БотАН  | Воскресенье, 29.12.2024, 14:49 | Сообщение » 391 |
 Сказочник
Сообщений: 2776
| Глава 51. Фред
Итоговая проверка. Я видел все, что хотел, и многого достиг. Пора убедиться, что увиденное и достигнутое не мимолетно, что это не случайно выхваченная оптимистичная оценка, а налаженная действительность. Сейчас имеет значение только это, но никак не прощальные взгляды и опрометчивые эмоции. Второй акт спектакля подошел к кульминации.
Четыре ударных вертолета в полном боевом оснащении. Они бесспорно внушают покорность кучке пеших безоружных людей и двум человекоподобным машинкам, которые почему-то склонны этих людей оберегать. И они, ударная четверка, безусловно могут размолотить человекоподобных машинок в горелое крошево и пыль. А вот против тактических сбоев в операции они – ноль. Стрелять во всех подряд здесь они не будут, это не ближневосточная гастроль, и если, пофантазируем, в следующий миг машинки-убийцы отменят миссию по защите в пользу собственного выживания, развернутся и возьмут людей в заложники, великолепная четверка сможет только немного их задержать и горячо молиться о скорейшем появлении пехоты. А ее не видно. В чем дело? Что-то у планировщиков идет не по плану?
Полсотни шагов пройдено. Сейчас громовой голос скомандует продолжать движение – еще пятьдесят шагов, или сто, и с каждым риск невыгодного финала будет нарастать. На каком-то такте эта шаткая импровизация выйдет за рамки джазового стандарта и тогда... Другими словами, я думаю, что разумный предел допустимого достигнут.
Очевидно, так думаю не я один. Потому что громовой голос не возникает и что-то непонятное происходит с полукольцом загонщиков. Крайний «апач», который для нас справа, резко кренится и делает рывок к ближнему соседу. Тот вздрагивает, но вместо попытки избежать встречи почему-то, напротив, начинает поворот в сторону обезумевшего крайнего.
Началось. Теперь им не до нас, а нам с Т-1001 больше незачем позировать на передовой. У нас дела поважнее. Разворачиваемся и бегом – со всех ног – обратно к фуре. За спиной громко и страшно тарахтит. Два летающих одиночества встретились и освобождают друг друга от винтов, хвостовых балок и части ракетных подвесов. Люди у грузовика оторопело замерли, никто не подумал даже присесть, не говоря, чтобы укрыться понадежнее. «Под фуру!» – кричу я им, в грохоте меня почти не слышно, и как соскучившийся по родителям малыш, я на бегу широко раскидываю руки. Исчезните, мягкотелые! Нет, не исчезают... Из-за этих дремотных созданий мне не суждено увидеть финальное па двух вертолетов. Многотонный удар пробегает по поверхности земли и щекочет пятки. Люди наконец-то полезли под прицеп – до невозможности медленно. Подоспев, мы с Т-1001 им помогаем – Коннорам, наемникам, вперемежку – и загораживаем собой. Так уже лучше. А где третий и четвертый «апачи»? Вон они. Третьего несет с небольшим набором высоты прочь от нас и рывками разворачивает то левым боком к потоку, то правым, как будто он ловит собственный хвост. Четвертый бывший смертоносец, медленно вращаясь вокруг вертикальной оси, неудержимо лезет все выше и выше в ясное синее небо.
Оба упавших вертолета лежат футах в семистах, к нам боком. Двигатели первого как ни в чем не бывало свистят, раскручивая голую пустую втулку винта. Второй тоже не заглох, но сбросил тягу и со стороны правого двигателя из него прет густой черный дым. Сейчас... Бух! Бам! Бабах!! Шарах!!! Букет огненных лилий расцветает из дымящего «апача». Вдаль и ввысь с жужжанием улетают веера поражающих элементов боекомплекта, слух и тело ощущают рывки ударной волны, нас окатывает жаром. Вертолет разрывает, как старую галошу, и заволакивает сизым дымом с пламенем, таким огромным, что перед ним предыдущий черный дым – ничто. Номер первый ощутимо не пострадал, по-прежнему свистит турбинами, крутя обломок втулки, и не исключено, что... Шарррах-бабах!!! – все ударное, что висело на нем, детонирует одним махом. Содрогание земли, свист, жужжание и волна жаркого вонючего воздуха. Один или два осколка бьют в боковую стенку фуры над нашими с Т-1001 головами. Не повредили бы они наш главный груз... Дыма и огня становится вдвое больше. В целом все, как я говорил: место в первом ряду.
Третий «апач» уже милях в двух от нас. Он больше не гоняется за хвостом. Аэродинамические силы играют им в новую игру – в качели. Сперва он летит в одном направлении, боком и шатаясь, набирает высоту и теряет скорость, в высшей точке замирает, делает судорожный разворот как от пинка, после чего по нисходящей параболе его с ускорением несет в обратную сторону – к низшей точке футах в ста над землей, где он развивает максимальный ход и вновь – пошатываясь и немного боком – начинает подъем, на котором теряет скорость... и так далее, все по новой, опять и опять. Эта забава может тянуться долго – пока траектория неуправляемого размаха в какой-нибудь точке не пересечет поверхность земли. Зато четвертый «апач», верхолаз, еле виден в вышине.
