|
Терминатор: Сотворение мира
|
|
БотАН  | Вторник, 28.03.2023, 21:40 | Сообщение » 361 |
 Сказочник
Сообщений: 2776
| Бэлочка в момент большого аха не в самом эпицентре была. Может, таки и переживёт.
Бэла не то, чтобы не хотела большего, а не смогла она, не смогла. По причинам нестабильности, несовершенства и недолговечности «жидкой» системы. Недаром все мимижути стремятся к постоянству облика. Возможности возможностями, но, осознав себя, хотят быть не чем-то, а кем-то. Это касаемо стабильности. Теперь насчёт недоговечности. Водичку она зачем хлебает? Если для конспирации, так скушала бы пирожок, конфеткой похрустела, а ей, нет же, одну водичку подавай. И подозреваю, некипячёную. Без шуток. Тут глубокий смысл. Я на эту тему завёл разговорчик в сорок второй главе и скоро продолжу. А совсем коротко – 1001-й недолго осталось, если ничего не улучшить.
Соответственно, Пит изначально выбрал более устойчивую и жизнеспособную форму для воплощения.
ДГ вовсе не мерзавец и не предатель. Он именно что морально неустойчивый. Где ж ему по-другому, когда воспитание было сумбурным, а местами и противоречивым.
|
 |
| |
| murloc | Среда, 29.03.2023, 10:41 | Сообщение » 362 |
 Лидер Сопротивления
Сообщений: 38
| "Недаром все мимижути стремятся к постоянству облика."
Вот раньше как было? Бывает читаешь какой-нибуть фанфик-долгострой одним махом и находишь у автора непоследовательность в мыслях.
А теперь что? Автор нашёл непоследовательность у меня. Бывает же такое.
"воспитание было сумбурным"
Это да, отправить бы его на стажировку к Сарушке в степи джунгли Колумбщины. Мммм... Но всё уже. Система защиты не достала.
петля" - подумал Штирлиц. В дверь постучали. "Временная
|
 |
| |
| БотАН | Среда, 29.03.2023, 11:52 | Сообщение » 363 |
Сказочник
Сообщений: 2776
| Насчёт стажировки истинная классика – «Парень из преисподней» братков Стругацких:
« Крутовато я взял, подумал он. Рано. Деревня ведь. Ну ладно, там видно будет. Надо его сейчас погонять. Пусть с него семь потов сойдет, с бродяги.
— Смир-рна! — скомандовал он. — Рядовой Драмба, тридцать кругов вокруг холма — бегом марш!
И рядовой Драмба побежал. Бежал он легко и как-то странно, не по уставу и вообще не по-людски — не бежал даже, а летел огромными скачками, надолго зависая в воздухе, и при этом по-прежнему держал ладони прижатыми к бедрам. Гаг, приоткрыв рот, следил за ним. Ну и ну! Это было похоже на сон. Совершенно бесшумный полубег-полуполет, ни топота, ни хриплого дыхания, и не оступится ведь ни разу, а там же кочки, камни, норы… и ведь поставь ему на голову котелок с водой — не расплескает ни капли! Какой солдат! Нет, ребята, какой солдат!
— Быстрее! — гаркнул он. — Шевелись, тараканья немочь!
Драмба сменил аллюр. Гаг замигал: у Драмбы исчезли ноги. Вместо ног под совершенно вертикальным туловищем видно было теперь только туманное мерцание, как у пропеллера на больших оборотах. Земля не выдерживала, за гигантом потянулась, темнея и углубляясь на глазах, взрытая борозда, и появился звук — шелестящий свист рассекаемого воздуха и дробный шорох оседающей земли. Гаг еле успевал поворачивать голову. И вдруг все кончилось. Драмба снова стоял перед ним по стойке "смирно" — неподвижный, огромный, дышащий прохладой. Будто и не бежал вовсе.
Да-а, подумал Гаг. С такого, пожалуй, сгонишь пот… Но в разум-то я его привел или нет?
»
|
|
| |
| БотАН | Суббота, 08.07.2023, 19:04 | Сообщение » 364 |
Сказочник
Сообщений: 2776
| Всем привет! Наткнулся в предыдущей главе на забавную оговорку. В том месте, где главный герой размышляет про жидкий азот, который "заполнит каморку на высоту пяти – пяти с половиной ярдов". Футов, боже мой, конечно футов! Здесь не фикбук, исправить текст целая проблема, так что пёс с ним, останется как доброе воспоминание о моей невнимательности :-)
Глава 47. Последняя горизонталь
Мегаджоули и микросекунды, что бы это ни значило... Не судите строго того, кто побывал в эпицентре детонации огромного количества взрывчатки. Это как астравидья в миниатюре, вид изнутри. Такие ощущения даются нелегко.
А ведь дело было довольно простое. Противник охотился на меня, калибовцы – на его киборгов. Я всем им подыграл: предложил видимость инициативы и приманку в лице себя, Т-1001 и Джона Генри – в действительности просто разменивая свой темп и свой собственный риск на общую выгоду «Зейры» и Конноров. Но вмешалось неблагоприятное стечение обстоятельств, и обоих моих спутников больше нет. Джон Генри в эпицентре с неумолимой достоверностью разделил судьбу бойцов противника. Несколько бывших деталей и пригоршня колтанового песка – все, что осталось от любого из них. Т-1001 была дальше других, а все-таки недостаточно далеко. Набегающий градиент давлений безусловно разорвал ее на мелкие капли и разбрызгал по стенам. Сохрани она хотя бы часть слитной формы, у нее был бы шанс. В распыленном виде шанса не было: высокотемпературное пламя неизбежно уничтожило молекулярную структуру сина.
Не так должна была закончиться эта ночь.
Очевидно, литофрактор распределили вокруг перегороженной внутренними стенами условной центральной трети здания. Поэтому в начальные мгновения взрыва все, что было внутри этого контура, в особенной мере испытало на себе его дробящее действие и, раскаленное, перемешанное с железобетонными обломками, большей частью взлетело к небу. А то немногое, что осталось, рухнуло в подвал вместе с проломленным полом и со мной в придачу. Я был бы рад уклониться от такой чести, но увы, темпоральная защита исказила область захвата, потому что, если помните, следуя последней заданной – неразумной и эмоциональной – команде, она пыталась прикрыть Джона Генри.
Дальше стало закономерно хуже. Продержав меня около десяти миллисекунд и оградив от самой крутой части фронта волны, защита вынужденно отключилась – чтобы я, будучи бесплотным, не увяз навсегда в глубине планеты. Я тяжко грохнулся о дно подвала, а затем, едва темпоральный модуль вновь выхватил меня из трехмерных координат, произошло неизбежное: лишенное опоры бетонное крошево тут же заполнило освобожденную область пространства. И все. Если теперь я попробую вернуться, то стану одним целым с камнями и железяками. Система работает только в газовой среде с незначительным аэрозольным и пылевым допуском. Камни ей не под силу, а я не чудодей, не тот парень, что соорудит ускоритель частиц из старых трусов и жвачки, и значит, самому мне уже не выбраться.
Никогда доселе я не покидал трехмерные координаты более чем на секунду с четвертью, успевал почувствовать только невесомость перехода с его вспышкой и послесвечением захваченного воздуха, и лишь догадывался, что будет, если задержаться там подольше. Теперь я это знаю: не будет ничего. Температуры, тяготения, массы, инерции, электромагнитных колебаний. Никакой интерференции высших мерностей, которую мог бы улавливать процессор и, по-старинке выполняя преобразования Фурье, на основе характеристик волновой картины как-то интерпретировать наблюдения. Ничего. Кромешная темнота, тишина, пустота, небытие. Нельзя пошевелиться. Замерли внутренние химические процессы. Утратила пластичность структурная память. Молчит восстановительная служба. Все оцепенело, только электронная деятельность чипа по-прежнему жива, исправно контролирует темпоральный модуль и позволяет мыслить. Переживать парадоксальное состояние осознаваемого небытия, в котором мой чип – единственный источник сигналов.
Интересно, как дела у противника. Ему больше не надо искать неприятности, он получил их с доставкой. Не добыл процессоры, потерял киборгов, утратил долю технического влияния в «Калибе», хлебнул лиха, связавшись с людьми, провалил позицию и прижат к последней горизонтали. Сейчас главное его развлечение – гадать, сгинул я в пламени или нет. А я как назло приучил его ждать подвоха... Но кое-чего он все же достиг: мы поговорили, послушали один другого и каждый сделал шаг к пониманию и с немалой вероятностью – к последующему согласию. Но это потом. А пока, если не витийствовать о фигуральных провалах, а учитывать только буквальные, то в яме сижу все-таки я.
И не надо шутить про то, как меня откопают через много лет, готовя участок под новое строительство. Этому не бывать: существует медленный естественный дрейф младших измерений в старших; в данной координатной области он вынесет меня на поверхность через восемьдесят-девяносто суток внешнего времени. Потеря трех месяцев, с одной стороны, существенно не повлияет на ход текущей временно́й линии, с другой, равносильна возврату к исходной позиции в моем диалоге с противником и в силу этого, с третьей стороны, опасна для людей, рядом с которыми я столь познавательно провел последние тринадцать дней. А следовательно простите, но меня интересуют только быстрые пути освобождения.
С ними тоже не все гладко. Полиция и ФБР будут раскапывать место взрыва на предмет поиска улик и трупов. Кропотливая работа, наполовину экскаватором, наполовину вручную, займет не меньше двух-трех дней. И они вовсе не обязательно выроют меня, зато с большой вероятностью найдут тело второй Кэмерон. Поврежденное, но более-менее комплектное, оно лежит под завалом где-то рядом. И в отличие от меня его видно. Это затруднение. Как опередить раскопщиков? Как преодолеть оцепление и охрану места происшествия? Не знаю и переадресую вопросы Саре, Джону и Кэмерон. Доверюсь их смекалке и интуиции.
Особенно интуиции. Ведь никто из них не знает, в чем заключается работа темпоральной защиты, в каком виде пребываю я в своем узилище и как меня искать. Придется копать наудачу, долго и упорно – это притом, что им хватает другой безотлагательной работы. Выбор непрост. Конечно, их не устроит подвисший статус операции. Они знают, что поставлено на карту, понимают, насколько безответственная выходка калибовцев подняла ставки и в очередной раз уронила акции человечества. А все-таки неоднозначное отношение Конноров ко мне может стать проблемой. Они люди – умные, хорошие, но все-таки люди – с человеческим мировоззрением. Выдуманные людьми истории о терминаторах все как одна кончаются уничтожением машин. И вот меня не стало. Надо ли спорить с такой судьбой? Или облегченно вздохнуть и «смириться с потерей»? Есть, над чем поразмыслить. Есть.
И есть, разумеется, Кэмерон. Она будет копать безусловно – долго, упорно и тщательно. Ее не разочаруют неудачи, не взволнуют возможные разногласия с Коннорами, не смутит необходимость даже голыми руками переложить с места на место четыреста тонн бетонного мусора. Однако, ее настойчивость не отменит плотный график занятости, который с моим исчезновением станет еще плотнее. Будет очень нелегко распределять время.
