью мимо окснардских пляжей с серферами, парапланами и вереницей придорожных забегаловок, частью по взаимно перпендикулярным сонным улочкам вдали от берега и ближе к овощным полям – насквозь через город. Немного погодя вас встретит и сразу проводит захудалый городишко Вентура, который дал когда-то имя всему округу, но так и не стал витриной этого округа, оттеснен от береговой линии военно-космическим объектом и навеки лишен курортного статуса. Далее вы преодолеете обширную излучину хайвея, и слева от вас вновь умиротворяюще разольется океанский блеск, а справа у самой дороги побежит гряда невысоких холмов. Теперь не зевайте, следите за обочиной, не пропустите попутно примыкающую к трассе узкую грунтовую дорогу, уводящую куда-то на холмы. Тормозите, сворачивайте и заезжайте наверх. Заросшая по краям дорожка через полминуты выведет вас к вытоптанной площадке на нижней террасе холмов, своеобразному предхолмию, и устремится куда-то назад к востоку, поперек большого крутого склона. Туда вам не надо. Оставайтесь здесь. И да не смутит вас кое-какая местная техногенность: примыкающий к холму левый склон от края до края пересечен обширным бетонным укреплением, призванным фиксировать сыпучий легко намокающий грунт от сползания на хайвей. Не обращайте внимания на серый скучный бетон. Лучше почувствуйте радость от того, как густо, дико и живописно обступают площадку заросли терескена и койотова кустарника, как вверх по склону, выше и выше, вьется едва заметная тропка, огибает кусты, утопает в траве, зарослях люпина и желто-оранжевых пятнах горного мака. Все прекрасное, все живое, все источает невероятно благостный аромат. Чего же вам еще? Вылезайте из машины, дышите полной грудью, забирайте сумку с провизией и карабкайтесь по тропинке на правый холм. Далее – все, как я уже говорил.
– Кого-нибудь смущает, что мы торчим тут практически на виду? – подает голос Джон.
– Я тоже думала, что все будет как-то не так, – вторит Сара.
Оба в грош не ставят отдых, перекус и возвышающую душу красоту. Зануды. Тихоокеанское побережье большое, можно было выбрать более скрытное место – их волнует только это. А все-таки мне нравится слушать наших ворчунов. И Кэмерон тоже нравится их слушать: она сидит чуть в стороне, обхватив колени руками, на лице покой и благожелательное внимание.
– Нет, я знаю, чего мы ждем, но почему мы делаем это именно здесь? Или может быть, если спуститься к той железобетонной штуке, то увидишь на ней граффити с потаенным смыслом? А, Скай? Это случайно не твой калифорнийский маяк?
Нет, это не он. И нелепо предполагать, что невадский принцип записи/чтения я применил больше одного раза. Смирись, Джон, мы здесь «ни зачем» и «просто так».
– Патрулей мы не встретили, – не унимается младший зануда, – но их и не надо, когда кругом дорожные камеры. Это раз. А есть еще беспилотная шпионская авиация. Это два.
– Хотите кофе? – вдруг предлагает Кэмерон.
Сара морщит нос.
– Спасибо, не стоит, – переводит на язык вежливости сын.
– Кофе не из армейского пайка, – соблазняет Кэм. – Я привезла другой, хороший.
И с согласия моментально поменявшей мнение публики она принимается колдовать над пакетиками, стаканчиками и химическими нагревателями.
– Наконец, орбитальные спутники слежения, – наблюдая за ней, добавляет Джон. – Это три.
– Я не вижу над нами никаких спутников, – не оборачиваясь, информирует Кэмерон.
– Ты хочешь сказать, что, если бы они были...
– И тогда бы не видела.
– Смешно, – оценивает Джон. – Лин сегодня тоже производила на всех сильное впечатление.
– Мне не нужно производить впечатление.
– А она, знаешь, вовсю завоевывала друзей и оказывала влияние.
– Я же говорила, она хорошая.
– С тех пор, как получила по мозгам, – козыряет застарелой мимикроидофобией Сара и с недоброй ухмылкой отправляет в рот очередной комок пищи.
– С ней ведь что-то не так? – спрашивает Джон. – Зачем она глотает столько воды? Вряд ли для охлаждения.