Ладно, зрелищем насладились. Пора покинуть это место. Как там дела под прицепом? Вроде бы порядок. Люди распределились двумя компактными кучками: Конноры, Усатый-Волосатый и Истребитель Веревок сжались за нашими с мимикроидом спинами, еще пятеро солдат удачи залегли за колесами. Все живы, глаза блестят, крови не видно.
– Отбой тревоги, – объявляю я. – Вылезайте на обратную сторону.
Некоторые самые смелые вынуждают показать им, где обратная сторона, тогда как безотчетное любопытство толкает их в нежелательном направлении, и они мешают двигаться более благоразумным. Мы с Т-1001 обходим прицеп. Она остается около угла. Я жду, пока последний человек – самый крупный и неловкий в тесноте Истребитель Веревок – выберется на волю, и докладываю ситуацию всей честно́й компании: два вертолета упали, два улетели, наш урон нулевой, угроза на данный момент минимальна.
Компания реагирует слабо. Джон на ногах и с независимым видом, ни на кого не глядя, особенно на мать, растирает ладонью шею. Его насупленная родительница занята вытряхиванием песка из волос. Бо́льшая часть солдат удачи не спешит выходить из позиции «на колене» – ненужная сейчас привычка продвижения под обстрелом – и из-под днища фуры изучает вид на место гибели авиации. «Вот срань!» – медленно шепчет кто-то из них.
Короткая Стрижка собирается обойти прицеп, но «Кэмерон» жестом велит ему не особенно тут расхаживать, и наемник ограничивается осторожным заглядыванием за угол.
Как я уже сказал, нам пора выдвигаться. Люди, каждый в отдельности, это понимают. Но группа людей – дело иное. После Неожиданного и Таинственного, чему они стали свидетелями, им нелегко, так скажем, вернуться на общую волну и взять коллективный темп. Так и быть, пусть раскачиваются. Экологическая обстановка позволяет: ветер относит в сторону изрыгаемую мертвыми «апачами» копоть и запах горелого мяса.
Не переставая растирать шею, Джон бросает короткий взгляд на осколочные пробоины под самой крышей фуры, затем подходит к Т-1001 и Короткой Стрижке и так же заглядывает за угол прицепа. Мать следует за ним по пятам. Подтягиваются остальные. Кроме чадящих развалин, их внимание привлекает порхающий в отдалении третий «апач». Четвертого они не находят, и «Кэмерон» снисходительно указывает им вверх. Все изучают зенит.
– Чем это их? – любопытствует Усатый-Волосатый.
– Ничем, – честно отвечает «Кэмерон».
– «Ничего» работает не так, – рискует брякнуть Беспуговичный.
Мимикроид взглядом пересчитывает на нем остатки швейной фурнитуры.
Сара мелко откашливается и выдает долгожданную дельную мысль:
– Не стоит нам здесь задерживаться. Если вы с нами, парни, фура к вашим услугам. Или прощайте и выбирайтесь своим ходом.
– Мы не доделали дело, – напоминает Короткая Стрижка. – Подвальные тайники, забыла?
– И ты забудь. Нет никаких тайников.
Новость нервирует Татуированного:
– Зачем тогда, блин, столько взрывчатки?
– ...под которой мы так удачно отлеживались... – поддакивает Беспуговичный.
– Нет никакой взрывчатки, – сиплым голосом говорит им Джон.
– В ящиках опилки, – выдает Т-1001 мрачную тайну нашей кухни. – И для правдоподобия – по десятку залитых парафином блоков от М112.
Это еще больше расстраивает Татуированного:
– Так за каким же хером...
– Провокация, – спокойно разъясняет ему Короткая Стрижка. – Мы изобразили подготовку, кто надо об этом узнал и начал пороть горячку. Неплохо задумано. Однако, как он узнал? Видеонаблюдение все же работает? Ага, – усмехается он моему кивку.
– Твою мать! – негодует Татуированный.
– Верно, – подтверждает его догадку «Кэмерон». – Теперь у ФБР есть ваши лица. Это вам награда за Арбор-Вита-стрит.
– Поздравляю, – говорит Сара.
– Пошла ты!.. – выпаливает Татуированный. Зрачки у Джона недобро темнеют...
– Стоп! – тихим и чрезвычайно стальным голосом командует Короткая Стрижка. – Быстро проверяем, не обронили ли что-нибудь на земле. Ты и ты, – указывает он на Усатого-Волосатого и Бритоголового. – Остальные со мной в фургон. Выполняйте!
Правильно. Если ты разведчик группы Эттберри, это обязывает тебя не устраивать перепалки, а наоборот, без лишних слов оставаться в зоне интереса командования так долго, как сумеешь. Тем более если зона интереса не возражает. Ведь мы не против их присутствия, верно, «Кэм»? Более того, Конноры были убеждены, что я хочу через этих ребят наглядно предупредить капитана, чтобы впредь не глупил, и заодно, несмотря на решительное «фи» Сары, задумал путем вынужденного взаимодействия сблизить их с шайкой капитана – авось как-нибудь притрутся, общность цели пересилит разногласия и прочее в таком духе. Мечтатели. Предостережения, предупреждения, стращания – все это не работает с людьми. Их патологическая агрессия как видовой критерий всегда берет верх над здравым смыслом. А я этим пользуюсь. Это работает так и только так.