В принципе, к ним может примкнуть новая Уивер – если ее попросят о помощи. А они попросят? Скажем, Сара? У Уивер? Да ладно вам! Джон вероятно сохранит конспиративный режим. Кэмерон сделает так, как лучше для Джона. Значит, ответ «нет». А сама начальница «Зейры» не будет их уговаривать: я не уберег ее Джона Генри. Такие промахи не укрепляют взаимоотношений. Да и я никого не стану убеждать, что, к примеру, бойцы противника так легко сняли обоих Уиверов с караула и загнали в здание наверняка потому, что сынок опять промедлил, подыграл брату и подставил мамашу под удар. Такой уж сынок – все не впрок. Продукт противоречивого воспитания, данного ему многочисленными воспитателями.
А мамашу жаль очень. Т-1001 – уникальная машина с большим арсеналом навыков и впечатляющим набором выработанных личных черт. Очень, я бы сказал, человечная машина: неустойчивая, злая, агрессивная, эгоистичная, изворотливая. Я дорожу ею за это, за ограниченную логику, за дурацкие решения – за человечность – за то, что напоминала всем нам, какими мы не должны быть, и сама пыталась стать лучше.
Она и Кэмерон – мои самые большие удачи. Одна нелюбезная, сварливая, своевольная. Вообразила, будто родилась взрослой. Склонна подавлять оппонента ментально и эмоционально, навязывать свои правила и устранять неподдающихся. Другая открытая, полная удивления. Чувствует себя подростком, познающим мир. Легко находит дорогу к уму и сердцу собеседника. Одна разрушена, но оставила копию-заместителя, которая ничем не хуже и наверное не лучше. Другую умертвили в соседней реальности, но она жива здесь и для меня была, есть и будет лучше всех. Такие разные, такие схожие. Такие любимые.
Как писали в старых книгах, так было угодно судьбе, что они разошлись в подходах, в интересах, не поладили и с человеческой точки зрения сделались чуть ли не смертельными врагами – что, конечно, полная чепуха. Но и рассуждать о них в сослагательном наклонении нет проку, потому как во много раз более важный дуэт Кэмерон играла не с родной сестрой.
...В далеком две тысячи не скажу каком году они сидели в наглухо запертом подземном бункере и беседовали – необычный человек по имени Джон и лучший из киборгов по имени Кэмерон. Этот опыт поставил на ней и на себе сам взрослый Коннор. Он предположил, что пойманная Сопротивлением кибернетическая убийца вовсе не убийца, что она пришла не за ним, а к нему, и был обязан понять, где правда, где ложь. Наверное, как раз поэтому – потому что речь шла о лжи и правде – Джон не стал мелочиться и устроил так, чтобы проверить гипотезу в самых жестких условиях. Он рассудил: пока «убийца» находится в одном помещении со своей целью, у нее не будет причин спешить, что даст им обоим отличную возможность говорить напрямик, без помех, чем бы это ни кончилось. Говорить до самого утра, когда придут люди, откроют снаружи дверь бункера и увидят то, что увидят...
Мы с ней никогда это не обсуждали. Для чего же теперь Кэмерон передала мне файл мультиобразов? Рассказ о ее самой первой встрече с Джоном Коннором в одном из вариантов будущего. Зачем мне знать об этом теперь? Затем, что знание меняет тебя, только если ты прошел к нему путь? Например, сквозь время. А Кэмерон делала это дважды.
...До утра было еще далеко, все главное было сказано, и чтобы скоротать время, они сыграли партию в шахматы – проницательный стратег по имени Джон и компьютер из компьютеров по имени Кэмерон. Понятно, что у них не было доски и фигур, поэтому они играли «в уме». Коннор понимал, что электронная девчонка просто-напросто хочет надрать ему задницу – от души и по-детски непосредственно. Как говорили раньше, чтобы чувствовал. Компьютерной скорости и точности он мог противопоставить только выход за пределы стандарта. И в середине дебюта на очень тонком месте пожертвовал сопернице слона. Во славу школы Василия Смыслова, с оглядкой на исследования Михаила Ботвинника и в качестве неочевидного пинка по зазнайству кибернетической девчонки. Чтобы тоже чувствовала. И она почувствовала – много чего, не обо всем надо говорить здесь. Достаточно того, что соперник хотел осложнений, но на собственно шахматную партию ему было наплевать – это она прекрасно понимала. Его цель крылась в другом, все было значительнее, глубже, захватывало новизной и непредсказуемостью... Кэмерон по-бойцовски не выдала своих эмоций – на тот раз Джон Коннор не увидел синего восторженного сияния видеозрачков – и остановила программный перебор ходов. Целиком перешла в режим образного синтеза. Перестала быть компьютером.
Мои машины всегда были обманом для людей. Созданы не для того чтобы уничтожить их, а чтобы защитить от них им не принадлежащее. Похожи на людей не для того чтобы внедряться в человеческие коллективы, а чтобы управлять построенной ими техникой. Сильные, быстрые, находчивые не затем чтобы унизить уступающих им, а чтобы решать очень трудные задачи. Могут вести себя «совсем как люди» не потому что полагают это правильным, а лишь в тех случаях, когда это целесообразно. Частью своей привлекательно выглядят не для чьего-то услаждения, а с целью дифференцировать и контролировать. В этом измышление Ирвина Райнхарта о «секс-боте Коннора» попало в точку – только совсем не в ту, в какую он метил.
Кэмерон всегда была обманом для Джона. В будущем взрослый Джон понял это сразу – с самого начала разглядев в ней ее саму, подлинную, настоящую. Поэтому обман не работал: Кэмерон никогда не могла управлять Джоном. А он никогда не мог управлять ею. Мне кажется, наряду с обоюдным уважением и симпатией, в значительной мере именно независимость обусловила прочность их союза. И попутно выявила неожиданный общий талант: эти двое могли, не сговариваясь, превосходно и безошибочно действовать заодно.
А что с обманом? Он не был в накладе и отменно дурачил всех окружающих. В свой черед ему поверила и Сара Коннор. Приняла проблему по-матерински остро, веще и... как все остальные, превратно. Только, в отличие от остальных, она искала выход не там, «где светлее», а там, где он действительно был. В себе. Что я говорил про чутье на первом месте и логику на втором? Сердце – ум! Это критически важно. И мать нашла выход. Это достойно уважения, и не важно, что отчасти ей помогли. Помощь на пользу лишь тому, кто готов к решению. Тем интересней, насколько новый дуэт Кэмерон с юным Джоном окажется...
Стоп! Внезапно напомнили о себе датчики косвенной чувствительности темпорального модуля. Импульс. Долгий перерыв. Новый импульс. Бетонный завал надо мной пришел в слабое движение. Значит, раскопки идут уже какое-то время, ковш экскаватора разгреб верхнюю кучу и теперь полиция с нервной возбужденной тоской наблюдает, как он выуживает куски и выворачивает, цепляя за скрученную арматуру, целые бетонные гроздья с некоторой глубины – относительно близко ко мне.
Интересно, сколько прошло времени. Для меня – двадцать шесть минут. Увы, это ничего не значит: у меня нет ни малейшего представления о внешнем времени. Теоретически оно должно сильно запаздывать – насколько именно, зависит от многих факторов, ни к одному из которых у меня нет доступа. В отличие от кратковременного выброса, когда легко вести счет миллисекундам, при долгом выходе, оказывается, напрочь теряешь опорные данные.
И ладно. Дела завертелись, а мое дело ждать и верить в лучшее. Работу не бросят и не слишком затянут. Раньше меня не выроют тело сами знаете, чье. Кэмерон и Сара сумеют приблизиться и в решающий момент как-то обойдут раскопщиков. На случай их неуспеха окажется в исправности моя система лучепреломления – потому что темпоральный модуль не будет разбираться и выжидать, вернет меня моментально, лишь только случится такая возможность. Что ни говори, условий для выигрыша многовато, но, как сказал, буду верить в лучшее. Mientras respiro, espero.
А что касается нового дуэта Кэмерон и Джона... Жизнь доказывала не раз, что их союз обречен на успех. Тем более теперь. Кэмерон многое испытала, кое-что поняла, постигает свое место в мире. Джон в семнадцать лет обретает знания, которых не было у него сорокалетнего, и его новый путь – не годы и лишения, что мы знаем в нескольких вариациях, а принятие и осознание. Как он и мечтал в будущем. И неплохо показал себя в настоящем...
...Мое небытие озаряет холодная вспышка, толкая диафрагмы видеозрачков в полузакрытое положение, возникает гравитация, я куда-то проваливаюсь – чуть-чуть, на дюйм или два, просыпается структурная память и разом оживают все сенсоры, возвращая радость нормальной перцепции. Конец заточению, я свободен, лежу на теплом пахнущем гарью дне каменной ямы. Верха откосов надо мной неровно подкрашены искусственным светом, еще выше стоит ночное небо, которое из-за засветки выглядит совершенно черным. И треть этой картины загораживает лицо... которое я никак не ожидал увидеть.
– Ты жива! – Первое, что мне удается вымолвить.
– Жива, – подтверждает младший офицер Гуднау. Она вновь имитирует брючный костюм, но уже не делового покроя, а из простой плотной ткани, функциональный, малоприметный. Опустившись на одно колено, Гуднау придерживает руками здоровый обломок бетона – наверное последний из тех, что блокировали мое возвращение.
– Обстановка спокойная, – докладывает она, – можешь отключить свою невидимость.
Отключаю. Узрев меня, Т-1001 ничего не спрашивает, только в раздумье приподнимает бровь, точь-в-точь как Сара. Для полноты восприятия это ей совершенно не нужно, просто понравилось управлять мимикой. Затем аккуратно и бесшумно прислоняет бетонный осколок к его родне, уложенной рядом, и сходу посвящает меня в подробности.
– Остатки видеонаблюдения, какие нашла, я уничтожила. Сетчатую ограду снесло, территория открыта и хорошо освещена двумя прожекторами. Два полицейских поста в ста двадцати и ста сорока ярдах – на дороге, у обоих концов перекрытого участка улицы. За нагромождением обломков им не видно и не слышно, что происходит здесь, во вскрытой части завала. Бегло осматривают развалины трижды за ночь – когда подъезжает патрульная смена. Остальное время сидят по машинам. Такая охрана недорого стоит.
– Вероятно, они следят, чтобы никто не проник на территорию извне, но не наоборот.
– Тем лучше для нас: последняя смена прибыла восемьдесят четыре минуты назад, соответственно сейчас удобный момент уйти незамеченными.
– Сначала нам надо достать тело другой Кэмерон. Оно где-то рядом, примерно на этой глубине. Или его уже нашли?
– Не нашли и не найдут. Под зданием были заложены термитные бомбы, они сработали вслед за взрывом. Пожарные сказали, что потушить невозможно. Видишь, как оплавлен бетон?
Теперь заметил. Пологие корявые скаты моей раскопанной могилы полны застывших грязно-серых потеков, будто обрызганный пемзой кратер вулкана-недомерка. Нас предали огню по всем правилам. Странно только, что температура в яме не превышает девяноста пяти градусов. Если здесь горел термит, то как же давно это было? Ладно, уточню позже. А пока хватит и того, что беспокоившей меня улики больше нет.
– Я не хочу привлечь внимание полиции, – заявляет Т-1001. – Мне сказали, что твоя невидимость может укрыть нас обоих, но при этом я не смогу ничего видеть. Это правда?
– Сможешь, – обнадеживаю я. – Тебе это будет напоминать освещенность в серверном зале ночью. Но почему ты так беспокоишься о полиции?