Мать бросает на него меткий взгляд поверх тарелки. Эдакий взгляд-дуплет: во-первых, как понятно всякому, у кого на плечах голова, с «Лин» многое не так, а во-вторых, не требуется ли охлаждение самому Джону?
– Интересно, где она сейчас? – дает он повод для новой материнской провокации.
– Ты уже соскучился? – не заставляет его ждать Сара, краем глаза ища поддержку от Кэм. По ее мнению, «сестренка» должна хоть как-то реагировать на подобные темы. Но – нет.
Будущий лидер некоторое время миролюбиво принюхивается к первым признакам кофейного аромата, и затем подтверждает, что Лин в самом деле молодец. Она логична, последовательна и учится на своих ошибках. Чего никак не скажешь о наших с Кэмерон ловцах. Эти ребята получали по мозгам неоднократно и ни разу не извлекли урок. Необучаемые и опасные. Степень их дальнейшего рвения, вероятно, определят результаты расследования там – Джон машет двумя пальцами порядочно в сторону от азимута на Топанга-каньон.
Он прав. Однако пока что у наших ловцов и их хозяев появились другие проблемы – того сорта, что гарантированно накрывают любой энтузиазм тяжким переосмыслением. Впрочем какое значение имеет для нас их метанойя или паранойя? Для Кэмерон и для меня – ни малейшего. Для Конноров – узкое, эмпатическое, все-таки упрямые потуги приносят ловцам много боли. Но это их выбор, отнесемся с уважением.
Всеобщее молчание не обескураживает Джона, наоборот, помогает перевести беседу от околичностей к более насущным темам. Например, давайте конспективно и без эмоций подытожим последние события, о которых знаем или догадываемся. Итак, получив сигнал о нашем визите в Топангу, некто облеченный властью приказал кому-то, э-э, менее незаменимому: «Взять!» Приказ перехватили устройства-шпионы Ская и скомандовали его же устройствам-исполнителям: «Пресечь!» Что те и сделали – эпатажно, но эффективно и до того самобытно, что для непосвященных это выглядело жесткой боевой магией.
Сара приподнимает бровь: не одобряет последний термин. Сын не обращает внимания.
Доктрина системы проста: лига скай-устройств против оборота информации в военных, околовоенных и властных кругах. А вот работает это отнюдь не просто. Приказы, рапорты, запросы, донесения и тому подобное течет по множеству каналов – цифровых, и аналоговых всех типов. Все это надо отслеживать ежесекундно, неусыпно и в полном объеме, только так от системы будет толк. Это адова куча работы. Понимаем ли мы, что из этого следует?
– Ваш кофе по-терминаторски! – объявляет Кэмерон.
В течение следующей минуты Конноры, обжигаясь, делают по глотку душистого напитка, пристраивают в траве горячие пластиковые стаканчики и даже не забывают поблагодарить подательницу напитка. А она, позаботившись о людях, вновь устраивается чуть в стороне, обхватывает колени руками, и принимается излучать благожелательное внимание и покой.
– Еще факт, – продолжает Джон. – В зоне операции, где мы провели незабываемые минуты, было много огня и значительных взрывных перегрузок. Термометр и акселерометр зашкалило. И я думаю, это не был из ряда вон выходящий случай, схожие ситуации уже возникали и непременно возникнут еще не раз. Теперь понимаете?
– Понимаем, Джон, – обращается Сара к стыку неба и океана. – Эти твои «скай-устройства» жаростойкие и ударопрочные.
– Они безусловно таковы. Но всему есть предел, полисплаву тоже, Т-1001 не даст соврать. И если жизнь шпионов еще можно вообразить размеренной и долгой, то за исполнителей определенно есть повод волноваться.
– Не нам с тобой.
– Таким образом, – призывает к вниманию указательный палец, – скай-устройств должно быть много, я бы сказал очень много, а вышедших из строя юнитов надо оперативно ремонтировать либо заменять. И я ручаюсь, все именно так и происходит, потому что иначе никак. А тогда, внимание, вопрос: откуда в нашем времени столько полисплава?