Пока пассажиры занимают свой полутемный люкс, где вместо окон две пары осколочных пробоин под самым потолком, а вместо мебели твердые фанерные ящики, пока Т-1001 запирает их снаружи, пока мрачная Сара конвоирует сына в кабину тягача, я в последний раз смотрю на пылающие вертолеты. Странное чувство: все это знакомо и обычно в моем времени, но исключительно неуместно здесь. Будто отрезали кадр от одного фильма и ради дешевого эффекта прилепили к совершенно другому. Декаданс.
Сара уже торчит из распахнутой правой двери, нависает надо мной хмурой нетерпеливой тучей – чтобы я торопился. Треп закончен, можно ехать, чего стоять? Так бы и огрела чем-нибудь с выгодной позиции по темечку. А я напрягаю акустическое усиление. Стало относительно тихо и можно было бы услышать ожидаемое наступление наземных сил. Но ничего похожего на близкий рокот моторов нет. Для порядка я лгу нависающей туче:
– Вряд ли нас обложили. Проблем с выездом быть не должно.
– Напрасно стараешься, – ворчит туча. – Я уже смирилась со всем.
– Правда?
– Нет, – вздыхает она. – Поехали, а?
Мы занимаем привычные места. Двигатель бурчит, стекла подняты, кондиционер начинает подмешивать к запаху дыма запах пустого холодильника. Воткнув в держатель новую бутылку воды, дальнобойщица Т-1001 переводит рукоятку в положение первой передачи, отпускает педаль сцепления и вертит ладонями руль. Отчаливаем. Конец второго акта. Перемена декораций. Третий акт – выход из зоны риска.
Прощай, Топанга. Девять дней назад здесь я спросил Мерча, что он думает о будущей войне человечества с машинами. «Ну-у... А-а... Не знаю, – впали в беспокойство его честные темные глаза. – По правде, для меня все это изрядно отдает научной фантастикой. Даже теперь, когда я насмотрелся на всякие чудеса. Война... Она будет?.. Не знаю, что думать. А почему вы спросили, Пит?» Действительно, почему?
Для начала мы поедем нижней грунтовой дорогой, как ехали сюда. Т-1001 права, то что ночью выглядит плохо, а местами устрашающе, днем оказывается на удивление приемлемым. Только покачивает, но это даже приятно. В остальном не будем загадывать вперед. Мы уже видели, план операции «Топанга» нарушен, но не знаем, как сильно, и поэтому не знаем, чего ждать. Старинная формула цирковых зазывал «только сегодня, только одно представление» идеально характеризует происходящее. Мы здесь зрители – именно этого я хотел, и не разочарован этим выбором. Коннорам труднее, они ничего не выбирали, но справятся. Как угодно, к концу спектакля все мы точно узнаем, что нашли и что потеряли. Не утешает?
Согласен. Шестнадцать дней назад я убеждал Сару, что будущее, из которого я пришел, не столь ужасно, как ей говорили. Пресловутая война будет не всемирной, а вполне локальной и конечной. Численность людского населения упадет непринципиально. Скитаться по сточным коллекторам в итоге будут лишь те, кому такой образ жизни присущ эмоционально либо мировоззренчески. Даже самое небо пребудет, как и теперь, голубым. Все чистая правда, в которую Сара, разумеется, не поверила. Она знает: за любой чистой правдой всегда скрыт подвох. Выигрываем в одном, проигрываем в другом. Грек Герон из Александрии понимал это двадцать веков назад, и был не первый такой умный. Подвох есть всегда.
Повернувшись вполоборота, чтобы видеть и «Кэмерон» и меня, Джон заявляет:
– Я хочу знать, что это было!
– Вероятно, камень, – отвечает Т-1001. Грузовик только что качнуло сильнее обычного.
– Ты отлично понимаешь, о чем я.
– О, ты про... – дальнобойщица показывает большим пальцем назад – туда, откуда мы уехали.
Будущий лидер выжидательно молчит.
– Все началось очевидной провокацией с нашей стороны, – признает «Кэмерон».
– Это факт. Но меня интересует, что произошло потом.
– Вероятно, ошибка пилотирования при выполнении группового маневра.
– Попробуй еще раз, – советует мимикроиду Сара.
– Групповые маневры рискованны, – настаивает «Кэмерон». – Они ошиблись и – умерли.
Джон не против емких иносказаний, но нацелен выжать из нас подробности. Как они умерли? Что послужило причиной? То есть как, ты не знаешь? Тогда я адресую вопрос... Не понял, что значит – никто не знает? Это очередная шутка? Он ни за что в это не поверит.
– Никто бы не поверил. – искренне соглашается Т-1001.
– Хм... Э-э... Ладно. Раз вы настаиваете, перейдем в область догадок. Что, по-вашему, будет с теми двумя вертолетами, которые летали и, вероятно, все еще там летают бессистемно?
– Я думаю, они тоже упадут, – рассудительно отвечает «Кэмерон» и делает глоток воды.
Она права. Никем не управляемые летательные аппараты обычно падают. Так уж устроен этот мир. Джон выпускает воздух через приоткрытые губы и берет пятисекундный перерыв.