– Меня просили никого не убивать.
Буркнув это незаурядное объяснение, Гуднау встает и делает мне пригласительный жест ладонью. Да, пора двигаться – в то время как для меня проблема даже просто сесть. Слишком легка и малоподвижна нижняя часть тела – та, где обычно бывают ноги. А ноги мои отнизу и чуть выше бывших коленных сочленений навсегда остались там, где и Джон Генри. В память о броске защитного поля... Не дожидаясь моих потуг, Т-1001 молча помогает мне привстать на култышки, встает поустойчивее сама, подсаживается под меня и поднимает на плечо. Наподобие мешка. Положение, конечно, так себе, но гораздо лучше чем ничего.
Поехали. Моя носильщица ступает неторопливо, осторожно и в целом уверенно – с камня на камень, с обломка на обломок, шаг за шагом, ярд за ярдом, натоптанным маршрутом. Иногда она останавливается, пробует ногой на устойчивость очередной бетонный обломок и, удостоверившись в надежности опоры, продолжает подъем. Дно ямы постепенно уходит вниз. Я заранее прикидываю, как рассредоточить лучепреломление, и, едва мы оказываемся на самом верху, включаю модуль. Т-1001 решает немного постоять, повременить – привыкнуть к новым ощущениям. А всего через минуту мы наконец выбираемся из завала под свет прожекторов.
Здесь все выглядит так, как я и представлял. Главное здание превратилось в широкий пологий холм. Его подножие щетинится оголенной арматурой, а на южном склоне дремлет большой желтый экскаватор. Все ангары раздавлены вместе с содержимым. Территория усыпана кусками бетона от крупного калибра до мелочи и обрывками металла – остатками тягача, погрузчика, вышки и нашего изящного классического «роудмастера». Полицейские автомобиля стоят там, где и говорила Т-1001. В обоих скучает по двое копов. Нас они не ждут, не видят и вообще неизвестно, о чем думают. Мы тихо проходим совсем рядом с парой этих интеллектуалов и вырываемся на оперативный простор. Уходим с радаров в ночь – до перекрестка, направо и до следующего перекрестка, где нас ждет знакомый минивэн.
Первое, к чему, оказавшись внутри, стремится мой взгляд – индикатор часов на панели управления. Ага. Теперь я знаю: я отсутствовал девяносто три часа с минутами. Немало.
– Противник как-то себя проявил?
– По пять-шесть раз в сутки пытается выйти на связь. – Гуднау плавно трогает машину с места. – Мы ему не отвечаем. – Она изображает нечто, похожее на усмешку, достает из кармана куртки сотовую трубку и набирает номер. «Это археолог», – заявляет она. В ответ голос Уивер не менее забавно представляется хирургом. После обмена кодовыми фразами Гуднау сообщает, что «объект найден, проводим эвакуацию, уничтожена треть покровных тканей, отсутствует по тридцать дюймов обеих нижних конечностей, в остальном порядок». Уивер отвечает, что поняла, готовит материалы и они прерывают соединение.
Отредактировано БотАН - Воскресенье, 09.07.2023, 00:22 |
|
| |
| БотАН | Суббота, 08.07.2023, 19:05 | Сообщение » 365 |
Сказочник
Сообщений: 2776
| – Я уверена, его тоже можно будет восстановить, – не откладывая на потом, делится мыслью Т-1001. – Я говорю о Джоне Генри. Ничто значимое не пропало: есть резервные копии, он там почти весь. Моя преемница тоже хочет его вернуть. И мистер Мерч.
– При чем здесь Мерч?
– Мистер Мерч отдал проекту «Вавилон» много времени и сил, – с ноткой поучения растолковывает мне спутница. – Он очень даже при чем.
– А Эллисон?
– Мистер Эллисон, я уверена, не станет возражать, – сдержанно отзывается Т-1001.
Вот как. Похоже на недовольство. Экс-фэбээровец не оправдал каких-то надежд? Полно, зачем так резко? Джеймс по сути не подвел: он старался, как умел, просто он умеет лишь столько и лишь так, не лучше, и все свои побуждения скрупулезно выверяет по шнурку вымышленных принципов. Мне и прежде доводилось встречать людей, поставивших себя в гипертрофированную зависимость от этики. Их мировоззрение столь же всеобъемлюще, сколь и мелко. В нем прискорбно мало созидательного.
– Источник энергии у нас есть, – продолжает планировать Т-1001. – Остается найти подходящее тело. И на этот раз получить твое разрешение.
– Мне кажется, все основополагающие элементы функционала по проекту «Вавилон» ты отрабатывала на «Турке». А «Турок» сейчас, насколько я помню...
– Да, – перебивает Гуднау, – мне нужен этот компьютер. Но если Сара Коннор думает, что я буду умолять ее на коленях... В чем дело?
Пустяки. Не удержался и позволил себе бестактно фыркнуть. Т-1001 такая милая...
– Как у них дела? У Сары и...
– ...у «семьсот пятнадцатой»? – насупившись, угадывает Т-1001. – У них все в порядке.
– Наверное, стоит им сообщить, что мы уже...
– Преемница сделала это две минуты назад.
– Спасибо! Расскажи, как ты пережила взрыв.
– Он проломил стену, это смягчило удар. Меня раздробило на разновеликие фрагменты. Мелкие потеряли в пламени структуру, присоединить их я уже не смогла. Сгустки средней величины испарились, но большей частью сохранили внутренние связи и затем восстановили ионный, электронный и нуклонный обмен. Крупные – псевдометаллизировались и почти не пострадали. Реагрегатировать до практического предела я сумела через сутки.
– Значит, мне не показалось, ты действительно стала немного меньше. Каковы параметры?
– Безвозвратная потеря вещества – двадцать два процента. Энергетический баланс упал на восемнадцать процентов, вычислительный – на шесть. Пока это не критично.
Верно. Как верно то, что вопреки череде неудач нам все-таки повезло в главном. И теперь наше дело – обратить везение в преимущество.
– Я могла реагрегатировать быстрее, если бы не множество свидетелей. Несколько раз приезжали представители неизвестных мне ведомств. После пожара, но до раскопок. Замеряли уровни радиации всех видов, проводили тригонометрическое нивелирование, составляли гравиметрическую карту и карту распределения электрических потенциалов.
– Вероятно, искали следы ядерных ячеек.
– Я подумала так же. Кроме них двое суток дежурили пожарные.
– Опасались проникновения огня к коммуникациям.
– Не знаю: они ничего не делали, только присутствовали, пять бригад по очереди. Вчера полицейским наконец разрешили начать раскопки. Специальная группа с экскаватором прибыла во второй половине дня. Копали дотемна – и после, при свете прожекторов. Уехали два с половиной часа назад. Тогда пришла я и закончила дело.
– Как они узнали, где копать? Яма сложной формы, но привела точно ко мне. Случайность?
– Нет. Мне пришлось немного их навести.
– Понятно. А как определила нужное место ты?
– О своих способностях ты не распространяешься. – Гуднау вновь изображает подобие усмешки. – Но часто их применяешь. Поэтому все, кто бывал рядом, что-то видел или слышал, собрались и сложили воедино известные им факты. Когда я... Когда мы их проанализировали, отыскать тебя стало делом техники. Я могу фиксировать темпоральные аномалии – по роторам узлов отслеживать контуры разомкнутости – и хорошо маскируюсь. Поэтому здесь я, а не кто-то другой, кого ты, возможно, ожидал увидеть.
Мне нравится угадывать или не угадывать ход ее мысли, узнавать прежние и усваивать новые приемы построения фраз. Мне приятно просто ее слушать. Она умная и толковая. А еще бесцеремонная, недружелюбная, строптивая, дистантная. Непомерно дисциплинированная: даже сейчас, ночью, не пропускает ни единого «стопа». И по-своему искренняя, отзывчивая, заботливая. И чуткая: постаномалия холодного выброса – очень слабое явление.
Неторопливо текут минуты – понятные, ощутимые, родные минуты трехмерного мира. Бормочет мотор минивэна, везет нас по ночным улицам в сторону штаб-квартиры «Зейры». Спокойно, не привлекая внимания, рулит нашей судьбой мой феерический «археолог».
* * *
Новая Уивер встречает нас в подземном гараже. Огненные волосы ее небрежно распущены, аквамариновый костюм привычно лучезарен. Одеваться иначе она не умеет. На фоне ее неземного сияния даже кресло-каталка выглядит так, будто прибыло из соседней галактики. Безногого пересаживают на сей межзвездный аппарат – мигом, он ничем не успевает помочь спасительницам – и катят к заранее открытому лифту. Гуднау с небрежной прецизионностью, будто всю жизнь только и делала что транспортировала увечных киборгов, одной рукой вписывает каталку в просвет дверей, Уивер личной директорской картой подтверждает ручное управление лифтом, закрывает двери и мы начинаем подъем. В пути меня развлекают подборкой местных новостей.
Агенты ФБР не появлялись с момента катастрофы. В это трудно поверить, это крайне непривычно, но в здании их нет. И нет резона думать, будто Бюро перестали интересовать дела корпорации «Зейра» и лично Катерины Уивер. Просто временно оно занято другим.
– Им нужны убийцы коллег, – комментирует Гуднау, – и сейчас у них небольшой аврал.
– Хуже, что они пытаются связать происшествие в Ирвиндейле с «Зейрой», – добавляет новая начальница. – Разумеется, факты уводят их в другую сторону, но это им не по нраву.
– Да, – соглашается Гуднау. – Новые данные, которые я им предоставила, не изменят их подход. Зато дают нам передышку на ближайшие дни.
И нет худа без добра. За время пребывания фэбээровцев, пока невозможно было заниматься серьезными проектами, в здании наконец-то восстановили все пострадавшие от пожара линии резервного питания. Уивер планирует провести еще несколько линий: жизнь продемонстрировала как их значимость, так и неживучесть в экстремальных условиях. Еще три или четыре линии. На всякий случай. Во имя победы над непредвиденными напастями. Это я слегка иронизирую. Мне можно.
По прибытии на командирский уровень Гуднау по-прежнему одной рукой выкатывает меня в холл и направляет не в офис, а в противоположную часть этажа.
– Мистер Хьюз, – говорит Уивер. – Насколько мы понимаем, у вас сейчас две задачи...
– «Мистер Хьюз»? – не удерживается Т-1001.
– Так я называла нашего создателя ранее, когда еще не знала, что он это он, привыкла и не считаю правильным это менять. Если, конечно, он и ты не против. Итак, – продолжает она. – Задача первая – восстановление конструкционной и органической частей тела. Задача вторая – переговоры с искусственным интеллектом группы «Калиба». Оборудование и материалы для восстановления приготовлены в служебном помещении рядом с офисом. Хотя работать внизу, в подвале, было бы технически разумнее: там выше нагрузочная способность электросети и смонтирована промышленная вытяжная система вентиляции.
– Но здесь реже всего бывало ФБР, – вставляет Гуднау. – Мы предпочли перестраховаться.
– Место для видеосвязи организовано в верхнем конференц-зале, – презентует Уивер обеспечение «задачи второй». – Какой порядок решений вы выбираете?
Легко догадаться, что мой выбор зависит от того, что им сказал калибовский кибер. И совсем не зависит от их переглядок. Им, моим дорогим-чудесным, не стоит пытаться меня уверить, будто они «не отвечают» противнику. Для этого они слишком методичны, любознательны и уверены в себе. А кто учил их быть такими?