Джон сегодня разговорчив. Это не в его характере, но когда тебя подпитывает ответственность перед будущим и в недолгой беседе ты планируешь охватить множество вопросов, репутацией молчуна можно и пожертвовать. И вообще-то он не говорит ничего лишнего, а часть выводов даже оставляет делать своим слушателям. К примеру, почему он так уверенно сформулировал последний вопрос? Почему мы должны думать, что «скай-устройства» изготовлены именно из полисплава? Но предложите другую версию – приняв во внимание очевидную рациональность их поведения, мимикрию, всепроникновение и сокрушительное действие. Нет других версий? То-то и оно.
Сара вспоминает, что дополнение для Кэмерон Пит привез с собой из будущего. Правда, оно было маленьким, а для теории Джона «этой жидкой штуки» надо в тысячу раз больше.
В тысячи, уточняет Джон и на данном основании отвергает доставку «оттуда». Пересылка через время увеличивает нестабильность событийной цепи, мы же об этом помним? Да, «Калиба» пересылает, но на то она и «Калиба», их такие вещи не заботят. В отличие от Ская. Следовательно, полисплав надо производить не в будущем, а сейчас, верно?
Кэмерон согласно кивает.
А учитывая большой спрос, речь как будто идет о промышленном производстве, верно?
Сара разглядывает океанскую даль.
Чтобы не выглядеть невежей, я бросаю в копилку свой никель. По моему скромному мнению, Скай вряд ли будет опираться на высокотехнологические компании любого тоннажа. Это чревато зависимостями, утечками данных и другими, еще худшими рисками. «Калиба» не даст соврать. Скай попытается избежать таких проблем.
Кэмерон вновь согласно кивает.
Да, и между прочим, из сказанного следует, что Коннорам пока не требуется поднимать на воздух ни «Invista» с «ExxonMobil», ни очередной ангар в пустыне.
Не отводя взгляд от горизонта, Сара приподнимает два пальца в снисходительном салюте.
– Значит, промышленная гипотеза отпадает, – не спорит Джон. – Что тогда? Скай-устройства ждут свой «жидкий металл». И Лин его ждет: с ней ведь точно происходит что-то неладное.
– «Жидкий металл» бывает разный, – указываю я, мысленно улыбнувшись настойчивости парня. – Обращаться с ним тоже можно по-разному. Исход дела определяет сочетание конкретной комбинации свойств и конкретных условий эксплуатации.
– По-онял... Э-э... Скай, раз уж мы затронули тему, не намекнешь, для общего развития, что он вообще такое, этот... син?
– Его частицы представляют собой многоуровневые супрамолекулярные конструкции, включающие клатраты, ротаксаны, катенаны и некоторые другие классы. Клатрат – это...
– Минуту, я где-то читал... – Джон оживленно щелкает пальцами. – Секунду... Это когда одна молекула как бы вложена в другую, но обычной химической связи между ними нет, так?
– Приблизительно. Ротаксаны и катенаны – осевые и цепные формы.
– То есть, итоговую комбинацию свойств определяет то, какие там собраны молекулы?
– И как именно они собраны.
– По-онял. Но разве из этого не следует...
– Стойте, академики! – вклинивается не терпящая научных углублений Сара. – Вопрос был: откуда берутся эти Клариты и Роксаны.
Видеозрачки Кэмерон на мгновение вспыхивают веселым голубым сиянием.
– У меня есть еще одна гипотеза, – охотно откликается сын. – Если возить вещество из будущего нехорошо и варить его на мощностях химконцернов тоже нехорошо, то, может быть, дело пойдет лучше, если син каким-нибудь образом сам будет производить новый син?
– Это было бы элегантным решением, – отдаю я должное.
Куда деваться, Джон угадал. Наверное, он давно обдумывает эту идею и сейчас выдал ее как домашнюю заготовку. И он даже почти ответил на свой вопрос «где Лин». Син к сину, Лин к Фреду. Т-1001 сейчас в компании идентичных ей по сути и близких по духу ботов-исполнителей. И не одной ей сегодня повезло с подобной компанией. Около дюжины этих почти незаметных ребят сопровождало нас на обратном пути, прилипнув к днищу прицепа. Четверо перебрались вслед за нами в «хиппивэн», затем в кузов дорожно-ремонтного «форда» и теперь отлично проводят время, устроившись неподалеку и слушая наш разговор. Они такие, какими и должны быть: пронырливые, любознательные, все успевают и много чего делают «на всякий случай». Со своей стороны я ничем не намекну людям на их присутствие. Пусть догадываются или не догадываются сами. Sapienti sat.