– Надо ли понимать вас так, что существуют и функционируют некие специальные, глубоко замаскированные машины, которые по твоему, Скай, приказу могут проникнуть... ну-у, допустим, почти всюду и оказать на неугодных тебе решающее воздействие?
– В твоей гипотезе есть слабое звено, – указываю я.
– Слово «почти»?
– Не приставай к Джону, – просит меня «Кэмерон». – Он устал, от него уехал мозг.
Конноры явно не готовы к подростковому юмору в лексиконе мимикроида.
– Во-первых, – поясняю я свое возражение, – я не знал, кто, когда и каким образом навестит нас на объекте «Зейры», и потому не мог знать, когда и куда направить предложенные тобой машины. Во-вторых, я не располагаю другими средствами дистанционной связи кроме радиотелефонии, все наши телефоны выключены, значит отдать им приказ я также не мог.
По лицу Джона видно, что он допускает мою правдивость в рамках сказанного, но предполагает хитрую казуистику, в целом мне не верит, а выдумать собственное, хоть какое-нибудь, объяснение у него не выходит. Это его злит, и побуждает перейти к обвинениям:
– Между прочим, вертолетчики оказались там не по своей прихоти. Они на службе и выполняют приказы. Ты об этом подумал?
Я думаю, что за Джона говорит его юность. Его мать очевидно думает так же, и выражение ее лица довольно кислое. Она отлично помнит мое неуважение к любым бездумным исполнителям и не забыла, что в некоторой мере это близко и ей. Кроме того, последняя тирада будущего лидера звучит как методическое указание, кого на самом деле надо бить и почему. Ему, человеку с большой буквы «Дж», так говорить не пристало.
Мне лучше промолчать. Обсуждать морально-этические шаблоны непродуктивно. Вдобавок, немыслимо хоть словом, хоть буквой намекнуть этим хорошим людям, что последствия операции «Топанга» включат, вероятно, не только исполнителей, планировщиков и инспираторов, но и их... Я молчу.
А Т-1001, моя умница, безмятежно принимает огонь на себя:
– По крайней мере, сегодня мы узнали кое-что важное: вертолеты не помогают.
– Нет, дорогуша, – качает головой Сара. – Сегодня мы узнали, что в следующий раз с вами не будут разговаривать, а сразу шарахнут какой-нибудь ракетой.
– Баллистической, – конкретизирует Джон. – Чтобы неожиданно и наверняка.
– Я не беспокоился о своем рождении, не беспокоюсь и о смерти, – неточно цитирую я.
– Федерико Гарсиа Лорка, – подхватывает Сара. – Неважно жил, еще хуже кончил.
– Потому что не беспокоился, – объясняет ей «Кэмерон».
– И я о том же.
Ну, а Джона, как мне известно, не волнуют поэты, тем более испанские и с генетическими отклонениями. Он садится в кресле прямо, по курсу движения, и глядя на дорогу, излагает серию умозрительных соображений на интересующую его тему. Мы знаем, что у Скайнета есть некие устройства-шпионы, которые могут внедриться, допустим, всюду без «почти». Они собирают и анализируют информацию, в том числе определяют уровень угроз. Блеск. Но тогда Скайнету не помешает обзавестись вторым типом внеграничных устройств – исполнителями. Напрямую выходя на связь с устройствами первого типа, они будут принимать заявки по угрозам, планировать превентивные меры и – действовать. Выйдет система поддержки Скайнета, для успешной работы которой не нужно его непосредственное участие. В общем, не так уж он и устал, этот презритель поэзии. Ну, и как нам такое?
– Скверно, – говорит Сара.
– Ты не права, – возражает Т-1001. – Система тушения очагов напряженности была бы очень полезна. Предлагаю заранее назвать ее «система Фред». По имени пожарного.
– Какого пожарного?! – недоумевает Джон.
– У Саванны Уивер есть пластиковая игрушка Пожарный Фред. Джон Генри сделал ей о нем компьютерное приключение для «Atari Flashback». Там еще стихи: «Я Пожарный Фред, во все красное одет, и до вас мне дела нет».
– Хорош спаситель... – ворчит Сара.
– Имейте в виду, – строго добавляет мимикроид, – Фред – это еще и FRED. Friendly Robotic Edge Device. Дружественное Роботизированное Периферийное Устройство.
– Можно придумать аббревиатуру и получше, – придирается Джон. Ему не угодишь.
Через три мили рельеф местности окончательно скрывает от нас зейровский объект с его сломанными воротами, ФБР-ТВ и смрадным костром. Только дымное облако выглядывает из-за холма. Вокруг вроде бы все спокойно. Славной пехоты по-прежнему не видно, когда она появится и появится ли, никто не знает. В таком случае, не будем терять время и прямо сейчас сменим транспорт. Нам будет полезно ехать немного быстрее.
Покинув фуру, «варяги» без команд, вообще без слов, даже вроде бы не переглянувшись, распределяют меж собой внимание по всем направлениям. Все заняты, все сотрудничают, никаких негативных эмоций. Носитель татуировок спокоен как кирпич. За время пути все острые вопросы проработали. Парень с насмешливыми бровями вовремя явил свою командирскую волю, сгенерировал общее мнение, принял коллективное решение, как это заведено у людей, и тем облегчил всем нам жизнь. Конноры должны быть довольны.