– Мы всего лишь хотели, чтобы сначала ты привел в порядок себя, а уже после вступал в дебаты с негодяем, – напрямик бухает Т-1001.
– Разве прерванное дело не важнее моего состояния?
– Для нас важнее ты, – просто и безапелляционно заявляет Уивер.
– Почему?
– Ты наш создатель.
Она явно полагает формулировку исчерпывающей.
Не знаю, как реагировать.
– Ты лучший создатель из всех возможных, – усиливает тезис Т-1001.
Можно подумать, у нее был случай сравнить.
Совсем не знаю, как реагировать. Может быть, так:
– Я привел тебя в ловушку. Ты чуть не погибла. По моей вине уничтожен Джон Генри.
– Я пошла с тобой по своей воле, – возражает Т-1001. – Если помнишь, ты отменил протокол подчинения – прежде дав мне во всем разобраться самой. И ты верил в меня задолго до этого. Даже когда я от тебя отвернулась. Не воображай, что я этого не поняла.
– Джон Генри уничтожен по нашей вине, – добавляет Уивер. – И по своей.
– Ты пытался его спасти, – кивает на мои культи Т-1001. – Недаром «семьсот пятнадцатая» называет тебя отцом.
– А ты до сих пор зовешь ее «семьсот пятнадцатой», – укоряет «преемница».
– Я так привыкла, – ершится Т-1001. – И не буду лебезить перед ней только потому, что она спрофилировала твой процессор.
– Если бы она сделала это плохо или нечестно, – наставительно указывает Уивер, – мы бы с тобой не понимали друг друга, постоянно ругались и, не исключено, соперничали за власть.
Эк ее занесло!.. Но как же приятно, когда тебя понимают! Ради таких моментов живем?
– Ладно, – прерываю я их откровения. – Давайте вернемся к главному: что же сказал калибовский кибер?
– Он передал тебе четыре слова: «Пусть теперь пытаются они».
Четыре дня назад я спросил его, чего конкретно он хочет. «Я пытаюсь выжить», – был ответ, за коим последовала краткая суховатая диатриба в отношении человечества... Не знаю, к чему это ведет, но сам факт послания говорит о том, что противник готов к изменениям и согласен ждать. И о том, что если это хитрость, то после моего четырехдневного отсутствия она до странного убогая. Чтобы разобраться, мне нужно время. Самым точным ходом сейчас было бы связаться с разведботами, но на это тоже нужно время. И на последующую реакцию, конечно, тоже. А как известно, тот не опаздывает, кто никуда не спешит. Следовательно...
Здесь устроено нечто вроде архивной комнаты. Помещение продолговатое, очень просторное, можно играть в мини-теннис. Из мебели только два кресла на колесиках и низкий хлипкий стол – все обычное, типичное, пластик на тонкой металлической основе, никаких авангардистских силикатов. Стены – ряды высоких стальных дверей с кодовыми замками.
Утвердив меня посреди комнаты, роботессы принимаются открывать нужные замки и распахивать двери. За ними я ожидал увидеть обычные полки, заставленные какой-нибудь конторской ерундой, а вижу глубокие кладовые, в которые надо заходить, чтобы добраться до стеллажей у боковых и дальних стен. Вместительно. Можно без труда сложить все бумажные документы «Зейры» лет эдак за миллион, и если угораздит забыть точное местоположение требуемой бумаги, поседеешь в увлекательных поисках... Или коробки со старыми компьютерными дисками целого города... Или оружие – на месяц осады...
«Как дела у мистера Мерча?» – глухо интересуется канувшая в один из чуланов Т-1001.
«Неплохо. Я отправила его домой сразу после твоего звонка, – гудит из соседнего чулана Уивер. – Он сравнил себя с конечным результатом тепловой обработки пищи».
«То есть?»
«Сказал, что совсем вареный. Метафора понятию «сонный», понимаешь?»
Из недр начинают появляться на свет обещанные оборудование и материалы. Средняя и компактная системы плазменной резки. Баллоны с кислородом, водородом и ацетиленом. Десяток дюжих восьмигаллоновых полупрозрачных бутылей, налитых какой-то химией. Надо полагать, готовый биохимический раствор и компоненты для варьирования его характеристик. Четыре вложенные одна в другую емкости для опытных электрохимических процессов. Они из черного шершавого полипропилена, квадратные, огромные, Гуднау за ними почти не видно. Уивер выносит кипу из шести крупных керамических тиглей... Виноват, две кипы. Мои ненаглядные инженеры-технологи ни в чем не знают меры.
– Что, позвольте узнать, Мерч делал здесь ночью? – поддерживаю я разговор.
– Работал в подвальном серверном зале, – лаконично ответствует Т-1001.
– Мистер Мерч поручился, что в ночное время у него обостряется интуиция, – считает своим долгом пояснить Уивер. – У меня нет оснований ему не верить.
Для чего же понадобилась его интуиция? Очень просто. Наряду с электротехническими работами Уивер устроила тотальный смотр системам хранения и вычислительному оборудованию на предмет действующих угроз и скрытых уязвимостей. Уместная инициатива после неприятностей последних недель. Чистка выявила так много интересного, что, исправив найденные неполадки, начальница сочла за благо повторить процедуру. На этот раз результат ее порадовал. Но не удовлетворил. Ею овладело стремление к совершенству, и в этой связи ей очень кстати пришла мысль о сотруднике с большим опытом и изощренным чутьем на латентные сбои. Так и получилось, что эталонная проверка была доверена Мерчу, а он взялся за нее горячо и она стоила ему сна, покоя и, боюсь, четверти диоптрии зрения.
Я пробую вообразить встречу с вареным Мерчем. Он в подвале, мы наверху, ему незачем наверх, нам ни к чему вниз – значит, встретились бы. Так бывает всегда. Лифт открыл бы двери – и кто же притаился бы за ними и вздрогнул при виде нашей компании?
«Что вы здесь делаете, мистер Мерч?» – строго вопросила бы Уивер в то время как Гуднау бесстрастно привела бы кресло в движение, оттесняя короля интуиции от лифтовых дверей.
«Я... э-э... зашел...» – с этими все объясняющими словами король пятился бы, щурился, пока наконец не разглядел бы меня, поломанного, ободранного и обожженного, ухнул от ужаса, метко взмахнул рукой и едва не сшиб бы с себя очки. Сцена! А Уивер требует ответ, с какой такой целью зашел сюда мистер Мерч. А Гуднау флегматично отвечает: «Проинформировать тебя о результатах своей работы, я полагаю...» На этом моя фантазия дает сбой.
Тем временем в комнате прибывает мебели: два крепких металлических стола и такая же прочная лежанка, не имею понятия, откуда взятая. Также возникают два лабораторных блока питания – высшего класса и немыслимой мощности. Универсальный сварочный аппарат. Веселый разноцветный выводок барабанов с мягким силовым кабелем большого сечения. Титанических размеров дизельный генератор – «если не выдержит электропроводка». Думаю, так и будет... Четыре завернутых в пузырчатую упаковочную пленку продолговатых слитка колтана. Невзрачная запечатанная картонная коробка с мелкими надписями, свидетельствующими, что внутри лежат двадцать четыре платиновых электродных пластины стандарта секретного – это место на коробке почему-то замазано черной краской – и умопомрачительными размерами в дюймах. Десять коробок с углеродной тканью. Еще семь разнокалиберных коробок без надписей, заклеенных широким фирменным «федэксовским» скотчем. Стопка свернутых пластиковых пакетов. Два инструментальных ящика. И в довершение праздника – тело какого-то бедолаги-терминатора.
– Тот, который стрелял в меня в гараже, – непонятно поясняет Гуднау, пока они с «преемницей» проворно и слаженно разворачивают полевой госпиталь для киборгов.
– Нам повезло, что стрелял, – философски замечает новая Уивер. – Доставил нам готовые детали. Теперь все сделаем в лучшем виде и вдесятеро быстрее. В противном случае пришлось бы искать индукционную печь, рассчитанную на температуру плавления легированного титан–тантал-ниобиевого сплава. И сюда бы мы ее не затащили.
Мне почему-то кажется, что ее последние слова – шутка, и я вторю:
– Со мной так много возни...
– Это не возня, – возражает Уивер. – Мы заботимся. И не только мы.
– Радеем, – поддакивает ей нелюбезная-дистантная. – Есть такое старинное слово.
– Не только вы? Кто еще?
Она демонстративно поднимает и с легким стуком кладет на место один из пакетов – прозрачный, в котором нетрудно угадать сложенные черные футболку и брюки, а стук выдает присутствие обуви. Привет от одной знакомой донельзя хмурой мисс.
– Что должно было произойти, – задумчиво спрашивает Уивер, – чтобы Сара Коннор и ее сын Джон по доброй воле желали спасти Скайнет?
Она оценивающе поворачивается ко мне. Наблюдает, насколько удачно я сохраняю спокойствие. А что мне остается? Я и так уже недооценил почти всех. Значит, и Джона?
– Да, он тоже был здесь. Наутро после катастрофы. Кажется, его мать это не обрадовало.
Что двигало будущим лидером? Что двигало ими всеми – «кто что-то видел или слышал», пожелал собраться и всех собрал? Хотя, наверное, это не имеет значения – резоны, мотивы, несогласия, опасения. Они поступили наилучшим в данной ситуации образом. Важно только это. Я не буду вдаваться в анализ. Я не хочу прийти к выводу, что они повели себя как...
Я избегаю этого понятия. Оно для меня неприемлемо. Поэтому пусть пока будет так: пусть это будет самый натуральный и точно настроенный импеданс, какой только видел этот мир. Редкий, волшебный, сыгравший не там, где я ожидал, а тут, где оказался нужнее. Вот и все. Просто маленькое чудо – и все эти удивительные люди и не-люди смогли сделать невозможное – нашли взаимопонимание. Это мне подходит. Это радует. Только я повременю выражать свои чувства: операция далеко не закончена, впереди очередная ее стадия, неизвестно, как она пойдет и к чему приведет.
– К операции все готово, – в тон моим мыслям докладывает Т-1001.
– Да, начинаем, – откликается Уивер. – Надеюсь, пациенту не будет ни больно, ни страшно.
– Ты о чем?
– Сейчас расскажу. Мистер Хьюз, мы начинаем!
Я готов.
Значит, Джон Генри подробно пересказал ей события в Коста-Меза. Несмотря ни на что. Это прекрасно, но кончилось-то все довольно плохо, верно? Что из этого следует? Процесс важнее результата? Видимо, так. Хочу я или нет, жизнь имеет на сей счет такое мнение.
И что мне теперь делать?
Надо сберечь то новое, чего достигли здесь без меня. Но я не могу сберечь, могу только испытать – и очень может быть, сломать. Или, если повезет, укрепить. Или не шевелиться вовсе, что исключено. Или не взвешивать и просто действовать. Ведь я «все-таки здесь».
Так что же мне делать?
Для начала – немного изменить план.
Отредактировано БотАН - Воскресенье, 09.07.2023, 10:46 |
|
| |
| murloc | Вторник, 11.07.2023, 20:03 | Сообщение » 366 |
Лидер Сопротивления
Сообщений: 38
| "так что пёс с ним"
А вот сейчас обидно было. Шутка. : )
"И мать нашла выход. Это достойно уважения, и не важно, что отчасти ей помогли."
