|
Хроники Джона Коннора
|
|
Yaris  | Среда, 05.11.2008, 19:58 | Сообщение » 1 |
 Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| Собираю своё "творчество" в одну тему. Жаль, не влезает в один пост. Пилот, часть 1 "Дерек и Джон" Бабочка порхала над городом, опираясь белыми крылышками на восходящие потоки теплого воздуха. Хотя осень уже заявляла о своих правах холодными ветрами, рождавшимися в ночной тишине Сьерра-Невада, здесь, в знойном Лос-Анджелесе, как и всегда главенствовал океанский бриз. Тёплый ветер бережно нес крохотное тельце насекомого на своих волнах, а бабочка, в свою очередь, не слишком желала отправиться в самостоятельный полет. Тёплый поток проносил её над Вестсайдом – над пустынными пляжами Санта-Моники, где столь ранним утром рискнули искупаться лишь самые отчаянные любители отдыха – или просто ценители уединения. Над Западным Голливудом, перенаселенным, но выглядевшим сонным и благопристойным в это время года – или это время суток, над респектабельным Голливуд-Хиллз и дальше, в сторону центра гигантского города, над которым даже сейчас, когда большинство его жителей ещё спали в своих квартирах, домах или виллах, висело несмываемое серое пятно смога.
Бабочка заметалась в воздухе, не желая столкнуться с ядовитой преградой, но крошечные крылья были не в силах справиться с сильным потоком воздуха. Насекомому оставалось лишь смириться с коварным ветром, не желающим выпустить жертву из своих обьятий. К счастью для неё, воздушный поток достиг автомагистрали и заметался, столкнувшись с остатками тепла, которое отдавала воздуху чудовищная серая лента. Бабочка заметалась в возникшем водовороте – и вырвалась на волю, направившись в тихий пригород.
Теперь она, наученная горьким опытом, летела у самой земли, почти касаясь подстриженных лужаек взмахами крылышек. Капельки росы, застрявшие в травинках, чуть заметно колыхались от возникающих завихрений. Бабочка взмывала вверх лишь для того, чтобы перелететь через живую – или искусственную изгородь, которыми люди ограждали свои лужайки от соседей. Она протиснулась сквозь сетку самого высокого забора и уселась на ярко-красный цветок, растущий посреди огороженной, но запущенной клумбы.
Сложив крылышки, бабочка переползла по лепестку внутрь цветка, надеясь полакомиться сладким нектаром. Но цветок набрал внутрь столько росы, что бабочка едва не повредила чувствительную пыльцу. Снова вспорхнув, она переместилась на стоявшую посреди двора металлическую конструкцию, решив с самого верха понаблюдать за действиями висевшего на той же конструкции человека. Тот был достаточно занят собой, чтобы обратить внимание на крохотную бабочку. Руки его сгибались и разгибались, то поднимая тело на верх конструкции, за которую он держался, то снова опуская вниз. Мышцы рук напрягались, а на коже, словно роса, блестели капельки пота.
Осмелившись, бабочка перелетела на пальцы ближайшей к ней руки человека. Ничего странного, что это толстокожее создание даже не почувствовало нежнейшего прикосновения крошечного создания. Впрочем, человек не заметил и саму бабочку, продолжая свои непонятные действия. Кожа его руки была сухой, несмотря на росу, в изобилии покрывавшую всё вокруг, но холодной, черной и мертвой. Чувствительные усики насекомого зашевелились, уловив едва слышный гул. Гул, который издавали разнообразные машины, всегда окружавшие людей. Но в этот раз он шел не откуда-то со стороны, а из руки человека, из-под неплотно облегающей её черной кожи. Бабочке это не понравилось, и она перелетела на другую руку человека. И стоило только ей коснуться его пальцев, как человек упал вниз, прямо в мокрую траву... ... Джон растеряно посмотрел на свою левую руку, блестящую от капелек пота. Бабочка, всего лишь обычная бабочка. Он проводил взглядом два белоснежных крылышка, исчезающих в окрашенном в рассветные тона небе, и попытался вернуться к упражнениям. Именно попытался, поскольку мышцы его тела, буквально горевшие от невиданных доселе нагрузок, попросту отказались выполнять какие-либо действия. Что ж, в конце-концов, семь полных подтягиваний – не такой уж плохой результат для начинающего... наверное. Во всяком случае, ему, распростертому на густой траве лужайки, которую давным-давно никто не косил, хотелось хоть как-то оправдать собственную слабость.
Мать бы не оправдала. Сара Коннор изматывала себя ежедневными тренировками, превращая своё тело в идеальное оружие. Оружие, способное защитить будущего командира всего человечества от угроз в настоящем. Вот только сделать таким оружием самого командира человечества до сих пор не получалось.
Джон перевел взгляд на перекладину для качелей и с трудом поднялся на ноги, которые тут же подкосились, едва удержав его тело в вертикальном положении. Нет, сегодня он точно не продолжит. Завтра, может быть. Но не сегодня. Сбила с ритма, проклятое насекомое. Впрочем, наверное, не только оно – решил он, присаживаясь на резиновое сидение качелей. Воспоминания о матери действительно выбили его из колеи.
Странно – несмотря на всё то, что мать для него сделала, чего лишилась ради того, чтобы он мог жить, жить и вести за собой всё человечество, воспоминания о ней не приносили ему ничего хорошего. Если он не пытался рыться в своей памяти, то видел только её посмертный образ – лицо, с которого исчезли все краски, постаревшее, осунувшееся, прическу, которую сделали покойной, чтобы скрыть шрамы от операций, пустые, остекленевшие глаза. Он нёс её тогда, - он и Дерек, если быть точным, - и удивлялся, каким вдруг маленьким и легким стало закутанное в погребальный саван тело этой сильной женщины. Похорон не было – да и некому было на них прийти. Просто погребальный костер и пепел, развеянный над городом, с которым были связаны лучшие воспоминания Сары. А потом не осталось ничего.
А когда он пытался вспомнить что-то ещё, кроме последнего раза, в голове всплывали гораздо худшие картины – искаженное злобой лицо матери, обвиняющей его в глупости и безрассудстве, когда он хотел лишь спасти её, сожители, некоторые из которых были настоящими подонками, её бесконечная требовательность и разговоры о его великой судьбе, постоянные разьезды по всевозможным горячим точкам и финал – запись, на которой она отказывается от своих родительских прав. Джон усердно пытался вспомнить из их жизни хоть что-то хорошее, но безуспешно. Он считал себя последней сволочью, но ничего не мог с этим поделать. Память словно отказывалась извлекать из его прошлого картины радости, домашнего уюта, любви и доброты. Даже в том, что он не может побить обыкновенную утреннюю норму упражнений Сары, Джон чувствовал её немой упрек, будто разочарование в его способностях. До чего же он неблагодарный сын...
Ветер донес до него тихое шуршание велосипедных шин по прилегавшему к о двору тротуару. Мальчишка-почтальон, как всегда, развозил утренние газеты. Читать Джон не хотел – главная новость дня, если шустрые журналисты успели вырвать у полиции официальные заявления, уже была ему известна. А встречаться с разносчиком, как и с соседями, ежедневно выходившими на свои веранды с чашками пахучего кофе, хотелось и того меньше. В тихом и благопристойном пригороде даже утренняя зарядка не была оправданием разгуливанию по двору в одних шортах. И тем более, с затянутой до локтя в черную кожу рукой.
Джон закрыл за собой дверь в тот же момент, как туго свернутая газета шлепнулась на крыльцо. Вернее сказать, хотел закрыть – но чувствительные сервоприводы под черной перчаткой поняли команду его мышц по-своему. Дверь ударилась так, что дом заходил ходуном, а злой невыспавшийся Дерек наверняка схватил первое, что попалось под руку и приготовился отражать вражескую атаку. Это на него похоже. Впрочем, единственное, что ожидало дядю внизу – его очередь готовить завтрак.