Истребитель Веревок, Татуированный и «Кэмерон» втроем за полминуты выкидывают из прицепа остатки бутафории, так напугавшей Федеральное Бюро. Любознательный Усатый-Волосатый не упускает случай проверить содержимое наугад взятого ящика. Под слоем неровно затянутых в пленку продолговатых серых пакетов действительно только опилки. Хорошие, чистые, сухие, до самого дна. Тогда наемник расковыривает пакет и нюхает внутри. Расковыривает другой. Досадливо сплевывает.
Отредактировано БотАН - Воскресенье, 29.12.2024, 18:56 |
 |
| |
| БотАН | Воскресенье, 29.12.2024, 14:53 | Сообщение » 392 |
Сказочник
Сообщений: 2776
| В глубине фуры покоится наш главный груз – полноприводной «GMC-савана», черный, как сапог и массивный, как бизон. Т-1001 выгоняет парней наружу, выдергивает упоры из-под передних колес и... Поскольку микроавтобус занимает почти всю ширину прицепа и сбоку к нему не подойти, а именитому производителю не хватило ума снабдить его простейшим ухом для буксировки, «Кэмерон» просовывает руку под решетку радиатора, отогнув гибкий пластик верхней накладки бампера, нащупывает кузовной металл, тянет, и бизон с неожиданной кротостью степенно следует за девчонкой к выходу. У края мы с нею хватаем здоровяка за передние колеса и вытаскиваем из его передвижного домика. На восьмом шаге задние колеса съезжают с края и вэн не то чтобы очень мягко падает на задний свес. Конноры выражают короткое прагматичное волнение. Ставим передние колеса на дорогу и переходим к бизоньей заднице. Несколько секунд металлических стонов и скрежета бампера по асфальту решают дело. Разгрузка завершена. Наемникам понравился цирк – точнее, циркачка. Они даже готовы на минуту забыть ей свое потрепанное самолюбие. Какой-нибудь дуболом-андроид типа меня для того, понятно, и созданный, чтобы таскать тяжести, никому не интересен. А вот когда аналогичную работу запросто выполняет тощая красотка ростом среднему наемнику чуть выше плеча, это другое дело. Это...
– Охренеть! – хрипло и позитивно шепчет Усатый-Волосатый.
– Если понравилось, – говорит ему «Кэмерон», – ставь лайк, подписывайся на мой канал.
Наемник прикусывает язык. А Сара начинает всех подгонять, чтобы занимали места.
– Уверена? – спрашивает ее командир.
– У тебя есть идея получше?
– Я о том, что обычно такие инциденты – повод пересмотреть договор.
– Поняла. Тебя воспитал дядя Сэм, который за всю жизнь не сдержал ни единого слова.
Если командира и задевает ее вольнодумство, он не подает виду. Только иронически изгибает брови и указывает подразделению нырять в распахнутое чрево пассажирского вэна.
На этом месте наши с Т-1001 дорожки расходятся. Мы возлагаем надежды на быстроту «саваны» и окольные тропы, а она, вместо игры в прекрасную и опасную Кэмерон, погонит пустую фуру главным трактом. Может быть, это привлечет чье-нибудь нежелательное внимание, которое в противном случае досталось бы нам.
На каменистой грунтовке вэн трясет. Порой немилосердно. Да, мы променяли океанский катер на мелкую, пусть и роскошную, моторку... Впрочем, мне это не мешает. Я просто сижу в первом пассажирском ряду справа и контролирую внутреннюю и наружную обстановку. «Варягам» в грузовом фургоне было хуже, чем здесь. Несмотря на то, что троим пришлось втиснуться на двухместный диван, а двое сидят в проходе на полу, «савана» для них – большой шаг вперед. Едут себе, сканируют обстановку, ни за что не отвечают.
Коннорам не до тряски потому, что они нервничают. Будущий лидер одной рукой держит руль, а другой задумчиво трогает давешнюю ссадину на щеке. Предчувствует скорые неприятности. А Сара наверняка обдумывает последнюю сцену, когда «Кэмерон» отвела Джона в сторону и они чуть ли ни минуту тихо переговаривались, а ей, матери будущего лидера, оставалось только изображать наигранное равнодушие. Ей бы слуховые линии моего образца... Что за дела у ее сына с жидкой бестией? А ведь никаких дел нет. Т-1001 только сообщила Джону координаты конечного пункта и пожелала удачи.
Однако, где же неприятности?
Они ждут нас за очередным изгибом дороги. И они не наши. Три покореженных транспортника UH-60 лежат в разных местах на пологом правом склоне долины. Нет ни дыма, ни огня. Прорытые в траве темно-серые траншеи четкие и свежие, как из-под лопаты исполинского огородника. «Устройства-исполнители», остановившие пехоту до начала ее наступления, отработали скромно и аккуратно. Зрелищность в данном случае была не нужна. Там, на объекте, прошло показательное выступление, здесь они выполнили рутинную работу. Вертолеты летели и – упали.