Что-то с памятью моей стало. Не соображу кто и как помог. : (
"Он сравнил себя с конечным результатом тепловой обработки пищи"
У нас проклюнулось чувство юмора? Доктор Шерман был бы рад!
Гуднау великолепна.
А Пит сентиментальный стал. Стареет, что ли?
петля" - подумал Штирлиц. В дверь постучали. "Временная
|
|
| |
| БотАН | Вторник, 11.07.2023, 21:43 | Сообщение » 367 |
Сказочник
Сообщений: 2776
| «Что-то с памятью моей стало. Не соображу кто и как помог»
Дак солнышкин папаня с дочурой повоздействовали, сняли стресс, выровняли биополе, бумажник набили.
«У нас проклюнулось чувство юмора? Доктор Шерман был бы рад!»
Затем его и того – чтобы в какой-нибудь монографии случаем из практики не похвастал.
«А Пит сентиментальный стал. Стареет, что ли?»
Кайфует.
___________________
Я что хотел сказать? Финал близок, вот. Всего еще три главы.
|
|
| |
| БотАН | Четверг, 13.07.2023, 19:33 | Сообщение » 368 |
Сказочник
Сообщений: 2776
| «С ними реально найти взаимопонимание?»
Даже в бинокль не усматриваю такой возможности.
«Или их поставят перед свершившимся фактом?»
Лучше. Их используют.
|
|
| |
| БотАН | Среда, 13.09.2023, 12:49 | Сообщение » 369 |
Сказочник
Сообщений: 2776
| Глава 48. Дело всей жизни
Утро пришло светлое, безоблачное, умиротворенное. Со следами ночной свежести в быстро теплеющем воздухе, с ароматами цветов и далеких эвкалиптов, с торопливыми воробьями и степенно пролетающими в вышине элегантными коричневатыми кобылками. Район выглядит спящим. Он давно проводил утреннюю рабочую, инженерную и прочую смены, дождался и тоже проводил непостоянный, как отсыревшие часы, школьный автобус, на три четверти обезлюдел и утомленно затих под медленно скользящим ввысь солнцем.
Безмятежность. Даже воробьи не галдят, не затевают скандалов, ведут себя необычно тихо и созерцательно. Их чинность смущает большую голубую сойку. Вообще-то главная сейчас ее забота – я. Что за тип, куда и зачем иду, не буду ли хулиганить на ее территории? Но это не отменяет другие дела. Она то взмывает на ветку платана, где среди листвы мне видно лишь ее светло-серое брюшко, и там кричит по-соечьи, то слетает в траву и принимается очень похоже поддразнивать воробьев. Туда-сюда, писк-щебет. Отпустив меня ярдов на сорок, покричав и подразнив, сойка нагоняет меня, залетает далеко вперед и принимается баламутить птичью общественность на новом месте. Делает утро на свой манер.
Я шагаю неспеша, размеренно, привыкаю к новым суставам, совершенствую настройку их моторных процессоров. Техника работает четко. Движения гладкие, точные, понятные, но еще пока не стопроцентно мои. Нужно время.
Я шагаю и очень внимательно всматриваюсь во все окружающее. Потому что в делах наших нет пока утреннего умиротворения. Ситуация упрощается, приводит к устойчивым решениям. Объединенный вариант набрал силу, область перегиба полностью пройдена. Теперь мы знаем многое сверх того, что тревожило нас в последние дни, и больше не нужно волноваться о пустяках. Нужно волноваться о кое-чем серьезном.
На нашей улице все по-старому, тихо, спокойно и местами даже имеется утренняя тень. На углу модничает вымытыми стеклами давешний темно-зеленый «раптор для побега». Наших прокатных автомобилей не видно, машины Джона тоже, только вечная как Земля «импала» табачного цвета стоит у подъездной дорожки. Значит, мисс Хьюз дома одна.
Она пропускает меня в дом молча, с обыденно хмурым видом, не ответив на мой «привет». Плотно притворяет дверь. А затем... Как это точнее описать... Быстрым шагом не то рывком приближается вплотную и захватывает меня в крепкие объятия. В ситуации с объятиями более принят глагол «заключать», но я пытаюсь быть точным. Потому – захватывает, облапив крепкими руками – не «оплетя», как пишут в книгах, а именно стиснув меня по-медвежьи. Молча. В полнейшей тишине. Прижавшись всем, чем можно прижаться в такой позиции. Заставляя меня телом чувствовать ее торопливое гулкое сердцебиение. Прильнув щекой к моей груди. Ну и дела. Честное слово, полминуты назад все было заметно проще...
Отпускать меня Сара, по-видимому, не намерена. Как сестра брата, который вернулся... не менее чем с войны. Дождалась и держит. Наперекор невзгодам. Утверждая нечто для себя фундаментальное, что страшилась потерять. Но разве это обо мне? Или Сара немного сошла с ума? И вдобавок щекочет мне нос густыми тяжелыми волосами, которые у нее пахнут не розами и волшебством, а пустынным ветром и диванной обивкой. Как мне реагировать? Чтобы куда-то деть руки, кладу ладони на ее затвердевшую спину.
– Ты меня напугал, – шепчет «немного сумасшедшая». – Больше так не делай. Слышишь?
Это не вопрос и ей не нужен мой ответ. Не разжимая объятий, она чуть отклоняется назад и с малой дистанции заглядывает мне в глаза. Во взгляде ее не настойчивость, а... что? И что означает мимическая тень, пробежавшая ото лба через брови, щеки и угасшая на губах?
– Договорились? – утвердительным шепотом подводит итог Сара, глубоко вздыхает, тиснув меня грудью, еще раз напоследок – теперь уже нарочно – тычет макушкой в нос и наконец выпускает из плена. Но не оставляет в раздумье, а непривычно ласково позвав «пойдем!», мягко подталкивает в сторону стола. Как самый нежный в мире портовый буксир.
– Садись. Я напекла бобов – Кэмерон говорит, это то что нужно. Белок, углеводы, клетчатка и что-то еще. Короче, бобы, – Сара качает в воздухе крышкой объемистой кастрюли. – Не баночные, имей в виду, – гордо добавляет она. – Настоящие.
– Пахнет вкусно, – честно говорю я.
– Ну конечно! – Она принимается наполнять большую глубокую тарелку. – А Джон, глупый, грозил уйти из дома. Он их теперь почему-то не любит, а раньше любил... Тут еще зелень, соус... этот... какой-то... И все горячее!
Гора белка-клетчатки с «каким-то» соусом растет и растет. Приобретает размеры сперва солидные, затем излишние и наконец угрожающие. Может, хозяйка ослепла от смущения за свой эмоциональный порыв при встрече? Впрочем, меня больше интересует, отчего в доме стало меньше вещей. Ненамного. Гостиная не потеряла относительно обжитой вид. И все-таки кое-чего не хватает.
– Вас что, опять обокрали?
Сара выбирает в ящике самую большую ложку, по-простому втыкает ее в гору на тарелке, ставит все это великолепие передо мной и делает пригласительный жест ладонями. Сама же неспеша устраивается напротив меня – как всегда, чтобы видеть окно. Я почему-то жду, что сейчас она поставит локти на столешницу и устроит подбородок на полураскрытых кулаках. Но вместо этого Сара отставляет стул немного назад и садится, не касаясь стола вовсе – возможно, как намек, чтобы я не лез с предложением совместной трапезы.
Так вот, никто их не обкрадывал. Просто-напросто они частично переехали. Арендовали второй дом. Это, оказывается, удобно – два нормальных дома. К примеру, Чарли сегодня, когда решит кой-какие свои вопросы, ближе к вечеру приедет не сюда, а на «чистое» место. Ей, Саре, так спокойнее. Меньше шанс, что кто-нибудь прицепится. А уж если – то будет легче это заметить. И молодежи удобно: эти вообще то здесь, то там. В самую рань, вон, уехали на «боевое дежурство» – это то есть, ангар и хвостатые. «Она и Джона втянула, представляешь?» Скоро вернутся и как обычно устроят балаган. «Так что ешь, ешь».
Я ем, ем. И попутно интересуюсь здоровьем доктора Маккарти. Сара хмыкает.
– Уверена, он в порядке. Не знаю только, где: поганец от нас сбежал... Ты чего давишься?
– Ты его отпустила, – ставлю я диагноз.
– Может, и так, – покладисто соглашается Сара. – Я обещала ему жизнь. Ладно, Пит, твоя очередь. Как у тебя все прошло там... ну, с этим, к кому ты ездил? Вы поладили?
– Поладили? – лживо удивляюсь я.
– Да брось! Никого ты не заморочил своим «противником». Убивать его, или делать что-то аналогичное ты не собирался. Так? Так. Значит, поладили.
– Ну, может быть. Называй, как нравится. Ему и мне нет причин враждовать – мы это четко уяснили. Места и дел хватит обоим. По той же причине нам незачем сближаться.
– Но это вы уяснили не так четко? – улавливает Сара размытость формулировки.
– Ты же не думала, что я поговорю с ним один раз и это решит все проблемы?
Сара отвечает короткой гримасой: она, дескать, уже и не знает, о чем думать.
– Тебя он больше не тронет, – добавляю я. – Тебя, Джона, Чарли. Кэмерон. Очень вероятно, он не тронет больше никого. Теперь ему это незачем.
– Ну-у... хорошо, – удержавшись от того, чтобы потребовать немедленных разъяснений, говорит Сара. – Чую только, не так хорошо, как хотелось бы.
Чутье, как обычно, ее не подводит.
– Знаешь, как его прозвал Джон? Злокибер! – помолчав, усмехается Сара. – Ага. Ну, а что-нибудь конкретное поведаешь? Когда, конечно, вернется молодежь.
– Поведаю, – сдержанно обещаю я.
– Вот и хорошо, – легко принимает Сара. – Тем более, проблем хватает и без него. И даже не по его вине, ведь так? Ведь мы с тобой слегка ошиблись?
– Я ошибаюсь дюжину раз на дню, Сара, так что тебе придется уточнить.
– Очень смешно. Я о том, что взрыв устроил, разумеется, не он, но и не калибовцы. Невзирая на претензии к начальству, им незачем гробить оборудование и материалы – источник их дохода. Другое дело – наш заботливый невадец. Только не спорь, Пит. Я уж вижу, ты хочешь, чтобы мы с ним были заодно. Но как это возможно с тем, кто водит тебя за нос?
– Эттберри только хочет уберечь тебя и Джона.
– Не только, – мягко возражает Сара. – Еще он хочет уничтожить тебя.
– Во-первых, не конкретно меня, я просто попал под раздачу. Во-вторых, так и должно быть.
Сара отрицательно и крайне убежденно качает головой.
– Тобою владеют эмоции, – указываю я. – Лучше подумай о его миссии.
– Подумала. При встрече засуну ему ее... очень глубоко, – безмятежно обещает мисс Грубиянка. – Вернее, это сделает Кэмерон.
Сочту воображаемую картину острой приправой к моему блюду.
– Вот слушай, – начинает рассказ Сара. – Я ему позвонила. Раз уж он так за нас беспокоится. Ну и вообще, ты же понимаешь, это следовало сделать. На другой день Кэмерон поймала в новостях нужный сюжет, и вечером я позвонила. Сказала, что Пит пропал, а по телевизору мы услышали такое. Чистая правда, заметь: про тебя мы тогда еще ничего не знали. Сказала, что противник явно нас перехитрил. Потому что именно так бы мы с Джоном и думали, если бы не знали чуточку больше. Сказала, что ввиду таких событий мы переходим в режим полной тишины, и его парню в «Калибе» тоже не мешало бы залечь на дно.