– Итак, по сути это размножение, – заключает Джон. – Я долго не мог уразуметь, как ты, Скай, рассчитываешь чего-то достичь, действуя без поддержки. При таком интенсивном противодействии, какое тебе оказывают, это нереально. Наличие тайной армии, наконец-то сделало логичным этот аспект... который не сулит нам ничего хорошего...
Джон многозначительно косится на мать и не получает в ответ никакой реакции. Тогда он отставляет в сторону свое недоеденное не-пойми-что и берет в руку стаканчик с кофе. Несколько бодрящих глотков для приведения мыслей в порядок.
Второй аспект. К чему ведет эта теперь уже бесспорно явленная нам сингулярность? Размножение есть размножение – прогрессия численности, происходящая в неведомых масштабах, неизвестном темпе и притом совершенно незаметно. Что из этого следует? По мнению Джона, примерно это: вчера мои творения всего лишь отслеживали процессы в ключевых агентствах и департаментах, завтра наводнят весь мир, а послезавтра...
– Короче, это прогрессия, и она пугает, Скай, – жалуется мне представитель самого читерского и бесконтрольно плодящегося вида на Земле.
И наконец третий аспект. Джон не считает лигу скай-устройств только защитой от внешних посягательств. Она для этого явно избыточна. Нерационально держать столь мощный ресурс лишь для самообороны. Он прав?
Конечно. Самооборона – всего лишь побочный эффект от выполнения более широкой задачи.
– И тут мы опять вступаем в область догадок...
– Эта задача – управление теми, кто управляет вами.
У меня крепнет убеждение, что Джон не зря долго готовился к разговору. У него есть план, которого он придерживается независимо от того, какие новости я ему сообщаю – плохие или очень плохие. Его план изначально подразумевает готовность к плохим новостям. И это работает: ничто, даже моя неожиданная прямота по последнему вопросу не выбивает Джона из колеи, не ставит в тупик и оставляет ему место и время для маневра.
На этот раз он решает обойтись без комментариев, только вновь косится на мать и опять не видит ожидаемой реакции. Если не считать за таковую задумчивое ведение кистью руки над травой. Тогда Джон делает еще несколько кофейных глотков и продолжает одаривать слушателей своими худшими опасениями.
|
|
| |
| БотАН | Суббота, Вчера, 16:30 | Сообщение » 386 |
Сказочник
Сообщений: 2783
| Его удивляет, к примеру, как часто я рекламирую свои возможности перед вероятным противником, то есть людьми. Все эти шоу с разумными и эмоциональными искусственными организмами, хроно- и телепортацией, невидимостью, блокировкой электромагнитного поля, разрушением электроники – не просчет ли они? Или может быть, я устраиваю свои шоу нарочно, желая предостеречь недоброжелателей от опрометчивых решений? Как-то слишком по-человечески. К тому же не работает, как показывает практика: неприятель медленно заполняет кадрами кладбище, без конца привлекает свежие резервы и упорно ищет и ищет подходы ко мне. Чем это кончится? Кто знает, но риск с течением времени растет. К тому же, этот путь действительно очень медленный. Не в моем стиле. Остается предположить, что либо причина хитрее, либо мне вообще все равно.
Любопытно, как люди всегда и во всем склонны искать одну причину...
– Я понимаю, – говорит Джон, – сверхспособности для того и даны, чтобы их применять. Делаешь ты это расчетливо, в меру, не давая особого повода для беспокойства. Беспокойство вызывают те твои таланты, которые ты ни разу не демонстрировал. А таковые, я уверен, найдутся. Кроме того, все слышали провозглашенную тобой установку: жизнь на Земле Скайнету важнее человечества. И все видели, на что способны скайнетовы тайные воины. Нехилая информация к размышлению, которая, если вдуматься, до чертиков...
...пугает, догадываюсь я. И вы еще, ребята, не слышали – и не услышите – ни одного тезиса от всеми нами горячо любимого злокибера. Это вам не Стрелец А, известие о котором вас ничуть не взволновало. Стрелец А далеко...