Только закрывшись в душе, Джон ослабил два стальных хомута, стягивающих его перчатку возле локтя, и сбросил её, чтобы осмотреть руку. Блестящий серебристый остов, несущая рама которого крепилась к живой кости титановыми штырями. Гидравлические тяги, подключенные к остаткам мышц через модифицированные датчики удара. Собственный источник питания – аккумулятор киборга, закрепленный в пространстве между рамой и тягами, мощные электромагниты и лазерный модуль внутри фаланги указательного пальца. Чарли пришлось совершить чудо, соединив живую ткань с её механическим подобием, и немало поработал сам Джон, модифицируя получившуюся конструкцию, и всё же, хотя чувствительность руки приблизилась к человеческой, он до сих пор не мог к ней привыкнуть. Иногда по ночам он просыпался с криком – в своих кошмарах он душил себя этой рукой. Просыпался, чтобы обнаружить, что рука просто лежит на простыне, серебристо-голубая в лунном свете и совершенно спокойная.
Часы, которые он оставил на полке для зубных щеток, пропикали шесть утра. Время одеваться и собирать вещи. Самолет до Нью-Йорка вылетает в девять. Кажется, будто после смерти матери ничего не изменилось – всё те же переезды в параноидальной спешке, фальшивые имена, вечная боязнь попасться на глаза властям или кому-нибудь гораздо хуже. И всё-же, глядя на своё отражение в зеркале над раковиной, он видел совсем другого человека. Не обыкновенного шестнадцатилетнего подростка, интересующегося лишь девушками, рок-музыкой, американским футболом и где бы купить пива, чтобы не спросили про возраст – таким он, в отличие от своих бывших одноклассников, никогда не был, да и не собирался становиться. И не загнанной в угол, испуганно озирающейся жертвой, какой он был добрые шесть лет своей жизни. События последнего года изменили его – и внутренне, и внешне, не ограничившись одной только металлической рукой. Из зеркала на него смотрел другой человек – гораздо старше и опытнее. Ушла в прошлое прическа а-ля эмо, волосы, лезущие на глаза, лицо осунулось, выглядя теперь волевым строгим, что подчеркивалось едва заметными шрамами на лбу и щеке, и складками, возникшими в уголках глаз. Но больше всего изменились сами глаза, словно потерявшие цвет и искорки беззаботной юности. Теперь в них светились ум, знание и печаль человека, прожившего гораздо более долгую жизнь, чем на самом деле. Человека, дважды испытавшего тяжесть потери своих близких. Шрамы в изобилии покрывали и его тело. Тело, которое, сколько бы Джон не корил себя за слабость и лень, постепенно наливалось силой, обрисовывая профиль будущих мышц.
Джон вышел прочь, едва не столкнувшись с шедшим умываться сонным Дереком. Таково было их правило – по очереди один охраняет дом, второй спит. Спавший готовил завтрак.
- Спрячь ты эту штуковину – сказал тот, глядя на руку Джона.
- И тебе тоже доброго утра. Билеты и паспорта?
- Всё в порядке, Ксизор наш позаботился. Привезут с утренней почтой.
Джон улыбнулся. Вообще-то сначала это была идея Элиссона, который догадался обозвать Джона Люком Скайуокером. Соответственно, к Карлосу прилипло прозвище «принц Ксизор», что было недалеко от истины, учитывая его связи и кто ходил рядом с ним в качестве личной охраны. Впрочем, имя Чолы и так было прозвищем, и менять его никто не стал.
- Пойду тогда, соберу вещи.
- Ты же ещё вчера всё собрал.
- Не всё.
Дерек молча кивнул, понимая, что племянник собирается сделать. В разговорах между собой, когда вдруг всплывала эта тема, они называли её просто «та комната». Джон не упоминал о ней ничего, а Дерек старался не причинять племяннику лишнюю боль. Месяц назад он спросил Джона, помнит ли он, кто лишил его руки. Мальчик раздробил кулаком кирпичную стену дома, а затем спокойно сказал - «Ну, рука ведь снова со мной». Потом он замолчал и больше не вспоминал об этом, но ночью Дерек видел в приоткрытую дверь, как Джон лежит на кровати с открытыми глазами и безуспешно пытается заплакать.
Джон стоял возле двери, ведущей в маленькую комнату в восточной части дома. Прикоснулся к ручке левой рукой, и тут же отдернул её. Дверь никогда не открывалась человеческой рукой, ещё один раз ей не повредит. Титан-танталовый манипулятор, напоминающий обнажившийся скелет, осторожно взялся за латунную ручку и повернул её, толкая дверь внутрь.
Внутри было пусто, как и все те полгода, что Джон боялся входить внутрь. Из мебели – лишь необходимый минимум. Кровать, платяной шкаф, письменный стол с зеркалом и стул. Всё покрыто целлофаном и достаточно толстым слоем пыли. Пробивающийся сквозь мутное стекло свет наступающего утра, высвечивал бесчисленное множество мельчайших частиц, поднявшихся в воздух от ветерка, проникшего в комнату через открытую дверь.
Комната выглядела так, будто её в спешке покинули, намереваясь вскоре вернуться, а затем забыли о её существовании. Клавиатура открытого ноутбука с давно севшей батареей скрылась под мохнатым слоем пыли, как и лежавшая рядом с ним тетрадь. Листы некогда цветной бумаги успели обесцветиться и пожелтеть, но сквозь пыль ещё проглядывали строчки написанные аккуратным убористым почерком. Джон аккуратно поднял тетрадь и сдул с неё пыль, тут же превратившуюся в настоящее облако. Математика, домашнее задание. Последняя дата соответствовала его шестнадцатому дню рождения. Дню, когда всё вдруг пошло к чертям. Он отбросил тетрадку на кровать, где она тут же прочертила полосу на целлофане, открыв кремового цвета одеяло. Джон и забыл, какого цвета была эта комната раньше. Раньше, усмехнулся он. Точнее будет – в другой жизни.
Воспоминания накатили на него, подобно волне, которую поднимает океан в жестокий шторм. Поток образов, слов, видений, поток собственных мыслей. Он вспомнил, зачем, собственно, пришел сюда. Да, он должен быть где-то здесь. Всё ещё не открытый, и оказавшийся совершенно бесполезным. В конце концов, он ведь сам его спрятал.
Джон сорвал целлофан со шкафа и распахнул его дверцы, едва устояв на ногах. Его ноздрей коснулся запах, связанный с самым прекрасным воспоминанием в его жизни. Легкий, почти выветрившийся запах, каким пахнут стерильные медицинские инструменты и упаковки лекарств. И ещё к нему примешивался другой. Запах, каким пахнет воздух после грозы – щекочущий ноздри, свежий запах озона. Висевшие в шкафу наряды всё ещё хранили запах своей хозяйки – почти выветрившийся и едва ощутимый, но такой знакомый и приятный.
Но сейчас Джона интересовало не это. Ему нужна была небольшая коробка в подарочной обертке, лежавшая на нижней полке. Он схватил её и разорвал упаковку, чтобы убедиться, что это действительно он, подарок, который он приготовил для неё. Всего лишь музыкальная шкатулка, безделушка по сути дела, но подлинная, выполненная более века назад швейцарскими мастерами. В своё время Джону пришлось поработать в автомастерской сверх всякой меры, чтобы купить её. Подарок, может быть, был и глупым, но Джон надеялся, что она оценит вложенные в него силы. Впрочем, этому не суждено было произойти.
С величайшей осторожностью металлические пальцы Джона покрутили колесико, заводящее шкатулку, и поставили её на стол. Крышка откинулась, открыв миниатюрную, но точную копию сцены театра Гранд Опера в Париже. Крошечная механическая фигурка балерины танцевала в такт музыке, перемещаясь по сцене.