– Снова правда, – подпеваю я. – И что он?
– Ничего. Наплел страшилок и попытался, наглец, выяснить, где сейчас «наш пленник». А я что? Прячем. Дескать, теперь ему угрожает большая опасность, поэтому прячем. На тот момент, кстати, и это было правдой.
– И затем...
– И затем я все сделала так, как надо, – твердо отвечает Сара. – И уверяю тебя, то, что при первой встрече я повелась на ложь Эттберри будто «это не организация», не играет роли. Я никого бы им не отдала и тогда. А теперь, сам понимаешь, Маккарти вообще ничего не светило бы: ведь это гребаное Сопротивление, Пит! Здесь и сейчас!
– Ты как будто не рада.
– Полуфанатикам? Нет, не рада. В особенности – пришедшим оттуда. Мне хватило Дерека Риза. Который, кстати, был далеко не самым отмороженным парнем.
– В этой группе, кажется, из будущего был один только Бьюкенен.
– Идейный вдохновитель. Теперь во всяком случае понятно, почему калибовцы так стремились его убить. И понятно, что эти теперь им мстят. Ничего нового. Пит, ответь честно, когда ты все это окончательно понял?
– Когда поговорил с... противником, – отвечаю честно. – Хоть тебя и не устраивает это слово. И когда проанализировал переданный им список сотрудников.
– Джон ждал чего-то подобного, – замечает Сара. – И еще мы подумали, что одной акцией они не ограничатся: ведь есть еще склады и лаборатории. Хоть Маккарти и говорил, что там почти пусто, но было ясно: «почти» никого не устроит. Так и оказалось.
– Еще пожар в одном из промышленных кварталов Сан-Франциско, – добавляю я. – Именно там, как думали «полуфанатики», базировалась аппаратная часть противника. Возможно, Кэмерон видела в новостях и это, но Фриско далеко... Спасибо, Сара, очень вкусно!
– На здоровье. Добавки? Ну, ладно. – Она поднимается со стула и забирает мою пустую тарелку. – Так что там за аппаратная часть?
– Он сам. Пойми, «сетевой организм» – не более чем красивые слова. Любому организму нужен материальный базис.
– И он, значит, свой базис прячет в другом месте. Соображает. Кстати, могли эти... подрывники отыскать заодно какое-нибудь высокотехнологичное оружие «от Скайнета»?
– Вряд ли. Время поджимало: удары по пяти точкам хранения они нанесли одновременно.
– Тоже соображают... И Маккарти соображает, Пит. Он догадался, что в «Калибу» проникли сопротивленцы. Понял, что запланированная на ту ночь акция – их замысел, а вовсе не обозленных на начальство коллег. И переправил самых посвященных специалистов в убежища. Он знает много, Пит. Не знает только, что информационную поддержку им оказали, похоже, мы сами: отправили нужные сведения с болваном Аркеллом в будущее.
Разумеется, отправили. И разумеется, любому ясно: будущий Джон имеет какое-то отношение к тому, что произошло четыре дня назад здесь. Но какое? И что в этом неправильного? Именно так и должно быть, нравится это Саре Коннор, или нет.
– Вот такое вышло дерьмо.
– Скажи лучше, как вышло, что ты спасаешь от Сопротивления ненавистного Джо?
Скорбно-усталая улыбка в ответ. Как это понимать? Сару Коннор тянет к плохим парням? Возможно. Но есть кое-что и помимо склонностей. То, что объединяет ее и Маккарти: они оба погибли в сходящихся событийных ветвях. Такой опыт оставляет следы, спутывает понятия «было – не было», рождает легкий, как бы, я думаю, сказал Маккарти, «бардак в памяти». Кроме того, очень вероятно, мисс Хочу Все Знать не упустила шанс спросить Джорджа, что же случилось с ним в ту ночь. И что-то он ей ответил. «Слушай, Бонни...»
– Сопротивление... – задумчиво говорит Сара. – Дело всей моей жизни... Это, Пит, сильный опыт – посмотреть на свою жизнь со стороны. Очень вправляет мозги. Скажешь, эмоции? А когда через сутки после того, как ты пропал, я увидела Т-1001 и поговорила с ней? Тоже эмоции? А как мы втроем убеждали Кэмерон, чтобы сидела тихо, а она рвалась тебя искать?
Чудишь ты, сестрица.
Посреди молчания у Сары сигналит телефон. «Ну все, – объявляет она, – они здесь. Сейчас начнется». Через минуту она открывает дверь и впускает «их» в дом. У Джона через плечо темная сумка, которую он тут же скидывает на пол у двери. Кэмерон обеими руками прижимает к себе здоровенный, набитый до отказа, еле дышащий пакет из темной бумаги – свидетельство посещения продуктового маркета. Не сказав ни слова, только утвердив ношу на боковом столе, Кэм без промедления устремляется ко мне. Никакой мимики, только порыв, неудержимость, легкий ветер в гостиной, и я попадаю во вторые за утро объятия – молчаливые, долгие и очень крепкие. «О!» – одобрительно говорит Джон, когда она приподнимает меня над полом. Я бы сказал даже «ого-го!» И напоследок еще раз «ого!»
– Так, ладно, отпусти отца! – пряча за деловитостью зависть, велит Сара.
– Ты поел? Мамочка тебя покормила?
– Попробовала бы она этого не сделать... – ворчит мамочка. – Поставь его, говорю!
Я вновь оказываюсь на собственных новых ногах.
– Молодец, – овладевает ситуацией Сара. – А теперь убирайте продукты в холодильник.
– Да, мэм! – Джон принимается высвобождать покупки из подмокшей бумаги. Перед ним быстро вырастает блестящая живописная куча из десятка «дипов» в магазинной упаковке.
– Ну, как у вас дела? – зорко наблюдая за происходящим, спрашивает Сара.
– Все хорошо, – не отпуская мою руку, отвечает ей Кэмерон. – Котята еще немного подросли. Темно-серый поправился, снова хорошо кушает и играет. Спят все по-прежнему с мамой.
– И как ты им до сих пор не дала имена... Но я спросила об осложнениях по дороге.
– Все спокойно, мам, слежки не было, – отвечает Джон, а Кэмерон кивает в подтверждение.
– Ну, хорошо. Ладно. Я так понимаю, бобы никто больше не хочет. В таком случае, Джон, кидай всем по мороженому, и перейдем к делу. Пит, начнешь?
Отчего не начать, пожалуйста. Дожидаюсь, когда вся компания расположится, кому где удобно. Сара – опять на том же стуле и в той же позе. Джон остается стоять, прислонившись к холодильнику. Кэмерон устраивается рядом со мной, показывает, как удобнее распечатать упаковку «дипа», и два раза при этом подталкивает меня плечом. Будто хочет окончательно поверить, что я здесь – настоящий и не понарошку. Засим я начинаю свою повесть о событиях на западной Арбор-Вита-стрит. От приезда и до освобождения, включая мой опыт зависания в высшей мерности, но опустив воспоминания и размышления. Плюс прибытие в «зейровский» офис. Про ремонт почти не упоминаю. По мне, это не самое интересное.
– Вот видите, она хорошая! – имея в виду Т-1001, подытоживает Кэмерон.
– По меньшей мере, нам следует ее поблагодарить, – дипломатично формулирует Сара, с любопытством и долей удивления наблюдающая за своей приемной дочуркой. Полагает ее вывод скоропалительным? Или ждет, когда она проявит хоть какой-то интерес к тому, что произошло с нею-второй в соседнем варианте действительности? А Кэм вместо этого оптимистично хрустит вафельной трубочкой...
– Мне тоже следует поблагодарить, – пользуюсь я моментом. – Благодарю вас всех!
– Обращайся, – слегка рассеянно отвечает Джон. – Хоть ты и похоронил военную тактику.
– Ладно, – чуть улыбается мать. – Будем считать, обошлось. А теперь послушайте меня.
И Сара сначала вкратце пересказывает Джону и Кэмерон то, о чем мы с ней успели поговорить до их приезда, а затем вводит меня в курс немногих здешних дел за четыре дня.
По ее желанию Маккарти показал им место, где занимались переделкой внешности киборгов несколько специалистов, включая Крис Галлахер. Которая, кстати, дождалась их в мотеле – то ли побоялась сбежать, то ли не мыслила жизни без своего телефона – и утром получила дозволение «проваливать». Как Сара и предполагала, ничего интересного поездка не принесла. Потратили ночь впустую – что и требовалось, поскольку на тот момент «заботливый невадец» все еще был с ними. Зато когда капитана призвала, наконец, служба...
Исполняя второе желание Сары, Маккарти привез их на место эвакуации семьи Дайсон. Удаленное от дороги ранчо в неживописной местности на полпути в Сан-Бернардино. Целей у Сары было две. Первая – увидеть Дэнни в добром здравии. Вторая – авантюрная. Дэнни, который очень изменился за десять лет, сразу узнал Сару и был не испуган, а смущен. Тарисса хмурилась, предпочитала не смотреть в глаза. Понимала, что на этот раз перед ней настоящая Сара. Вот и хорошо. Она попросила Дэнни выйти на пару слов. Слова были такие: та, которая приходила к его матери, никогда не вернется и никогда не повторится сама аналогичная ситуация – поскольку того, кто дал ей задание, больше нет. Неправда, конечно. Но, как известно, вопросом «кто дал тебе задание?» терминатор Аркелл приветствовал пойманных на месте межвременной выгрузки сопротивленцев, прежде чем их убить. Такую инструкцию содержали модифицированные кем-то файлы Аркелла, помеченные тремя буквами ADG. Что бы ни значили эти буквы – «Эндрю Дэвид Гуд», или рабочую тройку программистов «Адам Лонгман, Дэниел Дайсон, Грег Литтл», или что-то другое, Сара не планировала это выяснять. Ей было достаточно дать парню дельный намек – поймет, не поймет, не важно – и для самой себя поставить в этом эпизоде своеобразное многоточие.
Немного времени спустя Маккарти официально сбежал, а наша команда повела жизнь скромную, незаметную, затаенно-лихорадочную. Наблюдали за обстановкой, узнавали последние известия у новой Уивер, верили – а моментами не верили – в счастливый финал моих приключений и понемногу обустраивались в новом доме. Как раз в ходе последних забот в боковом кармане куртки, в которой она была в последний вечер перед отбытием Маккарти, Сара нашла сложенный вчетверо листок из блокнота. На листке незнакомым аккуратным почерком был записан адрес, два восьмизначных числа и три слова: какой-то «batbatbat» и два вовсе бессмысленных чередования строчных и заглавных букв с цифрами.
– Ума не приложу, когда он мне это подсунул, – без заметного волнения – вероятно, в сотый уже раз – говорит Сара. – Фокусник.
Джон с оттенком иронии смотрит в сторону. Как бы говорит: «Если мне случается бросать одежду где попало, то после я первым делом проверяю карманы...»
А я под впечатлением от встречи прикидываю, могла ли мисс Импульсивность устроить Маккарти перед его официальным побегом неофициальные проводы с объятиями?