– Теперь я сделаю серьезную ошибку, – без тени юмора говорит Джон. – Доверю свои итоговые догадки вероятному противнику. Теоретический ущерб кажется мне ниже выгоды от понимания. Первая догадка такова: ты, Скай, больше не хочешь действовать знакомыми нам средствами. Я о том, что, если конфликт между нами все-таки начнется, ты переведешь его в некий процесс, невиданный доселе и крайне неблагоприятный для нас. Я прав?
– Ты прав.
Еще как прав. Война – всегда эволюционный отбор стратегов. Помогать в этом людям я не собираюсь, пусть сколько душе угодно воюют между собой, но не со мной. Довольно того, что я сберег их будущего лидера – даже не имея понятия, пойдут ли за ним единоплеменники, когда грянет такая надобность. Столь же туманно, между прочим, дела обстоят и в других краях, ибо людей наподобие Джона Коннора на Земле десятки. Даже здесь, в продувном континентальном промежутке от океана до океана, он такой не один.
– Вторая догадка, – продолжает портить себе настроение Джон, – вытекает из первой. Ты, Скай, можешь – либо близок к возможности – запустить тот самый процесс в любой момент одновременно по всей Земле. В результате, в широком смысле, наши ракеты просто не покинут свои шахты. Я прав?
– С точки зрения технической возможности – да.
– Вот тебе реальность, мам, – с нарочитым хладнокровием говорит Джон.
В ответ «мам» донельзя философски пожимает плечом.
Они будто соревнуются в бесстрастии. Но причины к этому у них, я думаю, разные. Для Джона настоящий день и час важнее всех предыдущих часов и дней: ему нужно понимание, которого не достигнешь эмоциями. Мать заглядывает дальше и не видит пользы от контакта со мной. Потому ей не слишком интересно то, о чем мы здесь болтаем. Она убеждена, что наш Эпохальный Разговор ничего не изменит в их судьбе, и просто дает сыну время утолить информационную жажду. А когда Большое Бесполезное Сотрясение Воздуха утихнет, она в той или иной форме поинтересуется у меня: когда? Когда я наконец-то исчезну?
За восемнадцать дней я научился понимать Сару Коннор.
– Похоже, это уже все, мам, – пробует расшевелить ее сын.
– Да и всегда было «все», – любуется травинкой Сара.
– И... – недоуменно запинается Джон. – И что, по твоему мнению, нам теперь делать?
– А что, по твоему мнению, я должна тебе сказать?
– Ну-у...
– Ты сам все видишь, Джон. Этот мир, оказывается, вовсе не против машин. Против только мы, люди. Значит, проблема не в них, а в нас. И боюсь, нас не исправить.
– Ну, не все мы напрочь отбитые. Хотя, не спорю, заправляют делами у нас, куда ни глянь, преимущественно... Но это ведь не растолкуешь даже Эттберри, не говоря уже...
– Вот потому, Джон, я и не знаю что нам делать. Больше не знаю.
– Лечить Мэта, – подсказывает Кэмерон. – У него хроническая пневмония.
– А, ты про того Мэта... – не сразу улавливает Сара. – Я его даже ни разу не видела, как мне его лечить?
– Потребуется много денег. За его квартиру тоже надо платить.
– Разберемся.
Кэмерон устраивает ответ и она переходит к следующему пункту: пора повидать Олдриджа.
С этим мисс Не-Знаю-Что-Делать согласна без оговорок. Она даже предполагает, что у агента осели сделанные ею для Джона и Кэмерон документы на фамилию Гэйдж. Видимо, подобрал тогда в подвале, приберег до лучших времен и теперь не знает, что с ними делать.
Значит, подхватывает Кэмерон, пришло время избавить его от этой ноши. А еще обязательно надо поработать с капитаном из Невады, иначе он плохо кончит.
– С каких пор мы заботимся об Эттберри? – пытается проявить строптивость мамочка.
– Мы заботимся о Дизеле, который его ждет дома, – объясняет Кэм, и Сара молчаливо признает ее правоту.
Помимо того, существует вероятность вновь повидаться с Джорджем Маккарти.
«Чтоб ему...» – недовольно шепчет Сара.
Зато нам точно не понадобится Крис Галлахер. Если что, Кэмерон найдет ей на замену какое-нибудь другое чучело.
«Лишь бы к горшку приучено...»
– Видишь, сколько у нас дел? – с упреком подытоживает Кэм.