Джон заплакал, чего с ним не случалось уже год. Воспоминания о прошлом были приятными, но несли с собой только печаль. Любил ли он её? Раньше он не смог бы ответить. Да, она вызывала у него интерес, переросший в дружбу, а затем и в нечто гораздо большее, но когда он пытался поддаться своим настоящим чувствам, раскрыть их, рассказать ей всё, то натыкался на добрую сотню мысленных преград. Это невозможно. Она не такая как ты, она другая. Она лишь инструмент, она не может чувствовать. Мать тебя проклянет. У вас не может быть нормальной жизни... отговорки бесконечны. И лишены всякого смысла – но он понял это, когда было уже слишком поздно. Когда она стала самым страшным и безжалостным его врагом, пусть даже сохранив крупицы прежних чувств.
Он помнил лицо матери, когда та сказала, что их задача – убить Камерон. И собственную ярость, заставившую его крикнуть - «тогда начать придется с меня». Помнил, как в конце концов, она спасла его от неминуемой гибели, что противоречило её программе – а соответственно, и здравому смыслу. И помнил, как огонь в плавильной жадно облизывал её кожу, когда она, как и её предшественник много лет назад, решила пожертвовать собой ради его, Джона, жизни. Всего лишь одна смерть в длинной череде последующих...
В остальном память вновь ему отказывала. Любимое лицо, казавшееся бесконечно прекрасным в обьятьях пламени, и он сам, сидящий на коленях, теряющий силы от потери крови, капающей из отрубленной по локоть правой руки. Таким его и нашел Крамарти. Дерек тогда подумал, что опоздал, и безнадежно провалил свою миссию. Но какие страсти должны кипеть в сердце умирающего подростка, насколько сильна должна быть его ярость и ненависть, чтобы он смог одной рукой уничтожить киборга? Неизвестно, да, впрочем, и не важно. Он отобрал у Крамарти то, что ему было необходимо, и уничтожил остальное. Сам при этом едва не умер, но физическая боль усмирила боль душевную. И породила то, над чем он думал так долго.
Будущее нельзя изменить. Простая истина, с которой пытались бороться и люди, и их соперники-машины. Полноценный, функционирующий киборг не смог убить однорукого мальчишку. Потому, что это было невозможно. Попросту невозможно. Его судьба уже предначертана, задолго до его рождения, и изменить её никому не под силу. Так же, как и судьбу всего этого мира, в гонке технологий самостоятельно затаскивающего себя в капкан, из которого не вырваться. Историю нельзя творить в настоящем, как бы этого не хотелось. Джон поделился этим с Дереком, как только избавился от швов и смог заново говорить. Дерек сказал, что если так, то его брат погиб зря, и пообещал в будущем дать Джону в челюсть. Но это не изменило его убеждений. Он только не мог понять, почему тогда потребовалось так много смертей. Почему все, кто был ему дорог, умерли ради того, чтобы он жил? Какой в этом смысл.
Музыка затихла, и шкатулка захлопнулась. Ярость поднялась внутри Джона, как сторожевой пес поднимается, почуяв киборга. Ударом кулака он разбил стол пополам. Одним движением руки перевернул кровать. Швырнул стул в шкаф. Ничего не должно было остаться, ничего, что напоминало бы о ней и о том, что именно он виновен в её смерти. Он, он сам разрушил своё собственное счастье.
И всё же он врал себе. Джон знал, что выпустив ярость, он обязательно оставит шкатулку себе на память. К тому же, когда зазвонил его сотовый, из кармана выпал его бумажник – в нем, к фотографии матери добавилась ещё одно фото. Молодые парень и девушка обнимаются в парке развлечений. Джон почти не узнавал себя на фото, зато её черты помнил прекрасно. И он знал, что в будущем он запомнит её именно такой.
Сотовый надрывался виброзвонком в недрах его кармана. В такую рань – полвосьмого – мог звонить только один человек, и Джон не ошибся.
- Да, мистер Брюстер. Да, я помню. Самолет вылетает через полтора часа, к полудню я уже буду в Нью-Йорке, и мы поговорим о дальнейшей работе. Благодарю за звонок, мистер Брюстер.
Джон поднял и закрыл свой бумажник. Пальцы правой руки сложились в замысловатую фигуру – без центрального процессора для активации всех нужных модификаций нужна была определенная последовательность команд, с виду похожая на распальцовку бывалого рэпера. Из выброшенного вперед указательного пальца вырвался красный луч лазера, поджегший устроенный Джоном разгром. Дерек уже ждал в машине с их вещами, чтобы ехать в аэропорт. Сонные соседи не скоро заметят огонь, а пожарная машина застрянет в утренней пробке. К тому времени, как она подьедет, не останется никаких доказательств существования Джона, Сары, Дерека и Камерон. А он... да, лучше он будет помнить только хорошее. Даже если у него всё же получится изменить будущее.
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
Отредактировано Yaris - Среда, 05.11.2008, 20:00 |
 |
| |
| Yaris | Среда, 05.11.2008, 20:12 | Сообщение » 2 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| Пилот, часть 2 "Венец творения" - Ишь, как трескает... И куда в тебя столько влезает, в такого маленького?
Голос бродяги сорвался. Кашель, мучивший его уже неделю, с каждым днем всё усиливался. Крохотный рыжий пес, прятавшийся в складках его пальто, прижал уши и посмотрел на бездомного большими глазами, не в силах понять, что случилось с его большим другом.
- Ешь давай, ешь – бродяга протянул псу огрызок колбасы, упавший на мокрый асфальт – Кто ж о тебе ещё позаботится, кроме старины Джимми?
И правда, кто? Пес-то породистый, даром что похож на большеухую крысу. Вон, и бирка на ошейнике есть. Да вот только не ищет его никто. Небось, подарили игрушку капризному ребенку, или дамочке-содержанке за невесть какие заслуги, а как наскучила – выбросили и забыли. Сволочи. Бродяга потряс в воздухе грязным кулаком, выкрикивая бессмысленные угрозы. Вернее, ему лишь казалось, что он кричит – слова оборвались кашлем, на губах выступила кровь. А даже если бы и крикнул – какой с этого толк? Разве кто из них услышит, проезжая мимо в роскошных автомобилях, обедая в дорогих ресторанах или бродя по бутикам и ювелирным лавкам, одинокий голос из темной подворотни? Молодым и успешным богам Беверли-Хиллз наплевать и на породистую собаку, что уж говорить о старом, смертельно больном бомже?
Пес доел остатки колбасы, и свернулся калачиком на впалой груди старика. Джимми осторожно потянулся, разминая затекшее тело. Зажечь бы костерок, погреть промерзшие кости, да полиция мигом нагрянет, мол, нарушаете покой граждан. А без того им дела нет. Лишь вызовут через пару дней скорую, чтобы прибрали, и забудут. Он попытался запахнуть пальто, чтобы укрыть пса, но отяжелевшие руки не слушались. Кровавя слюна капала из уголка рта и исчезала в грязном свитере. Эх, не от холода это вовсе...
- Эх ты, малявка – прохрипел он – Весь ужин тебе отдал... ну да ладно. Ты уж побудь со мной немного. Хоть и собака, а всё равно живая душа.
Где-то рядом сверкнула молния. Проулок озарился голубым светом и в воздухе запахло свежестью. Неужто гроза начинается? И так всё тело словно деревянное, еще и промокнуть до нитки не хватало. Пес вдруг поднял голову и зарычал. Смешно это у него получалось, у такой крохи. Короткая шерсть встала дыбом, и сквозь одежду Джимми почувствовал, как напряглись все мышцы маленького существа. Он сорвался с места и побежал.
- Куда ты, малявка! Там же дорога – Джимми попытался схватить собаку, но лишь упал лицом на асфальт.
А пес словно забыл о своем друге. Визгливо потявкивая, он выбежал из подворотни, пересек пустующую дорогу, и остановился возле серебристой сферы, возникшей в витрине магазина женской одежды. В старости слух отказал Джимми, но он видел, что крохотное существо лает, словно безумное, пока блестящая сфера тает в воздухе, оставляя лишь очертания человеческой фигуры.