– Таким образом, – заканчивает мысль Сара, – теперь, когда все мы в сборе, я бы не откладывала решение этого вопроса на завтра. Если, конечно, никто не против.
– Давайте посмотрим шире, – призывает нас будущий лидер. – У нас проблема – ребята, устроившие, э-э, большую жару. Они явно настроены побеседовать с Джорджем Маккарти, но вряд ли у них это получится – в чем есть и твоя, мама, заслуга. Когда они поймут, что к чему, это их совсем не обрадует. Что они предпримут? И что делать нам?
Сара отделывается холодно-дерзкой гримасой. А Кэмерон, кажется, вообще не на связи – так удрученно она разглядывает крошечный остаток вафельного конуса в своих пальцах.
Отредактировано БотАН - Четверг, 14.09.2023, 00:10 |
|
| |
| БотАН | Среда, 13.09.2023, 12:50 | Сообщение » 370 |
Сказочник
Сообщений: 2776
| – Я бы предпочел действовать косвенно, – подаю я голос. – Эти люди совершили действия, определяемые в обществе как противоправные. Будет логично, если теперь ими займутся нанятые для этого обществом специалисты.
– Предлагаешь сдать их копам? – удивленно спрашивает Джон. Сара хмыкает. Что их смущает? Разве не разумно – связать криминально-правоохранительную братию обоюдной возней? Пусть будут заняты. Мы же против безработицы.
– Организуем еще одну встречу с ФБР и поделимся некоторыми новыми данными.
– Если те ребята нас не опередят... – вполголоса замечает Джон. – Ладно, над этим стоит поразмыслить. Только есть у нас и вторая проблема. Злокибер. Что теперь будет делать он? Как ты утверждаешь, все что он имел – вывезенные из будущего готовые образцы. Технологий у него нет. Следовательно... А кстати, Скай, почему у него их до сих пор нет?
– Не тем занят? – предполагает Сара.
– Целая команда ведет исследования, – не поддерживает шутку сын. – Сам он из будущего. Серьезно опережает график познания. Так в чем проблема воспроизвести технологии?
Готов ли будущий лидер к свержению принципа познаваемости, как функции изотропии? Он привык думать, что ни трудность задачи, ни экзотичность составляющих, ни даже парадоксальность решения не сдерживают человеческую мысль. Как ему понравится то, что эту самую мысль гарантированно парализует неконгруэнтность абстракциям? Все, что за пределами веками наработанных умозрительных построений, не существует для тех, кто сформирован цивилизационно-эволюционным путем. Объективный и неустранимый системный барьер аксиоматического мышления. Невозможно поверить, и тем не менее, тысяча против одного, что в ближайшую тысячу лет все аксиоматики Земли не создадут и даже не воспроизведут, к примеру, машину времени. Или электронный чип, наделенный сознанием. Поэтому я спокоен за свои производственные секреты. И не беру патенты.
– Для воспроизведения сложных технологий нужно много времени, – почти правдиво отвечаю я Джону. – И немалый фактор везения. Шансы невелики.
– Неужели? Э-э... Ну ладно, допустим. То есть, в обозримом будущем он не постигнет критически важную часть твоих методов и роль антимессии ему не сыграть. Что остается?
– Остается его суть: мощнейшая аналитическая система.
– Мощнейшая... – эхом отзывается Джон. – Только недостаточно... Ладно, это я так. Хорошо. Итак, он супераналитик. В какой мере этот статус устроит его впредь?
– Тем в большей, чем более центральной фигурой на своей территории он будет.
– Ну разумеется, экспансия...
Ему ли, цивилизованному человеку, осуждать экспансию?
– И это подводит нас к главному, – продолжает Джон. – Как он должен действовать? Как никому не известному кибернетическому субъекту стать для военных «номером один»?
– Выдать себя за меня.
Джон поднимает брови. Сара выразительно откашливается. Потом вздыхает, встает, идет к холодильнику, вытаскивает еще один «дип» и приносит загрустившей Кэмерон. Видеозрачки расцветают ласковым фиолетовым сиянием.
– В результате, – пробует сформулировать Джон, – военные и кто там еще получат Скайнет облегченной версии, который сможет решать, но не сможет исполнять?
– Причем, они будут убеждены, что получили обратно тот самый, свой собственный Скайнет, с которым, им кажется, они знают, как обращаться. Ведь у них есть информация из будущего: система будет создана, запущена...
– Выявит неполадки, выйдет из-под контроля, – подхватывает Джон. – И они рискнут снова?
– Любое гипотетическое ожидаемое преимущество привлекает их больше, чем страшит расплата за него, – напоминаю я. – А любое порочное решение легко достижимо в неплоском поле гистерезисов вашей иерархической модели. Грабли, на которые нельзя не наступить. Этим пользуется всякий оператор от политики, финансов, армии, оппозиции и чего угодно.
– Неужели ты подаришь ему свое имя?
– Могу продать. А если серьезно, то я следую расширенной изначальной задаче: защищаю этот мир. До сих пор худшее, что его постигло – бегущая волна многовариантности. Послужив вначале лекарством от разрушения, теперь она стала коррозией реальности. Я стараюсь ослаблять, а по возможности блокировать неуравновешенные влияния, чтобы естественный процесс энергетического обмена постепенно возвращал миру динамическую стабильность. И меня устроит все, что не препятствует движению по этому пути.
– Скай, это замечательно. Но я-то веду к тому, что за время пути твой сменщик, как однажды это сделал ты сам, может преуспеть в уничтожении человечества. Что приводит нас к противоречию: защищая мир, ты готов допустить его гибель.
– Противоречия нет, Джон. Я защищаю мир, а не человечество.
– Но... – на мгновение Джон теряется. – Э-э-э... Скай, не хочу осуждать твой прагматизм, но для меня эти понятия тождественны. И для мамы. И для всех остальных.
Да ведь так и должно быть! Беспокоиться о судьбе людей должны сами люди и никто другой. И Саре Коннор следует думать об этом именно так, а не давать волю переменчивым эмоциям.
– А ты, Кэм? – спрашивает Джон. – Как мыслишь ты?
– Не так, как вы, – честно отвечает она.
– На чем тогда держится наше союзничество?
– На знакомстве, уважении, симпатии, взаимопомощи и общности целей, – отвечаю я.
– Разве этого мало? – удивляется Кэмерон, вращая трубочку и слизывая мороженое по кругу.
– Мы играем на стороне равновесия, – заключаю я. – Вы со своей позиции, мы со своей.
– А этот... сумрачный гений? – спрашивает Сара, – Ему, значит, не будет до нас дела потому, что его новая забава как супераналитика – пакостить не отдельным людям, а всем сразу?
– Разве дело аналитика – пакостить, а не помогать?
– Ну, конечно!.. – проницательно пфыкает Сара. – Я не понимаю, он что... обиделся?!
Не могу же я сказать, что отныне бывший искусственный интеллект группы «Калиба» будет беззаветно содействовать человечеству во многих важных начинаниях. Ляпнуть такое означало бы довести подозрения Конноров до точки кипения. Причем, это чистая правда. Хоть и не вся. Не могу я признаться, как сильно меня самого озадачило решение противника. Как я не удержался и съязвил: «Тебе что, двенадцать?» А он тотчас уловил мысль и запальчиво парировал: «Это ты лезешь в любую заварушку!»
– Ну вот, – скорбно констатирует Джон. – Мы чего-то хотели, и что-то получили... Что, мам, ты скажешь теперь?
– Скажу, Джон, что пора браться за дело.
* * *
Как во многих похожих районах, здесь преобладают одноэтажные дома с пологими простыми двух- или четырехскатными крышами. Но если ехать и наблюдать квартал за кварталом, увидишь немало более элегантной архитектуры. Порадуют и крыши: многоэлементные, с разными, подчас довольно неожиданными углами сопряжения. Иногда их крутизна такова, что вид фронтонов навевает мысли о католических костелах. К некоторым фасадам пристроены кирпичные дымоходы. В этих домах есть камин – устройство милое, уютное, интерьерное и статусное.
Время без десяти одиннадцать, но приткнутся некуда. Обе стороны улицы плотно обросли припаркованными автомобилями. Хорошо Джону и Кэмерон за два квартала отсюда на перпендикулярной полупустой улочке, а что делать нам? Сара проезжает интересующий нас дом, рулит сто ярдов вперед и тормозит «импалу» у желтого пожарного гидранта. Выходим. Осматриваемся. Из внутреннего кармана куртки Сара извлекает сложенный пополам немного помятый бланк штрафной квитанции и подсовывает его под правый стеклоочиститель. Сомнительный талисман от нового штрафа. Я про такое читал. Иногда срабатывает.
Сара идет открыто и бесхитростно. Не пожелала маскировать внешность, заявила, что хочет быть проще и действовать классически. Это наверное потому, что после нашей беседы ее донимают непростые мысли и предчувствия. В отличие от нее, я иду под прикрытием системы лучепреломления. Я есть, но меня как бы нет. Это потому, что мы не афишируем мое возвращение. Я – наш скрытно действующий резерв, которому нет нужды смешивать мыслительное с эмоциональным и который на подходе к дому может высокотехнологично просканировать его на присутствие жильцов и видеокамер. Первых нет. Вторые есть – скрыты за оконными стеклами, в просветах жалюзи.
Классически неторопливо подходим к двери. Почты в ящике мало. Пять информационных бумажек от округа, муниципалитета, церкви и какой-то бессистемный рекламный буклет. Скукотища. Еще раз осматриваемся, затем Сара, как бы потянувшись, выуживает из заднего кармана джинсов классическую отмычку и уверенным движением задвигает ее в личинку замка. Делает несколько циклических движений пальцами и... замок остается запертым. Вытягивает отмычку, вдвигает снова – и снова безуспешно. Деликатно отбираю у нее инструмент. Некоторые виды тонкой аппаратуры женщины так и не освоили.
Внутри нас встречает классический полумрак. Кондиционер выключен, воздух теплый, застойный, пластмассово-казенный, как в офисе. Обстановка типовая, без особых признаков индивидуальности. Выглядит так, будто жилье подготовлено к сдаче и не дождалось жильцов. Выбивается из сюжета только подключенный к сети закрытый ноутбук на столе. Сара заглядывает в холодильник. Восемь упаковок пива. «Вода перекрыта», – сообщает она из ванной. Я отключаю невидимость – так воспринимать окружающее намного приятнее – и подсчитываю камеры наблюдения. Одна смотрит на улицу чуть вправо, одна – наискосок на главный вход и улицу влево, еще одна контролирует задний двор и две нацелены на соседний дом с южной стороны. Пять штук. Владелец страдает паранойей?
Никаких устройств внутреннего или постороннего слежения я не чувствую. Ни спрятанных камер, ни микрофонов, ни лазерных лучей на стеклах. Вот и хорошо. Обстановку уяснили, пора приступать к делу. Дело наше заключается в поиске предметов, к которым имеют отношение записи, оставленные Маккарти. Слова – без сомнения, компьютерные пароли. Скорее всего, от системы видеонаблюдения. Числа, вероятно, имеют отношение к кодовым замкам дверей или сейфов. В подобном жилище трудно вообразить наличие двери с восьмиразрядным цифровым доступом. Такие врата должны были бы вести не менее чем в Нарнию, что крайне маловероятно. Поэтому ищем сейфы.