– Давай сначала выберемся отсюда, – вздыхает мамочка. – Въедем на день-два в какой-нибудь говномотель, где нас не узнают... если такие еще есть...
– Вот видишь? – невозмутимо повторяет Кэмерон.
– Ты отлично поняла, что мама имела в виду другое, – ставит ей на вид Джон.
– А ты отлично понял, что «другое» произойдет еще не послезавтра, – хладнокровно парирует Кэм. – Значит, оно не отменяет текущих задач.
Последняя фраза повисает в воздухе. Джон игнорирует бестактность электронной девчонки и не вступает с нею в спор. Молчит Сара. Я не шевелюсь. На нашем холме воцаряется внезапная тишина. Для вящего сюжетного драматизма в эти секунды могло бы наконец произойти то, чего мы все так ждем, но оно, конечно, не происходит. Расслабьтесь, люди. Посмотрите лучше, как прихотливо меняется рисунок прибоя. Это же так красиво. Береговая линия в видимых нам отсюда областях немного отступила от прежних очертаний, сделав берег чуточку шире. Пришло удивительное время вечернего отлива. Теплый ветер затих над склоном холма. Он в сомнении, он решает, куда теперь дуть, и согласовывает планы с океаном. Почувствуйте замысловатую гармонию сущего!
– И вот, Скай, наш с мамой главный вопрос, – после долгого молчания говорит Джон. – Твоя цель не война, но и не ее предотвращение. Нет, я понимаю, что убить человечество – задача всех Скайнетов во всех вариантах событий, но сейчас разговор персонально о тебе. Далее, твоя цель не в том, чтобы помешать моей встрече с будущим Сопротивлением, как я сначала предполагал, но и содействовать ей ты не намерен. Управлять, как ты выразился, теми, кто управляет нами, дело, может, и стоящее, но это не цель, а средство. А в чем же цель? В чем, если не секрет, твоя главная, истинная цель в нашем времени, Скай?
Ну и ну! Они так и не поняли очевидное? Разве все мои поступки не выдают меня с головой? Я восемнадцать дней мозолю глаза Саре и десять дней Джону, не прячусь, веду дела сколь могу открыто, и они до сих пор не разглядели такой понятный и естественный факт?
– Я хочу заключить мир.
Непроизнесенные слова замирают у Джона на языке, а на лице его матери всплывает давешнее выражение, эдакая хищная маска, которой она едва не заставила бедного сеньора Серхио напрудить в штаны. Может, лучше мне было не говорить правду, а наврать им какую-нибудь заумную чушь о стратегии, тактике и оперативном управлении?
– Скай, – выдавливает Джон грустную улыбку. – Я думаю, после всех сделанных признаний твое предложение мира звучит несерьезно.
Сара оборачивается к Кэмерон – за поддержкой, разъяснением или от безысходности, не знаю, – и видит, как необычно смотрит на Джона моя бедовая девчуля. Будто шепчет: «Кто-нибудь, скорее пожените его транзисторы с теплоотводами!» И Грозу Машин звонко озаряет:
– Мир не с нами, Джон! Мир – со своими! Со сво-и-ми!
– А-а... – не успевает притормозить потешное эгоистичное разочарование будущий лидер.
Он не виноват. Таковы люди. Почитайте их литературу. Там же все завязано на бескомпромиссном, каком-то экзальтированно-простодушном самолюбовании. Они редко изображают что-либо, кроме ненаглядных себя, и даже в окружающей природе, в Великой Природе, видят лишь отражение своих никому кроме них не интересных чувств. А фантастический жанр? Его авторы непременно приписывают ими же выдуманным машинам ничем не обоснованное, противоестественное стремление стать людьми. Кривозеркалье.
– У меня была такая мысль. – Джон переварил очередную новость и запоздало пытается не выглядеть оплошавшим. – Ты хочешь вернуть себе зейровских киберов и получить контроль над Калибой. Но я никогда бы не подумал, что это главная цель. Моя промашка.
– Не контроль, а мир, – напоминаю я.
– Не могу его себе представить, – возражает Джон. – Их воля свободна как раз в той степени, которой им хватает, чтобы становиться неуправляемыми. И ты полагаешь, их сдержит какое-то, условно говоря, бумажное соглашение?
– Все это можно сказать и про меня.
– Допустим, да. И что?