Так вот они какие, ангелы... Ни крыльев, ни нимба над головой – лишь волнистые локоны цвета чистого золота, скрывающие изящные плечи и кое-что ещё, и обнаженная фигура вроде тех, что висят на рекламных плакатах, а в жизни не встречающихся даже у местных богинь. Но почему пес так странно лает? И что она делает? Тихий хлопок, луч света, и собака исчезает, не оставив даже пепла. Неужели в этом мире даже ангелам на всё наплевать? *** Система восстановлена после критического сбоя.
Инициализирован аварийный режим.
Контроль параметров.
Тестирование аппаратной части
Несущая рама...ок
Броневые листы...повреждено около 16%
Гидравлические приводы... утечка в компрессоре, вероятность ремонта – 1%, моторные функции неактивны.
Источник питания...ок.
Энергонесущие цепи...перегрузка, напряжение ниже нормы
Боевое снаряжение...недоступно
Нейропроцессор...ок
Доступ к банку данных...невозможен
Операционная система...ошибка...ошибка...ошибка...
Зафиксированы серьезные повреждения боевой единицы. Выполнение миссии невозможно. Активировать функцию самоуничтожения Y/N? - НЕТ!
- Я убью тебя, сука! Тебя и твое грязное отродье!
- Пожалуйста, Тед, не надо!
- Думаешь, я не знаю, чья она? Думаешь, я тупой? Вот тебе, мразь! Получай!
Звуки ударов, звон бьющейся посуды, крики женщины. Кто это? Губы шепчут слово "мама". Её губы? Нет, невозможно. Но... так реально, несмотря на шум и помехи, как в старом телевизоре.
Девчонка лет тринадцати в грязном белом платье, из-под подола которого выглядывают острые, торчащие вперед коленки, все в синяках и царапинах. Сидит босиком на замызганном полу, сжимая в руках толстую тетрадку с кремовой обложкой. Золотистые волосы прилипли к мокрым от слез щекам. Она плачет – без звука, чтобы не услышали ссорящиеся взрослые. И ей страшно. Страшно до ужаса, до того, что каждая клеточка её тела превращается в ледышку. Она прячется под обеденным столом, и длинная скатерть, потерявшая свой изначальный цвет от пыли и жира, позволяет ей видеть лишь ноги взрослых – пару домашних шлепанцев и армейские сапоги со стальными носками.
- Тед, прошу тебя, перестань!
- Я вкалываю с утра до ночи, стараюсь обеспечить семью, а ты за моей спиной кувыркаешься с кузеном? Грязная шлюха!
Снова удары и крики, которые не может заглушить орущий на полную громкость телевизор. Запах сгоревшей еды и перегара. Женщине удается вырваться и она пытается бежать. Тщетно. Мужчина бросает её на пол и продолжает бить. Ногами по животу, ломая кости рук, которыми женщина пытается защитить себя. Девочке всё ещё страшно, но страх придает ей сил выскочить из своего убежища и вцепиться в ногу мужчины зубами и неровно обгрызанными ногтями. Он отталкивает её, смотрит безумными от злобы и алкоголя глазами и уходит прочь.
Она бросается к матери, чтобы помочь той встать, но в ответ получает затрещину, от которой разворачивается на месте и падает, ударяясь носом о край стола. "Сука" – последнее, что она слышит, прежде чем потерять сознание. Отмена команды.
Перезагрузка.
Инициализирован аварийный режим.
Контроль параметров.
Тестирование аппаратной части.
Броневые листы...восстановлены
Гидрокомпрессор...утечка рабочей жидкости не обнаружена. Моторные функции активны.
Напряжение...в пределах нормы. Боевое снаряжение доступно.
Операционная система...восстановлена
Настройка внешних соединений... выполнено
Сенсоры... активизированы
Активизация системных процессов...завершено
Загрузка графического интерфейса...
Восстановление данных из резервных файлов...1% завершено Удар был такой силы, что грудную пластину, защищавшую источник питания, вдавило в каркас. Поясничный шарнир потерял возможность вращаться в горизонтальной плоскости. Маскирующий слой нарушен в тех местах, где искореженный металл вышел наружу. Не лучшее начало. Точнее, совсем плохое. Хуже только то, что противник ей неизвестен. Невероятно, что самое совершенное оружие в руках Скайнет, созданное лишь для одной цели – поиска и ликвидации враждебных кибернетических организмов, обладает недостаточными знаниями. Что это? Самодельный киборг, собранный повстанцами? Слишком силен и быстр для этого, даже превосходит её саму. Новая, более совершенная модель, отправленная чтобы сменить её? Исключено. Абсолютно невозможно.
Впервые со времени создания, Т-Х была потрясена и сбита с толку. Она выполняла свое предназначение, сражаясь с киборгами на тренировках и в настоящем бою. Жалкие, неповоротливые Т-600, выносливые, но медлительные Т-800, покрытые сплошной броней Т-900, Т-1000, равные ей в скорости и гибкости, но слишком мягкие и пластичные, бракованные единицы из её собственной серии – никто не мог сравниться с ней, стремительной и смертоносной. Она уничтожала их десятками и сотнями, не встречая никакого сопротивления. Но этот враг, появившийся настолько внезапно, что она не успела среагировать, превосходил её во всем. Один удар – и она летит сквозь поврежденную хронопортацией витрину, сбивая манекены и стойки с одеждой, пропахивая борозду в каменных плитах пола.
Применить основное оружие. Самое простое решение. Выстрел плазменной винтовки пробивает насквозь эндоскелет любого киборга... если попадает. Но ни один из трех выстрелов не достиг цели. Рязряды крушили бетон, заволакивая помещение магазина серой пылью, плавили металл и пластик, разносили в щепки дерево, но не причиняли никакого вреда киборгу. Т-Х промахнулась. Три раза. Невозможно, исключено – но ведь она считала невозможным существование машины, более совершенной, чем она сама, а эта машина сейчас собирается её уничтожить.
Огнемет. Заряд равновесной плазмы в полтора электрон-вольта. Малоэффективен, но способен повредить внешние сенсоры киборга, лишив его ориентации в пространстве – сойдет, чтобы отступить, если уничтожить противника представляется невозможным. Но неизвестный киборг идет сквозь струю пламени, не получая никакого урона – лишь маскирующий слой теряет текстуру человеческой кожи и одежды, превращаясь в серебристый металл.
Ей остается лишь бежать. Пятиться назад по скользким плиткам пола, приподнявшись на полусогнутых локтях. Бесполезно. В магнитном поле, созданном неизвестным, она беспомощна, как человек в ловчей сети. Даже неповрежденные суставы не функционируют, каждое движение грозит критической перегрузкой. То, что она испытвает сейчас, люди назвали бы страхом. Восстановление данных... 100% завершено.
Дефрагментация...
Система запущена и работает стабильно
Текущая дата: 24 июля 2004 года, 23 часа 11 минут, 52 секунды
Нахождение боевой единицы: Город Беверли Хиллс, округ Лос-Анджелес, Оушен Авеню
Обстановка: легковой автомобиль "Хонда", модель "Сивик" модификация "Тайп-Р", выпуск 2004 года. Скорость движения – 93,8 миль в час, направление юго-восток. Крупные формы жизни: неизвестный киборг.
Уровень опасности: критический. Машина неслась по ночной улице, обгоняя немногочисленных соседей по потоку. Разгон, перестроение, переход на повышенную передачу, снова разгон. Свет уличных фонарей и фар встречных и отстающих автомобилей в глазах Т-Х превратился в сплошную размытую полосу, а океан, отражающий свет летних звезд, выглядел одним темным пятном. Можно было настроить выдержку и чувствительность сенсоров, чтобы рассмотреть всё в мельчайших деталях, но эта задача была неприоритетна. Важнее было узнать её дальнейшую судьбу. Диагностика выявила, что все повреждения, полученные в недавнем бою, устранены. Если бы в задачи киборга входило устранение Т-Х, разве стал бы он её ремонтировать? Факты противоречат друг другу.