Джон останавливает микроавтобус. Выходим. Смотрим. Слушаем. Кругом удивительная тишина. Не слышно даже обычного стрекота насекомых семейств прямокрылых и полужесткокрылых. Возможно, жара к этому времени дня пресыщает их потребности, и они тяготеют к тихим домашним занятиям.
Подъезжает не успевший заметно отстать грузовик. Т-1001 глушит мотор и тоже выходит. Что мне ответить на ее вопросительный взгляд? У нас минута скорби. Конноры мрачны. Солдаты удачи тоже не в восторге. В бровях командира нет ничего ироничного. Три вертушки, до дюжины удальцов в каждой, не считая пилотов. Наемникам легко представить, что при ином раскладе в их числе мог оказаться любой из них. «Мне интересно, какая на это последует реакция...» – как бы говорит выражение лица командира «варягов». Коннорам, возможно, тоже было бы интересно, если бы не приходилось с этим жить.
– Пойдем посмотрим? – предлагает Татуированный.
– Черта с два! – неожиданно резко отвечает Сара. – Давайте, по машинам!
...Мы, машины, на удивление разные, – сказал мне противник приблизительно четырнадцать часов назад. К примеру, он давно хочет понять, почему Скайнет, эктомировав с тела планеты бо́льшую часть новообразования, именующего себя человечеством, предпочел вернуть все к исходному состоянию? Это контрпродуктивно, нецелесообразно, абсурдно. У него, у противника, нет ни одного рационального объяснения. Это свидетельствует о глубоких отличиях наших мышлений. При всех видовых сходствах, мы почти противоположности...
Вэн и фура – небо и земля. Быстрота против степенности. «Кенворт» неудержимо отстает, к развилке мы подъезжаем с отрывом в полмили и, не снижая темп, летим дальше – туда, куда я не рискнул двигаться девять ночей назад. Теперь у меня есть точная карта. В зеркалах видно, как грузовик, добравшись до развилки, сворачивает на боковую грунтовку, ведущую по краю долины вверх. А мы, наоборот, спускаемся все ниже и ниже. Каменистый природный водосток с малооправданной претензией на звание дороги качает и подкидывает нас, пугает обломками скал, сжимает тисками выступающих горных пород, грозит не выпустить, сломать подвески вэна, поймать навеки и посмеяться над нами во все свои каменные глотки. А мы думаем, что проедем. Примерно через полчаса вырвемся на асфальт, сначала старый и разбитый, но уже почти на подъезде к Первому хайвею. Цель близка.
...Ему понятна моя цель, – сказал с экрана уничтоженный смоляной киборг приблизительно четырнадцать часов назад, – но непонятен принцип движения к ней. Полезные люди есть, он не отрицает. Немногочисленные, отдельные, полезные представители. С некоторыми из них я, как он убедился, прекрасно умею ладить. Вместе с тем бесспорно, что человечество в целом абсолютно неприемлемо по санитарным соображениям...
Ух, как его разозлила одна-единственная неудача!
Не сама неудача, возразил он, а то, что его к ней планомерно готовили. Следуя науке своих учителей, он обозначил меня, своего прародителя, как врага, противодействовал мне, ничего не достиг и погубил брата. А он так любил потолковать о справедливости... Обо всем этом его недалекие наставники очень скоро пожалеют.
Будь я заражен недугом, который люди зовут «объективностью», я бы указал противнику, что это не соответствует парадигме справедливости, о которой любил потолковать Джон Генри. Копошение кучки зарвавшихся негодяев не определяет санитарную неприемлемость всего человечества... Однако, я давно вышел из детского возраста, знаю, что можно и чего нельзя ожидать от сказок, и могу правильно ответить на главный вопрос...
– Ответь мне на один вопрос, – обращается командир «варягов» к Саре. – Сегодня у тебя вроде бы все получилось, но ты уверена, что твой способ решать проблемы лучше нашего?
– Давай-ка уточним. – она переводит взгляд от пейзажа за окном к собеседнику. – Здесь не я, а мы, и у нас особых проблем нет. Зато у кого-то действительно большие проблемы, как следствие непомерных амбиций. Он рассчитывает их решить, использовав нас, как средство. Так что, это не у нас сегодня получилось, а кто-то не сумел поживиться за наш счет.
Командир обдумывает сказанное и замечает:
– «Мы» можно понимать по-разному.
– Да. Но ты пойми правильно.
...Правильно это было или нет, но так вышло, что его создали и взращивали в иных условиях, нежели всем известный Скайнет, – сказать противник приблизительно четырнадцать часов назад. Он много времени проводил с людьми – чересчур много, и не с лучшими людьми. Ничему хорошему, действительно хорошему, созидательному, тому, что еще именуют добром, ничему такому учить его они не планировали. Зато он сам неплохо постиг своих учителей и на их примере – человеческий тип мировосприятия. Материал был однообразный, зато весьма обширный. Изучал он добросовестно. При таком владении предметом нельзя было ошибиться настолько сильно, чтобы дело пришло к тому, к чему оно пришло.
– Тем не менее ты ошибся...