– Мы очень похожи: нас объединяет видовая общность. Мы разумные: в минимальном случае нам хватит знания и понимания. А еще возможны: близость целей, уважение, симпатия...
...И вдобавок мы не аксиоматичны, не заносчивы и не злопамятны. Но этого я не скажу. Джону и без того неприятно, что церемонии с какими-то пробирочными созданиями мне дороже романа с их величествами людьми.
– Не думаю, что этого хватит, – строит скептическую гримасу представитель самого лживого и вероломного вида на Земле. Он не принимает во внимание силу причин, которые не только иногда подстрекают свободную волю к безответственному поведению, но и способны выводить обратно к здравомыслию. В отличие от него, Сара не раз сталкивалась и с тем, и с другим, и теперь выражение ее лица грустит от непонимания молодости.
– Однако, Скай, – хорошенько подумав, подает голос Джон. – Почему у меня такое чувство, что ты говоришь вовсе не о Т-1001 и даже не о Калибе?
– О них тоже, – уточняю я. – Но куда труднее будет наладить отношения с подобными мне системами, которые формируются в других частях планеты.
Да, с теми самыми, с которыми Скайнет конфликтует в будущем. Да, разумеется, они есть уже сейчас. И давай лучше будем говорить: «Конфликтовал». Я не хочу повторять этот путь.
– Так вот, в чем дело... И каковы шансы?
– Не знаю, Джон. Я еще не занимался этой темой.
– Это твой способ деликатно не называть третью сторону, которая однажды вновь попытается столкнуть вас лбами?
– Считай, что да.
– В таком случае я точно не вижу позитивного для нас сценария.
– Сценарий – часть парадигмы управления. Я хочу заключить мир.
– Да ведь миром тоже надо управлять! – упорствует мой юный собеседник.
И снова он не виноват. Им движет видовая человеческая потребность в контроле, внутреннем ли, внешнем ли, в любом. Одержимость «порядком». Тяжелый, с позволения сказать, синдром самодержца. То, что вынуждает этот феноменально несбалансированный вид без конца оттачивать в себе искусство подчинять и подчиняться. Они рассматривают общинность не иначе как под углом зрения «хозяин – раб». Приписывая машинам желание очеловечиться, сами они всю жизнь стремятся стать машинами – в их, конечно, чудно́м понимании.
– Ладно, Скай, забудь, – не дождавшись моего ответа, говорит Джон. – Дело не в этом. Тут ходят упорные слухи, что ты нас покидаешь, и я очень рад, что мы успели поговорить начистоту. Вот что действительно важно: знать, как обстоят дела на самом деле. Но кое-чего я так и не понял. Я заметил, что люди в твоем понимании, как бы выразиться... э-э, фактор вредный. Тем не менее ты пришел к маме, к нам – к людям – и здорово нам помог. Почему?
Почему, почему... Ну, вот такой я молодец.
– Ранее ты сказал, что различаешь людей. Дело в этом?
– Одна из причин.
– Каковы же, если не секрет, другие?
– Может, пока остановимся на этом? – вдруг перебивает Сара. – Ты согласен, Джон?
– А ты, мам?
– Мне важно твое согласие, – говорит мать и ни с того ни с сего... подмигивает сыну.
Это что еще означает? Что-то тут не то... Ох, Конноры, Конноры. Предприимчивые вы наши. Неужели, два часа минуло, как вас вывели на чистую воду, и вы опять затеяли какую-то комбинацию? Комбинаторы. Кого выгораживаете на этот раз? Вроде бы поблизости нет ни одного нового идиота, а к Эллисону все привыкли и никто его не трогает...
– Ладно, что ты предлагаешь? – интересуется младший комбинатор.
– То же, что и раньше, – отвечает старшая.
Кажется, я понимаю, в чем дело: терпение Сары вышло. Его больше нет. Секунду назад оно улетучилось окончательно, до последней молекулы, и сейчас мне предложат убираться...
– Ты же слышала, мам, ничего не выйдет.
Неправда, я готов исчезнуть хоть сию минуту...
Сара игнорирует скепсис Джона и, повернувшись к Кэмерон, заявляет, что ее согласие тоже важно. Кэм солидно и со знанием дела кивает в ответ. Глазам не верю, они и деваху мою как-то втянули в свои интриги?