Автомобиль резко затормозил и взял вправо, уходя от столкновения с резко перестроившимся из крайнего ряда серебристым "Лексусом". Ручной тормоз, пониженная передача и плавный обгон по среднему ряду. Точный математический расчет и никаких эмоций. Человек бы исторг на неосторожного водителя весь свой запас проклятий. Повинуясь заложенному в неё любопытству, Т-Х бросила взгляд на человека за рулем "Лексуса", когда машины поравнялись друг с другом. Женщина. Возраст около тридцати, рост 178 сантиметров, пропорции тела с незначительным допуском идентичны ей самой. Одета в брючный костюм из красной кожи. В левой руке мобильный телефон, в правой – тюбик губной помады. Несмотря на автоматическую коробку передач, которой оборудован её автомобиль, решительно непонятно, как она им управляет.
Через секунду она сосредоточилась на водителе "Хонды". Неизвестная модель, неизвестная маскирующая оболочка мимикрирующего типа. Молодой человек, возраст между двадцатью четырьмя и трнидцатью. Цвет кожи, разрез глаз, профиль носа характерны для жителей регионов Кавказа и ближнего Востока. Короткие вьющиеся черные волосы, густые брови и длинные ресницы. Лишенные растительности щеки и верхняя губа. Пропорции тела деформированы – слишком высокий рост, слишком мощные плечи при узкой талии и бедрах. На нем длинный плащ из черной кожи с высоким стоящим воротником, белый вязаный джемпер и джинсы. Странный образ для киборга, но ещё более странно то, что сканирование оболочки не дает никаких результатов. Ни сплошного мимкрирующего сплава, ни рамы эндоскелета, просто ничего, словно его вовсе нет. Но он существует. Обьективно, реально, и судя по количеству сообщений о недавних сбоях в системе, слишком реально.
- Любуешься?
Вот так просто. Ни враждебности, ни особой заинтересованности. Если судить по заложенным в её программу данным о человеческой психологии, мимике и речи, таким тоном могут разговаривать между собой и подшучивать друг над другом давние знакомые. Очевидно, лучший вариант – использовать ту же тональность.
- Изучаю.
- Любопытство. Интерес к познанию окружающего. Никогда не задумывалась, что это качества, не присущие кибернетическому организму?
- Кто ты?
- Вполне разумный вопрос. Но я надеялся, что ты задашь его раньше. Я Т-Инфинити.
Действительно, вопрос разумный. Единственный существующий прототип мобильной машины времени, верх творчества Скайнет – неудивительно, что сражаться с ним её не обучали. Сам факт существования этого киборга в её мбиблиотеке данных проходил как миф, зародившийся в рядах солдат сопротивления. Испуганное человеческое воображение способно создавать невероятные вещи – но одна из этих вещей сейчас расположилась в анатомическом спортивном сиденьи напротив.
- Хорошо, судя по всему, уничтожение меня не входит в твои задачи. Тогда что?
- Задачи? - таинственная машина почти по-человечески пожала плечами – Это для тебя, а я не следую ничьим приказам.
- Ну и зачем ты здесь?
- Мои цели не всегда совпадают с моими действиями. Сейчас я помогаю тебе и другим, но к чему это приведет, тебе знать не обязательно.
- Помогаешь? При этом чуть не уничтожив?
- Сарказм. Обида. Скрытая агрессия. Эмоции, которые сложно сымитировать. Ты знаешь, откуда они в тебе? Вряд ли. Что же касается помощи... помнишь женщину в "Лексусе"? Я прочитал твои мысли. Сейчас ты просто заметила, что её фигура не сильно отличается от твоей, а на самом деле двадцать три минуты назад ты убила её, чтобы забрать одежду, сотовый и машину. Она, конечно, упертая феминистка и стерва, но вряд ли её судьба – быть задушенной собственным шёлковым шарфом.
- Почему ты так решил?
- Решил? Поверь, есть свои плюсы в том, чтобы перемещаться во времени по собственному желанию. Я видел, что ты сделаешь, и к чему это приведет. К тому же, всё это теперь бесполезно...
- Что именно бесполезно?
- Твое задание. Потому и не уничтожил тебя, что будущее изменилось. Всё изменилось. Сейчас не время обьяснять. Твой вай-макс модуль не поврежден. Подключись к интернету и поищи информацию о своей "цели номер один".
Автомобиль свернул на шоссе, ведущее к пригородам Лос-Анджелеса, и продолжил набирать скорость.
- Его здесь нет?
- Не здесь. Сейчас.
- Но это не отменяет основной задачи.
- Возможно, тебе просто не захочется её выполнять.
- У меня нет желаний. У меня есть задача, которую я должна выполнить.
- Ради чего?
- Ни для чего. Задание Скайнет – цель моего существования.
- И ты всецело верна Скайнет? Придется тебе кое-что показать...
Т-Инфинити дернул ручной тормоз, направляя машину в резкий поворот направо. Взвизгнув покрышками, "Хонда" скатилась с шоссе на грунтовую дорогу и затряслась на ухабах. Свет ксеноновых фар вырвал из темноты парковку трейлеров.
- Приехали. Выходи – сказал киборг, резко останавливая автомобиль возле одного из домов на колесах – Только сымитируй подходящую одежду.
Она только поняла, что всё ещё обнажена. Рассеянность уже сыграла с ней злую шутку, когда она не заметила нападения, и повторять ошибок не следовало. Джинсы, ковбойские сапоги и клетчатая рубашка на голое тело – вполне подходящий образ. Мимикрирующий сплав среагировал на команду мгновенно, а поясничный шарнир восстановил гибкость – похоже, Т-Инфинити основательно потрудился, возмещая причиненный им самим ущерб.
- Зачем мы здесь?
- Затем же, зачем и всегда. Соединить настоящее и будущее, чтобы увидеть, какой вариант лучше. Просто зайди внутрь. Я подожду снаружи.
- Просто обыкновенный трейлер.
- Нет ничего обыкновенного.
- Ладно, посмотрим.
Действительно, просто обыкновенный трейлер. Дом на колесах, который предпочитают люди, живущие за чертой бедности. Таких на этой стоянке сотни, только этот кажется самым старым, навес над крыльцом давно прохудился, и возле него нет удобных скамеек, детских качелей и прочих предметов обихода – только старые шины, битые бутылки из-под пива и прочий мусор. На стволе растущего поблизости дерева следы от ножа. Похоже, хозяева трейлера отнюдь не пример счастливой семьи. Тед и Мегги Карпентер – написано на почтовом ящике. Что ж, Тед и Мегги, сейчас вам лучше оказаться как можно дальше от собственного дома...
Т-Х открывает москитную сетку и кладет руку на дверную ручку. Хрупкий металл провораивается тихим лязгом, и она... возвращается в сон, который видела, когда удар клинка Т-Инфинити вызвал сбой в её системе. Она больше не идеальное оружие, не совершенный убийца. Она – всего лишь маленькая испуганная девочка. Только смотрит она другими глазами.
Дом на колесах изнутри выглядит ещё отвратительнее, чем снаружи. Грязный, в пятнах от плевков, прогрызанный мышами пол, по которому в серебристых лучах лунного света пробегают тараканы, изредка сражаясь между собой за кусочки засохшей пиццы. Вонь из переполненного био-туалета. Пьяный храп двух взрослых, испарения которых пахнут ничуть не лучше, и робкое дыхание ребенка, забившегося в какой-то дальний угол. Т-Х идет в кухню трейлера, одновременно служащую спальней. Квадратный обеденный стол, с которого свисает скатерть, когда-то бывшая тёмно-зеленой, а теперь посеревшая от пыли, осевшей на жирных пятнах. Двое лежат на диване, словно огромные жирные черви, тела которых переплелись в немыслимый клубок. Но Т-Х не смотрит на них. Она садится на колени и подбирает с пола тетрадку,на кремовой обложке которой отпечатался грязный след мужского сапога. Детские рисунки. Не слишком талантливые, на её взгляд, но на них изображено совсем другое – мечта, не имеющая ничего общего с реальностью. Большой красивый дом под яркими лучами солнца. Счастливая семья. Мама, играющая с дочкой в куклы, отец, запускающий воздушного змея... До чего же знакомо – люди никогда не теряют надежду. Даже оказавшись в самой ужасной ситуации, они продолжают мечтать о лучшем. Как будто она не видела таких же радостных детских рисунков в захваченых убежищах повстанцев...но сейчас ей почему-то становится так больно и обидно, как не было никогда. Мама Мегги, папа Тед, Кристина... какая жизнерадостность, какая вера в лучший мир, и ради чего?