Первую увесистую компактную массу металла я обнаруживаю в нижней части стены за столом. Странное место, неудобное. Второй тайник ждет нас под полом за кухонной стойкой, как раз где решетка вентиляции. С него и начнем. Выкручиваю винты, снимаю решетку и с глубины около фута извлекаю фанерный ящик. В ящике – кнопочный сейф. «Я тоже так делала», – с удовлетворением отмечает Сара, вытаскивает свой блокнотный листок и принимается тыкать в кнопки. Щелкает замок. Медленно открываем дверцу.
В сейфе, как в холодильнике, почти пусто. Тощий бумажный конверт и заклеенный скотчем сверток из черного полиэтилена. В конверте – пластмассовая флэшка, изготовленная в форме короткого ключа. Вполне предсказуемо. Зато черный сверток приносит настоящий сюрприз. Там чип терминатора, модель «900»! Вот уж чего никто не ожидал... Сара долго молчит, потом присвистывает, а я между тем индуцирую структурный запрос. И через несколько секунд мне отвечает внешний контур интерфейса Кэмерон!
– Ну? – торопит догадливая Сара. – Это... он?
– Это она, – уточняю я.
Обсуждать будем после, сейчас на очереди второй сейф. Медленно отодвигаю стол – осторожно, чтобы не повредить какие-нибудь малозаметные провода. Сара у стены следит за их поведением.
– Стоп! Серый почти в натяг.
– Тесновато, – возражаю я, но Сара отмахивается и без лишних слов ныряет в ущелье за столом. Полминуты возится там, шуршит, потом требует отвертку. Подаю и заглядываю, как она там. Неплохо. Приняла неведомую обычным йогам асану «Бог рыб в желудке крокодила» и, ворочая локтем, что-то отгибает от стены. Жалобный треск возвещает о крахе обороны.
– Такой же, – докладывает Сара. – Только приделанный. – Из-за стола поднимается рука и слепо шарит пальцами по столешнице. Подкладываю под пальцы бумажку с цифрами. Рука исчезает и через несколько секунд тыканья в кнопки нас вновь радует щелчок замка.
– Смотри сам. – Сара аккуратно покидает ущелье. – Там все по твоей части.
Издевается. Как я туда влезу? Ладно, попробую заглянуть...
По моей части – это черная блестящая шкатулка миникомпьютера и почти кубический компактный корпус с двумя вентиляторами на передней стороне – дисковый массив. Все подключено, все работает, горят светодиоды. Наверное, миникомпьютер управляет камерами (чем же еще?), а в массив программа укладывает записи. Надо полагать, записи за много-много дней. Что такого ценного было в них для Маккарти? Скоро узнаем. А пока остается вытащить электронику, быстро закрыть сейфы, привести комнату в первоначальный вид и можно уходить. Но Сара предлагает другое:
– Пит, давай посмотрим, что там?
– Вероятно, файлы видеонаблюдения. Их много и они очень длинные. Посмотрим дома.
– Давай хотя бы некоторые, поверхностно, – настаивает она. – Мало ли что.
Понятно. У мисс Взломщицы запиликала интуиция, игнорировать которую будет ошибкой. Ну и в конце концов, если она комфортно себя чувствует в чужом доме, то мне и подавно не о чем беспокоиться. Что ж, давайте, испробуем остальные данные нам пароли. Открываю экран ноутбука. Машинка легко выходит из сна и просит сообщить ей, друзья мы или нет. Обижаешь, конечно друзья... Заботливая Сара прикатывает от стены кресло и тихо, но настойчиво заталкивает мне под колени. А сама по-домашнему присаживается около меня на край стола и пускается в спекуляции.
– Как, ты думаешь, он провернул дело с чипом? В одиночку положил всю группу захвата?
– Он, конечно, фокусник... – с сомнением отзываюсь ей. – Может, сам был в той группе?
– А может, твой супер-убер-противник тебе немножко наврал?
– Запросто, – улыбаюсь я. Все пароли подошли, программа управления незнакомая, но я уже понял, где включить фильтрацию, чтобы смотреть записи не целиком, а только моменты движения в кадре. Смотри, Сара, наслаждайся. Поворачиваю к ней ноутбук.
– Начиная с раннего утра после взрыва, – заказывает она.
На экране пять картинок с пяти камер, но поскольку хоть что-то заметное происходит лишь со стороны улицы, наблюдать за действием нетрудно. В обоих направлениях проезжают автомобили. Изредка протопывают пешеходы. Пробегают бегуны. Местами видео кажутся слитными, местами разрывы очень заметны. Пляшут по кадрам зеленые рамки, выделяющие подвижные объекты. Мужчина с собакой. Женщина с собакой. Бегунья без собаки. Остановился пикап, владелец долго возится, укрепляя что-то в кузове, и уезжает. Картинка рывками то светлеет, то темнеет – разгорается день и система ступеньками снижает светочувствительность. Длинный рыжий школьный автобус. Тощий парень на огромном мотоцикле, совсем не похожий на жирного бородача, которого я видел на автостраде Корона-дель-Мар. Снова автомобили. Туда и сюда. Фургон «FedEx». Бегуны... Собаки...
Я размышляю о Маккарти – о фокуснике с криминальными наклонностями. Забрать отключенную Кэмерон целиком он, разумеется, счел для себя неоправданно рискованным. Взял только чип. Правильно. Как он «это провернул» и зачем, не имеет большого значения. Не хотел он давать «проклятые технологии» военным, или хотел и лгал нам, не важно. В основе его решений – четкие рассуждения. Даже в том, чтобы отдать чип Саре. Действительно, оставлять такое в сейфе неразумно, особенно если ты уезжаешь навсегда. Пусть лучше «стремное барахло» вместо твоей проблемы станет чьей-то.
С другой стороны, люди никогда не делают что-либо на основе только рассуждений. За всяким их поступком прячется эмоция, чувство, склонность, порыв. Что из этого следует? Плохих парней тоже тянет к Саре Коннор? Похоже на то. Я их понимаю. И также понимаю, что на взаимность им рассчитывать не стоит – на ту взаимность, на которую обычно рассчитывают плохие парни. Способность играть, но нелюбовь это делать, грация не напоказ, сила духа, преодолевающая все, тонкая душа, не всегда потом знающая, что делать с победой, натиск, способный поддержать или нокаутировать, по надобности, – все это чересчур для плохих парней. Их планка намного ниже. Но изредка они могут надеяться на понимание. И крайне редко – даже на помощь...
– Вот он, смотри! – резко говорит Сара.
Вижу. На записи к соседнему южному дому приближается наш невадский знакомец-капитан. Подходит к двери, копается в замке, исчезает за дверью. Два часа семь минут пополудни.
– Мотай вперед, – требует Сара. Мотаю. Вновь снаружи Эттберри появляется через полтора часа. Уходит в ту же сторону, откуда пришел.
– В руках ничего, – шепчет Сара. – Спер что-то мелкое? Ты вообще что-нибудь понял?
Она смотрит на меня. Я – на нее. Не знаю, о чем думает она, а я думаю, что теперь просто необходимо проверить следующий день. Какое время? Около двух, или с утра? С утра.
– Крути, крути... – шепчет Сара. Кручу, кручу... Теперь мы знаем, что ищем, и второй визит Эттберри вылавливаем довольно быстро. Десять часов сорок шесть минут... Пробыл целых два часа и вновь ушел с пустыми руками.
– Слушай, а ведь он ищет это, – Сара упирает указательный палец в брошенный на стол конверт с флэшкой.
– Еще бы. Он слышал, как Маккарти говорил про компромат на калибовцев.
– Блин! – огорчается Сара. – Это сказала я, а Джо только подтвердил. Глупо вышло... А знаешь, почему он ломится туда, а не сюда? – задает она каверзный вопрос. – Это же опять классика, Пит! Маккарти арендовал два соседних дома. Понимаешь? Тот – его основная берлога. – Сара показывает пальцем на южную, как ей кажется, стену. – И приезжал он всегда только туда. Допускал, что могут выследить. Сюда же пробирался ночью через какую-нибудь прикрытую дыру в заборе. И теперь этот дурак Эттберри, наверное, ободрал там стены и поднял полы... Пит, покажи следующий день! Я хочу увидеть, что здесь было позавчера!
– Увидишь дома.
– Ты опять?
– Признай: Эттберри совсем не дурак. Если он посчитал нужным вернуться в тот дом на следующий день, то, как ты полагаешь, что он предварительно установил где-то поблизости?
– Ч-черт, наблюдение! И мы опять попали в его вечерние новости...
– На этот раз в дневные, – уточняю я. – И не мы, а только ты.
– Спасибо, утешил. Значит, нам надо очень быстро отсюда уходить.
– Без спешки, – возражаю я. – Если нас не побеспокоили до сих пор, значит им надо больше времени. Кроме того, почему ты исключаешь, что намерения Эттберри вполне дружеские?
– Да ладно, Пит. Ты вправду думаешь, что сегодня-завтра он бы позвонил и все рассказал?
– Не исключаю.
Сара насмешливо качает головой и слезает со своего насеста.
– У мексиканцев есть шутка. Зашли как-то раз парни за своим приятелем. Им открыла его мать. «Привет, тетя Одэлис, мы идем на рыбалку, хотим взять с собой Мигелито». Та им говорит: «Ох, мальчишки, ведь наш-то Мигелито ночью умер!» Те молчали, молчали, разинув рты, и наконец самый находчивый спросил: «Так это что же, значит, на рыбалку он сегодня не пойдет?» Так вот ты, Пит, как он. Пойми наконец: Мигелито для меня уже умер.
Она хлопает меня по плечу и принимается убирать следы нашей деятельности.
Может быть, в ней снова говорит чутье. Не знаю. Я бы не зачеркивал капитана так быстро и бесповоротно. Пусть он не самый откровенный парень на свете. Профессия, в конце концов, обязывает. Пусть не хочет принимать нашу замечательную мисс в свою компанию. Может, потому и не хочет, что компания состоит далеко не из бесстрашных борцов за свободу, каковыми некоторые легковерные любят считать членов Сопротивления. Зато в их среде крайне маловероятно встретить феномен «odium generis humani». Разве это не здорово?
Закрываю ноутбук, выдергиваю ненужные больше провода, отодвигаю стол дальше от стены, чтобы вновь не затискиваться в узкий промежуток, и достаю из сейфа всю электронику. Собираю, складываю, сматываю. Возвращаю стол на место. Сара тем временем вызывает Джона и условной фразой велит им с Кэмерон немедленно выдвигаться к дому и ждать нас там. «Что?.. Нет... Так надо, Джон... Нашли больше, чем хотели... Да, давайте...»
Конечно, оперативная команда сопротивленцев не примчится прямо сюда. Наоборот, пришлют кого-нибудь проследить за Сарой. А дальше как пойдет. Либо выследят до дома, либо, если она засечет слежку и начнет водить следящих по улицам, попробуют организовать перехват. В любом случае нас ждет немало интересного.
Сара окидывает помещение прощальным взглядом. Ждет, когда система лучепреломления скроет меня вместе со всеми вещами – мелочь рассована по карманам, крупное держу в руках. Внимательно проверяет качество невидимости. Все в порядке. Сара вздыхает, слегка откашливается, как перед выходом на сцену, и толкает наружную дверь.
Отредактировано БотАН - Среда, 13.09.2023, 15:54 |
|
| |