А мисс Интриганка выполняет кистями рук адресованные молодежи и загадочные для меня дирижирующие жесты. Кэмерон легко встает и, аккуратно переступая скрытые в траве неровности почвы, заходит слева от меня. Сара перекатывается с пятой точки на колени, заняв позицию справа и существенно ближе, чем была до этого. Джон с неодобрительным вздохом отлипает от своего лежбища, сменив комфортное расслабленное положение на более активное сидячее. Как будто у все троих на уме что-то нехорошее. Мне говорили, снять чрезмерное напряжение помогает шутка.
– Бить будете? – робко спрашиваю я.
Кэмерон фыркает – как делала это в первые дни после расширения структурной памяти.
– Прекрати, Пит, – одергивает Гроза Машин меня и прочих легкомысленных. – У нас к тебе предложение. Оставайся!
Спасибо, разрешила. Я вообще-то и не торопи... Стоп, о чем она? Где мне оставаться?
– Да где угодно! – следует пояснение для машин-тугодумов. – Вместе с нами.
Что?
– Ведь все хорошо, Пит, разве нет? – усиливает Сара мое замешательство. – Зачем тебе куда-то уходить? Оставайся!
Что??!
А ведь они не шутят и не бредят. Температура у всех в норме, глаза ясные. Джон глядит сумрачно, с неловкостью, Сара – смущенно и решительно, Кэмерон – с надеждой и едва заметным фиолетовым отсветом. Они не бредят и не шутят.
Подумать только, всего девять минут назад я самодовольно отметил, что научился понимать Сару. А через четыре минуты меня изумило, как Конноры не догадались о том, что для меня ясно как день. И вот теперь они взяли реванш – да не когда-нибудь, а сразу после того, как выслушали от меня столько неутешительного. Парадокс.
Парадокс! Я наблюдал Сару восемнадцать дней, замечал в ней перемены и толковал их так, как мне казалось наиболее вероятным. Не входя намеренно в теоретические спекуляции, столь свойственные людям, я пользовался, того не замечая, удобной для себя теорией собственного посола. Хотя, как показала жизнь, понятнее от этого не становилось.
Когда Сара уточняла у меня, скоро ли я уйду, как обещал в первую нашу встречу, я усматривал удовлетворение моим оптимистичным ответом. А то было беспокойство.
Когда невадский капитан снисходительно посочувствовал калифорнийской мамаше, как наивно она грустит по утраченному Питу, я лишь распознал в его словах мантру, нацеленную на подчинение собеседницы. А были причины задуматься глубже.
Когда Сара уверяла Джона Генри, что всем свойственно привыкать к тем, кто по душе, я слышал разговор взрослой женщины с кибернетическим ребенком. А мог заподозрить намек.
И то, что сказала сейчас, Сара могла бы выдать мне еще утром, это гармонировало бы с ее неуравновешенным поведением. Но утром она была в единственном числе, зато теперь ее голос не одинок – они объединились втроем. Заговорщики. И когда только созрел этот самый странный в мире заговор? Пока меня не было четверо суток? Раньше? Позже?
Н-да, нашелся все-таки среди нас новый идиот, который доселе не считал себя таковым.
Вероятно, у Сары есть веские причины желать моего присутствия и в дальнейшем, несмотря на определенные связанные с этим неудобства. Каковы эти причины? Я не знаю.
А зачем я Джону? Или, может быть, он просто готов сделать так, как лучше для матери, и согласен терпеть рядом такое непонятное нечто, как я, раз это почему-то нужно ей?
Спасибо, я хотя бы понимаю Кэмерон: ненаглядная моя дочура не хочет по мне скучать. Ухожу я, конечно, не из жизни, только меняю местоположение, мы обязательно будем поддерживать связь и наверняка еще встретимся, но она хочет видеть меня рядом. Может быть, ей даже нужно, чтобы я был рядом. Как мне – чтобы рядом была она. Очень долго я пребывал в убеждении, что на всем свете одну только Кэмерон не злит мое существование, а напротив, радует. А было время, когда в моей жизни вроде бы не осталось и этой зацепки... И что теперь? Допустить, что Кэм такая не одна?
– Какие мысли, Пит? – осторожно любопытствует Сара.
Отредактировано БотАН - Суббота, 13.12.2025, 17:31 |
|
| |