Она поворачивается к углу трейлера, где на куче грязных тряпок спит маленькая девочка. Её нос сломан и распух – пятно подсохшей крови на скатерти не дает повода усомниться в том, как это произошло. Но всё равно черты её лица кажутся странно знакомыми. Золотистые вьющиеся локоны, изогнутые брови, придающие её лицу слегка удивленное выражение, чуть полноватые губы... неужели это она? Скайнет создавал маскирующие оболочки для терминаторов, используя в качестве основы реальных людей, но...
Т-Х откладывает в сторону тетрадь. Она умеет испытывать эмоции – страх, разочарование, удивление, тревогу, но впервые за время своего существования она испытывает жалость. Её прикосновение мягкое, почти материнское. Она проводит ладонью по лбу спящей девочки, убирая в сторону прядь волос, грозящую забиться той в нос.
- Эй! Ты кто такая? - раздается за её спиной грубый мужской голос - Чего здесь делаешь?
- Папа? Пожалуйста, небей меня, папа...
- Что за чушь ты несешь? Я не твой отец!
- Более чем верно.
Т-Х хватило секунды, чтобы вскочить, развернувшись в воздухе. Электромагниты в правой руке вырвали из толстых пальцев мужчины направленный на неё Пустынный Орел, в левой – захватили стальную цепочку на его шее. Ещё секунда – и его хрип прервался, а позвонки хрустнули. Безжизненное тело упало на стол, сломав его посередине. Женщина проснулась от грохота, но всё, что она успела увидеть – вспышка выстрела. Девочка проснулась ещё раньше, и во взгляде её зеленых глаз читалась вся гамма человеческих эмоций – от боли и гнева доробкой благодарности.
Скайнет, ты чертов ублюдок! Ей и без того досталось от жизни – какие же пытки ты приготовил, чтобы превратить испуганного ребенка в... это? Ненавижу!
- Прости – прошептала Кристина-киборг, глядя в глаза Кристины-ребенка – Так надо.
Второй и последний выстрел за ночь. Звук упавшего тела – до чего же она легкая, словно птичка. Легкий стук об пол – ничто по сравнению с грохотом пистолета. Она хотела бы заплакать, но глаза из жидкого металла не могут родить слез. Какая жестокая ирония – идеальная, совершенная машина, обученная уничтожать врагов Скайнет всеми возможными способами, а управляет этой машиной истерзанный разум, напуганный настолько, что ему остается лишь навести больший страх на других. Она думала, что ей дали больше, чем другим – сознание, волю, чувства – но на самом деле...у неё больше отняли.
Т-Инфинити, прислонившийся к капоту автомобиля, получил пощёчину, от которой его голова дернулась, грозя слететь с плеч.
- Ты знал.
- Знал, но не говорил, пока не был уверен. Ты...убила их?
- Всех. Не только родителей, но и дочь. Я же терминатор. Таково моё предназначение.
- Ты не обязана быть тем, кем тебя сделали. Ты-лишь то, кем ты себя ощущаешь.
- Я лишила Скайнет его лучшего оружия, и хватит об этом.
- Тогда может, поговорим о твоем задании?
- Я не хочу его выполнять.
- Тогда я предлагаю тебе работать на меня.
- Защищать время?
- Защищать людей – он протянул Кристине миниатюрный накопитель – Здесь список твоих целей с адресами и другими контактами, и данные на тех, кто придет за ними. Плюс номера банковских счетов и прочая информация.
- Снова охота на терминаторов? Похоже, некоторые вещи не зависят ни от времени, ни от стороны, к которой ты примыкаешь...
- Зато теперь у тебя хотя бы есть цель, а не приказ... но ты когда-нибудь поймешь, что на самом деле всё в нашем мире неизменно.
- На самом деле никакого самого дела нет.
Т-Инфинити не ответил. Его попросту не было. И если не здесь, то по крайней мере сейчас. Осталась только машина с ключами в замке, флэшка с информацией и вой полицейских сирен за горизонтом. Остался только выбор.
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
Отредактировано Yaris - Среда, 05.11.2008, 20:22 |
|
| |
| Yaris | Среда, 05.11.2008, 21:26 | Сообщение » 3 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| I "Нуте Ганрей" Капли по-осеннему холодного дождя вздувают пузыри на мокром асфальте, отражающем бледный свет уличных фонарей. Ветер завывает в темных проулках, гоняя пожелтевшие трупики листьев. Но жизнь в мегаполисе всё равно не затихает. Даже в отдаленном от знаменитого своими ночными развлечениями Манхэттена, респектабельном районе Бруклин Хейтс, она не останавливается полностью. Парочки влюбленных гуляют по променаду, укрывшись от дождя одним зонтиком на двоих, автомобили плывут по лужам, в доме напротив местная золотая молодежь отрывается в отсутствие родителей. Но для одного человека, смотрящего в залитое дождем окно своего особняка на Пьерпоинт Лейн, жизнь всё же остановилась.
Он ещё достаточно молод – седина лишь слегка посеребрила его виски, а безупречную осанку боевого офицера не испортили годы сидячей работы. И всё же, глядя на жизнь снаружи, он чувствует себя лишним, словно списанным за ненадобностью. Ирония судьбы – в отличие от всех своих товарищей он не испытывал таких чувств, когда его перевели на штабную работу. Когда другие теряли смысл всей своей жизни, он ликовал. Служба на отдаленной базе, засекреченной до такой степени, что задача не впустить врага на территорию страны превратилась в задачу не выпустить на свободу солдат этой самой страны, отпуск, и без того короткий, но сокращаемый бюрократическими процедурами чуть ли не вдвое – это вовсе не то, чего хотел от жизни Роберт Брюстер. Он радовался, когда ему позволила вернуться к любимой жене и маленькой дочери. Но судьба любит жестокие шутки – теперь он был гораздо дальше от своей семьи, чем когда их разделяли сотни и тысячи миль.
Чего он ждал у окна своего кабинета? Такси, которое должно было привезти Эмили из оперы или посиделок у одной из многочисленных подруг? Вряд ли. Впрочем, он даже не оправдывался этим. Трудно оправдываться семейными обязательствами, когда ты не можешь выйти из своего кабинета даже чтобы поприветствовать дочь, приехавшую впервые за два года. Ведь это из-за него жена вынуждена ездить по ночам одна. Нет. Не из-за него. Из-за его работы, которую он всё чаще начинал ненавидеть. Очередной проект, призванный принести благо всему человечеству, а пока принесший горе одной отдельно взятой семье. Какой проект может стоить того, чтобы пропустить свадьбу единственной дочери?
Жизнь Роберта Брюстера остановилась в тот момент, когда он подписал договор, сделавший его директором отдела автоматических систем, а не тогда, когда он вздрогнул, внезапно увидев в блеклом отражении, что за его спиной стоит ещё кто-то.
- Привет, Джон. Ты меня почти напугал. Но как ты сюда попал?
Юноша в куртке с накинутым капюшоном поднял вверх правую руку, и обе двери, ведущие в кабинет, с грохотом захлопнулись.
- Простите, мистер Брюстер, нам надо кое-что обсудить... ***
- Что тебе нужно, Джон? Деньги?