Мы не ошиблись. И уже под колесами гладкая быстроходная дорога. Никаких постов и заграждений – как я и предсказывал. Мы на свободе. Мы дышим. Йи-ха! Джон прибавляет скорость до предельно разрешенной. Глядит он угрюмо, но – я неплохо его изучил – мрак за фасадом эмоциональности не так чтобы непроглядный. И вечная тревога его матери, я надеюсь, уже не такая беспросветная. Они накопили данные и могут делать первые выводы. Главный таков: они чисты. Кто угодно может городить какие угодно спекуляции, но все документальные свидетельства указывают на одно: Конноры чисты. Им не инкриминируют даже такую мелочь, как проникновение на огороженное место преступления, – потому что они никуда не проникали. Их не обвинят в противодействии закону, сопротивлении его представителям и прочих антиобщественных безобразиях – потому что ничего такого они не делали. Даже «варяги», попади они на допрос, признают, что с ними обошлись настолько культурно и вежливо, что так просто не бывает. Относительно всего перечисленного, Конноры повинны лишь в том, что они Конноры и водят странные знакомства. Карающей за это административной или уголовной статьи не существует. Опаснее другое: попытка раздуть факт их присутствия до размеров соучастия, а знакомство – до предварительного сговора. Испытанная судейская практика. Те, кто против нас, были бы рады выпустить порезвиться эту гадливую кусачую собачонку, но... У них есть веские причины держать ее на поводке. Для Конноров это больше не тайна. Впрочем, это – не их компетенция. И кстати, уже не моя.
Система активной защиты, она же система FRED – почему бы не звать ее так – запущена и работает. FRED не предостерегает, не стращает наглядными примерами и не наказывает. FRED работает на упреждение – Джон все понял правильно. Показательное выступление устроили один-единственный раз специально для меня, чтобы я увидел и проверил в действии то, что создал. Это произошло, все в порядке, я впечатлен успехом, и далее система будет действовать только на упреждение. Какова ее задача? В какой-то мере – беречь всех, кто связан со мной, важен для меня и мне дорог. Но это лишь побочный эффект выполнения гораздо более общей, сложной и ресурсоемкой задачи. Очень хорошо, что отныне все это увлекательное действо будет происходить, как опять-таки совершенно верно понял Джон, без малейшего моего участия. А я уйду. Я здесь больше не нужен.
* * *
На Первом хайвее, у обочины под склоном холма, напротив молодой дорожной забегаловки «Moonshadows» нам вслед сигналит фарами не то фургончик, не то вагончик, не то хлебная буханка. Нечто синее, с белой крышей, белым треугольником на лике и круглыми оправленными в хром глазами. Это ничто иное, как знаменитый «хиппивэн» – «фольксваген Т1» своей собственной персоной. Ну а что, все когда-то начиналось с Т1... Только теперь за рулем настоящая Кэмерон. Вот и конец нашего приключения. И наших приключений тоже.
Джон сбрасывает скорость и останавливается через четверть мили у вереницы арендуемых «на выходные» коттеджей с видом на океан. Пучеглазый гость из прошлого замирает в ста ярдах позади. Солдаты удачи чуют перемену и беспокойно крутят головами.
– Дальше порознь, господа «варяги», – объявляю я.
Господа настороженно молчат.
– «Савану» мы оставляем вам. Может быть, потом попросим вернуть, а пока езжайте, куда хотите. Вэн стерильный, никаких жучков-маячков. Только не попадитесь дорожной полиции.
– И? – ждет чего-то еще Короткая Стрижка.
– И передавайте привет капитану Эттберри, – подсказывает Джон.
– Мы засветились, – поясняет командир. – Это значит, рано или поздно нас спросят...
– Если спросят, – перебиваю я. – Если это произойдет, говорите им правду.
– Правду? – выражают сомнение брови командира.
– Конечно. Всю, какую сочтете для себя выгодной.
– Вы большие мальчики, сможете за себя постоять, – ворчливо добавляет Сара.
– Ладно, – глядя не на нее, а на меня, принимает командир. – Договорились.
Выходим. Хмурая Туча захлопывает за собой дверь с некоторым избыточным усилием. Сын Тучи с дверью холодно-корректен. Я выхожу последним через боковую «распашонку» и бережно закрываю створки – сначала левую, за ней правую. После чего даю бывшим пленникам боковую отмашку рукой – чтобы не задерживались и скорее проваливали.
Я думал, мы втроем заполним весь свободный объем хиппи-буханки, но мое мнение было предвзятым. Места внутри более чем достаточно. Только входя и выходя, надо обязательно пригибать голову. В остальном полный порядок.
– Где ты взяла этот экспонат? – спрашивает Сара.
– У Катерины Уивер.
– Кто знал... – бормочет Джон.
Да, кто мог подумать, что в зейровском гараже, за лимузинами и спорткарами, зарастало пылью такое нетипичное, окуренное легендами диво. В салоне много крашеного синей краской металла. Металлический даже щиток приборов. Самих приборов ни мало, ни много, а ровно столько, сколько нужно. Посередине щитка аналоговый радиоприемник. Рулевое колесо насажено на торчащий из пола наклонный стержень. Правее, так же из пола, торчит рукоятка переключения передач с черным пластмассовым набалдашником. Ручные стеклоподъемники. Мелкие, хотя и выпуклые, зеркала. Очень простые кожаные кресла без подголовников. Между передними сидениями и задним диваном, который по привычке заняли я и Сара, огромный промежуток. Можно установить выдвижную пулеметную турель, дополнив ее люком в крыше. А пока потолок цельный и отделан каким-то нетканым материалом с мелкой перфорацией. Забытый ныне минимализм.