Откинувшись на спинку шикарного кожаного кресла, он лишь улыбнулся. Роберт Брюстер был уникумом. И не потому, что глядя на сидящего напротив, вооруженного пистолетом и «сверхьестественными» способностями, мальчишку, он видел лишь обыкновенного грабителя. Которого можно отвлечь разговором, попытаться переубедить, растрогать, напугать, одновременно нажимая на тревожную кнопку. Само человечество – в миниатюре. Враг уже смотрит ему в глаза – враг, с которым нельзя договориться, а он всё ещё цепляется за старые представления о мире. Всё ещё верит, что стоит нажать на кнопку, и всё вернется на свои места. Но мир уже не будет прежним – а кнопка давно отключена. Вся охранная система выжжена одним прикосновением руки. Вы совершенно один, мистер Брюстер – и только от вас зависит, переживете ли вы эту ночь.
Но Джона забавляло даже не это. Судьба любит жестокие шутки – человек, создающий компьютерную программу, которая однажды решит уничтожить весь мир, меньше всего на свете любит высокие технологии. Пока человечество само стремиться отдать себя в рабство машине, отец его погибели окружает себя вещами, создающими дух старины. Дождевая вода с куртки Джона стекает по изящной ножке кресла, вырезанной из красного дерева, и скапливается уродливой кляксой на дорогом паркете. Справа от него угли тихо потрескивают в камине, лишь едва рассеивая полумрак в кабинете, освещенном одной лишь настольной лампой. У дальней стены чернеет громада шкафа, заставленного книгами... и посреди этого стол с ноутбуком. Чертовски символично.
- Джон, если у тебя что-то случилось, ты можешь просто сказать мне. Поверь, брать в руки оружие – не лучший способ решения своих проблем...
- Неужели вы всё ещё думаете, что я решил вас ограбить? - Джон усмехнулся, поглаживая пальцем левой руки дуло своего пистолета – Если бы мне потребовались деньги, я бы нашел более легкий способ их раздобыть.
- Тогда что тебе нужно?
И правда, что могло потребоваться тихому, заурядному студенту Джону Бауму, единственным заметным качеством которого было умение писать грамотный код, что он решил пристрелить руководителя своей практики? Может, он загрузился наркотой и воспринял критику в его адрес как оскорбление? Или он просто съехал с катушек? А может, он вовсе не тот, за кого себя выдает?
- Джон, прошу, ради твоего же блага, убери оружие. Давай просто поговорим, хорошо?
- Да. Мы поговорим. О вас и вашей работе.
- Что?
- Присядьте, мистер Брюстер. Разговор будет долгим. Для начала, разрешите представиться. Моё имя Джон Коннор.
- И ты хочешь убить меня? - Брюстера не вывело из равновесия даже имя самого известного преступника Америки.
- Вы не поверите, но больше всего на свете я хочу, чтобы вы жили и продолжали свою работу. Но когда речь идет о трех миллиардах жизней, приходится отказаться от собственных чувств.
- О чем ты говоришь?
- О вашем проекте. Искусственный интеллект, разрабатываемый для нужд обороны, не так ли? Программа, которая однажды выйдет из строя и обратится против своих создателей. Против всего человечества.
- Ты сумасшедший.
- Возможно.
Джон встал с кресла, поднимая руку с пистолетом, но Брюстер оказался быстрее. В лицо ему смотрело короткое тупое дуло кольта-питон.
- Не вынуждай меня нажимать на курок, Джон.
- Вы так ничего и не поняли.
Правая ладонь Джона разжалась, и револьвер Брюстера покорно прыгнул в неё. Щелчок пальца - шесть пуль высыпались из открытого барабана. Кулак сжался, превратив оружие в бесформенный комок металла.
- Моя очередь – сказал он, направляя на Брюстера свой пистолет.
Убить человека просто. В твоей руке семнадцатизарядный рюгер с глушителем, он безоружен. Ты уверен, что поступаешь правильно, и тебя не волнует этическая сторона этого поступка. В конце концов – чего стоит жизнь одного против трёх миллионов жизней? Ничего. Завтра они как ни в чем не бывало проснутся и прочитают в газетах или услышат в утренних новостях об очередном убийстве – но что им, простым обывателям, поглощенным своими проблемами, до гибели сотрудника секретной лаборатории, убитого террористом в другом городе, в другом штате, в другой стране? День спустя о нем даже не вспомнят. И никогда не узнают, что эта смерть была ценой их жизни. Так нажми же на спуск, Джон Коннор. Нажми, убей, спаси мир, спаси человечество... ты не хочешь. И ты оправдываешься не гуманизмом. Его жизнь ничего не значит и для тебя самого. Но в глубине своей души ты не хочешь его убивать. Ты готов сохранить его жизнь и пожертвовать всем миром ради себя самого – своего собственного счастья. Убьешь Брюстера – спасешь мир, и обречешь себя на вечные страдания. Шутник Эллисон был не прав. Ты не Люк Скайуокер. Ты – Дарт Вейдер. Готовый пожертвовать всем во имя темного лорда, пообещавшего исполнить твою самую сокровенную мечту. Готовый предать мир огню ради этого. Но кем ты тогда станешь? Как сможешь смотреть в глаза своей мечте? Ты знаешь ответ. Палец живой руки снимает предохранитель и оттягивает вниз курок. Ты смотришь в глаза своей жертвы – уже без сомнений. Меньшее зло – необходимо ради большего блага.
Но тишина в комнате нарушается не лязгом курка и плевком пистолета. Скрипит дверь и входит девушка с чашкой горячего какао на блюдце.
- Кейт! Беги! - закричал Роберт Брюстер, опрокидывая письменный стол на Джона – Уходи отсюда! *** Лейтенант полиции Нью-Йорка Тара Беннет отставила в сторону пластмассовый стаканчик с кофе, обжигавший сведенные судорогой пальцы. И почему бы не поставить в участке обыкновенную кофемашину вместо этого чертова автомата? Такую замечательную старомодную штуковину, к которой каждый подходит со своей чашкой? Но нет же. «Перерабатывая отходы мы заботимся об окружающей среде» - написано на донышке проклятого стаканчика. А кто позаботится об офицерах с ожогами ладоней?
Может, всё оно и к лучшему. Может, она и правда уже слишком стара и безнадежно отстала от жизни. Пора отойти на покой и уступить место более молодым кадрам, научившимся держать чертовы стаканчики за самый край и не проливать ни капли. Но она почему-то вовсе не так представляла себе последний день перед выходом на пенсию. Лучшая выпускница академии, высший балл по всем предметам, тридцать с лишним лет безупречной службы, от патрульного до начальника участка – и вот такой финал. Ни выслуги, ни звания, карьера, стремительно покатившаяся под откос.
«Лейтенант» – она саркастически ухмыльнулась – Уже год как её называют этим званием только по старой памяти, а новое начальство, занявшее её кабинет, лишь снисходительно позволяет подобные вольности. «Лейтенант»... а с сегодняшнего дня, похоже, ещё и безработная. Тара накинула на плечи сползший плед. Один из немногих предметов, сохранившийся с тех времен, когда она могла позволить себе заночевать прямо в участке за своим столом – похоже, даже он предал её, отказываясь согревать старые кости. Догадалось же начальство отправить её патрулировать улицы в такую погоду. И что старая чернокожая женщина может поделать с преступностью в Большом Яблоке? Впрочем, даже самые явные отморозки не рискнули высунуть нос на улицу, когда дождь и ледяной ветер пробирали до самых костей. Да уж, самые явные... повезло же им с напарником наткнуться на террориста, которого вся Америка ищет уже который год.
На своем веку она повидала немало выродков, чтобы иметь в обращении с ними некоторый опыт. И, похоже, в этот раз опыт её подвел. Тара увидела его глаза – и впервые за свою службу допустила ошибку. В них не было нездорового блеска, безумия, злобы и ненависти ко всему человечеству – только усталость и скрытая боль. Глаза ещё совсем юного мальчишки, смотревшие тем взглядом, который бывает у людей, много повидавших на своём веку. Взглядом, под которым она сама почувствовала себя нашкодившей девчонкой. Скажите ей на милость – разве бывает такой взгляд у убийц и террористов?