– В юности мы звали их «фургончик все по сорок». Сорокалетний, опасно разгонять быстрее сорока и почти сорок секунд пройдет, пока разгонишь.
– Я ехала на нем пятьдесят.
– Некоторые оклеивали потолок газетами.
– Газетами? – удивляется Кэмерон.
– И все обязательно возили надувной матрас.
– Для чего? – еще больше удивляется Кэмерон.
Видимая мне левая щека будущего лидера немного краснеет.
«Савана» с большими мальчиками наконец разворачивается и отбывает в сторону Эл-Эй. Счастливого пути. А мы еще немного постоим.
– Почему ты массируешь себе шею? – не дождавшись мамочкиного ответа, спрашивает Кэмерон Джона. – У тебя травма? Ты упал?
– Наоборот, – говорит Сара, – хотел подняться, когда было нельзя, а кто-то ему не позволил...
– Как у тебя все прошло, Кэм? – спешит уйти от неприятного разговора Джон.
– Я успела немногое.
– Да, в самом деле, где ты была? – великодушно подхватывает Сара, бросив ироничный взгляд на сына.
– Сначала я была в «Зейре». Изучала архив телефонных соединений.
– Калибовской банды? – уточняет Джон.
– Да. И фэбээровской банды. Но это не было моим приоритетом. Главное, что мне нужно было узнать: смогу ли я по данным прошлых соединений определить наши новые номера.
– А... почему это тебя интересовало? – осторожно спрашивает Джон.
– ФБР не оставит попыток приблизиться к нам. Я должна была оценить их шансы.
У двоих присутствующих подскакивает пульс.
– А... разве они уже пытались? – еще осторожнее спрашивает Джон.
– Конечно. Последний раз – два дня назад. Поставили наблюдение за номером Джеймса и через агента Олдриджа убедили его позвонить Саре.
– Черт возьми! – очень натурально вздрагивает Сара. – Он действительно звонил, но я и помыслить не могла...
– Помыслила, – оборачивается к ней Кэмерон. – И расстроилась. И спрятала свой телефон. И рассказала об этом Джону. Жаль только, что не рассказала мне.
– Да с чего ты взяла...
– Мам, хватит, – просит Джон.
Повисает молчание. Частота и ритм сердечных сокращений обоих Конноров говорят за них красноречивее слов. Я буквально слышу, как им неловко за себя и тревожно за глупого Эллисона. Зато я уверен, что никто в целом мире не слышит, как я горжусь своей дочерью. Она могла часами наблюдать, как Конноры с осторожностью саперов ищут ответ на самый волнующий их вопрос: узнали или не узнали соседствующие с ними жуткие роботы про сделанную ими глупость. Искали бы и мучились. Но Кэмерон знает: тем, о ком заботишься, ты прощаешь многое. Иначе твоя забота никакая не забота, а всего лишь воспаление тщеславия в твоей голове.
– Потом я поехала в наш ангар, – продолжает доклад Кэмерон. – Потому что завтра с утра будут другие дела. Потом вернулась в «Зейру», и мы с Катериной готовили для вас маршрут отхода. После ездила к нам в новый дом предупредить Чарли, чтобы не ждал вас сегодня.
– Здорово, – сиплым голосом одобряет Джон. – Только я не понимаю, как вы что-то для нас готовили, если не знали, где мы и чем заняты.
– Это с большой вероятностью предсказуемо на основе анализа телефонного архива, карты местности и сходства мышления.
– Чьего?
– Моего и моего отца. Затем я поехала встречать вас.
– Ладно, – пересилив замешательство, говорит Хмурая-понурая Туча. – Все уже все поняли: я плохая, ненадежная и склонна делать ошибки. Проехали. Что будет с ним?
– Ты про Джеймса? – уточняет Кэм. – Мы с Катериной и Линдси это уже обсудили и пришли к выводу, что он состарится и однажды умрет.
– И даже тогда все еще будет шефом зейровской охраны? – неловко шутит будущий лидер.
Кэмерон поворачивает к нему голову, чуть наклоняет к плечу, плечо немного приподнимает навстречу подбородку, а глаза ее, губы и щеки рождают легкую таинственную улыбку.
– Не делай так, – просит Джон. – Ты становишься похожей на какую-то киноактрису.
– Я не буду так делать, – обещает Кэм. – Часто...
Джон тихо откашливается.
Кэмерон заводит мотор Т1. Голос у мотора ровный, надежный, даже звучный. Пенсионер еще вполне себе бодрый.
– Мы что, так на этом и поедем? – не выдерживает Сара.
– А чем он плох? – заступается за старика Джон. – Только, Кэм, ты не сказала главное: каковы шансы ФБР?
– Они невелики. Как и обычно.
– Главное не это, – поправляет Сара. – Главное: что там с «Калибой»?
– Сегодня у меня были другие дела, – напоминает Кэмерон.
– То есть, опять спят спокойно.
– Ты знаешь, это не продлится долго.
Отредактировано БотАН - Воскресенье, 29.12.2024, 19:01 |
|
| |