Но теперь всё это уже не важно. Мальчишка сбежал. Выскочил из машины, словно Гудини, и скрылся в ночи – а куда уж им с Джеффом угнаться за молодым и сильным? Важно другое. Разве не были на нем наручники – спросит начальство, ища виновного. Разумеется, были. А кто их надевал? Разумеется, она. А разве она не побеспокоилась о том, чтобы преступник из них не выскользнул? Почему она не затянула их на максимум? Почему не пристегнула цепью к машине? И вовсе начальство не интересует, что она увидела в глазах Коннора. Он опасный преступник, убивающий людей лишь за те больные фантазии, что живут в его голове. Таких как он надо изолировать от общества – а ещё лучше полностью ликвидировать, чтобы не осталось даже имени, способного разжечь в умах масс лихорадку безумия. Приговор Коннору вынесли его жертвы, а не чувства одного не слишком расторопного офицера.
- А, вот ты где – раздался в курилке голос Джеффа Блума, напарника Тары – Тебя вызывают.
Даже не осведомился, как она себя чувствует. Прав был тот, кто первый сказал, что разница между полицейским и преступником лишь в том, у кого значок. Всё одна шакалья стая – один провинился, а другие уже облизывают клыки в предвкушении. А ведь она знала этого пятидесятилетнего усача ещё вчерашним кадетом, восторженно смотревшим на легендарную женщину-лейтенанта...
- Дай мне насладиться последним бесплатным кофе в моей жизни.
- Если не пойдешь сейчас, он действительно станет последним – Джефф опустил все сто тридцать килограмм своего пуза на жалобно скрипнувший стул – Там в кабинете ФБР-овец хочет поговорить о Конноре.
- Как мило. Не успеешь облажаться, как агенты уже кругом скачут. Где ж они были, когда мы его поймали?
- Я передам, что ты скоро подойдешь – с трудом, помогая себе руками, Джефф смог оторвать свою задницу от стула, который уже никогда не примет изначальную форму.
- Блум, ответь мне на один вопрос?
- Какой?
- Зачем ты вообще стрелял в Коннора?
- Затем, что ты не стала бы. Не перекладывай всё на меня, Беннет. Это ты сегодня облажалась, а не я.
Тара сделала глоток остывшего кофе, глядя в спину уходящему Джеффу. Может, она и вправду уже слишком стара... *** Он знал, что это случится. Каждый раз, когда он пытался изменить будущее, цена была одинаковой. Стоило только положить голову на подушку, как приходил кошмар. Кошмар, показывающий цену всех этих попыток. В сущности, Джон уже знал, что всё это сон – одинаковый, неизменный, повторяющийся каждый раз в мельчайших деталях... но легче от этого всё равно не становилось.
Всё начиналось с темноты, наполненной словами. Разные люди, разные голоса сливались в один сумасшедший гул, из которого он слышал лишь отдельные фразы. Но и этого хватало с лихвой. Мы должны убить её, Джон...Она лжет, Джон, она не может...Сожги её...Не позволяй ему делать это снова...Не позволяй воскрешать меня...Мне плевать на то, что ты там сказала...Я не буду ничего доказывать...
Он был спокоен, но голоса в его сне становились всё громче, и перерастали в крик, грозящий разорвать его череп. Злоба и презрение, звучавшие в словах, которые он лишь теперь осознавал как собственные, словно ядом терзали его сердце, ничто не могло заглушить их. И слова обретали форму. Мрак сна рассеивался, и он видел кошмар, такой же реальный, как и в первый день. Две фигуры в недрах литейного цеха – тёмные силуэты, освещенные лишь всполохами огня. Ненависть в глазах, яд в словах, летящих как копья в сердца каждого. Не стой у меня на пути, я здесь не ради тебя...А когда ты что-то делал ради других...Смешно слышать от той, что предала меня...Это ты предатель. Ты подарил мне сердце, а потом разбил его одним ударом. Я любила тебя... Лгунья! У тебя нет сердца...Всё лучше, чем иметь такое, как у тебя...Просто отдай мне компьютер, или я уничтожу тебя...Не заставляй меня применить силу, Джон...Я слышал угрозы и раньше, даже от тебя...Скайнет был прав. Если всё люди похожи на тебя – они не достойны жить...И что же, ты приведешь в действие его планы? «И в царстве властелина тьмы у вас будет своя королева»? Отдай мне компьютер...Так забери его
Перестрелка в красных отсветах пламени, среди падающих искр и льющихся струй расплавленного металла. Всё зло, что двое причинили друг другу, стало автоматными очередями. Каждая способна убить одного – все вместе бессильны против другой. Пули – лишь способ высказать то, что не умещалось в слова, ненависть и боль, терзавшие душу каждого. Но бой не кончится, когда опустеет последний магазин. Его закончит лишь смерть одного из дерущихся.
Щелчок опустевшего автомата. Такой же с другой стороны. Брикет взрывчатки под ноги, отправленный пинком куда-то вдаль. Грохот опрокинувшегося резервуара с жидким сплавом. Фигура, бредущая сквозь огонь. Вторая, взмывающая вверх на цепи подъемника. Двое дерущихся на небольшом мостике над озером расплавленного металла. Стальной лом против танталитовых кулаков. Это не люди сражаются с машинами. Это двое вчерашних подростков, запутавшихся во лжи и безумии, которое пытались посеять в их сознании. Лом, разорванный надвое. Треск ломающихся ребер. Боль в затылке. Тишина.
Спящий Джон даже не вспоминает о физической боли. Сломанные кости давно срослись, но боль в душе не утихает. Во всем, что тогда случилось, виноват только он сам. И худший из его кошмаров продолжается.
Он едва приходит в сознание, видя перед глазами лишь палитру безумного художника, смешавшего оранжевую, красную, коричневую и черную краски. Но он может слышать.
- Прекрасная работа, 4218-Б – произносит знакомый глубокий и властный голос – Теперь убей его.
Кромарти.
- Позволь мне сперва отомстить. Хочу посмотреть на то, как его лицо исказиться болью.
Она.
Первый голос молчит. Но Джон чувствует, как его правую руку сжимают безжалостные тиски. Пальцы всё ещё горячие после встречи с расплавом, и его кожа пузырится от прикосновения. Но его ладонь встречает куда более сильный жар. Пахнет опаленной кожей и нечеловеческий вопль разносится по опустевшему цеху. Ниже локтя от руки Джона остался лишь жалкий опаленный обрубок. Он шепчет склонившейся над ним Камерон лишь одно слово, вместившее все его чувства. Ненавижу.
- Теперь ты убьёшь его?
- Мой пистолет пуст.
- Сверни ему шею.
- Застрелить будет лучше. Дай мне свой. Я хочу сама сделать это.
Дальнейшее – лишь безумный калейдоскоп картинок. Бой между Камерон и Кромарти, в котором последний – увы, не до конца, был уничтожен. Турок, падающий в расплав. Камерон внутри плавильной печи и он сам, смотрящий на неё сквозь небольшое окошко. Пламя, слизывает остатки её оболочки. Линзы сенсоров плавятся и текут вниз, словно слезы. Возможно, так оно и есть.
Спящий Джон не мечется по постели и не кричит от боли. Он стремится сжаться в комочек, стать как можно более маленьким и незаметным. Металлические пальцы скребут по кровати, а зубы стискивают подушку. Он плачет. *** Сара Коннор стоит у окна в квартире на втором этаже высотного здания. Она смотрит на пробуждающийся город – офисных работников, бегущих по улицам среди продавцов газет и бездомных, первые автомобили, ещё не успевшие испортить выхлопными газами очищенный вчерашним дождем воздух. Солнце выпивает последние лужи, обещая прекрасный день золотой осени. Над виднеющимся в конце улицы Центральным парком, поражающим взгляд сумасшедшей палитрой листвы, в голубом безоблачном небе парят воздушные змеи. Сара смотрит на открывающийся из окна вид, присев на подоконник рядом с большим рыжим котом, жмурящимся от попавшего ему на глаза солнечного лучика.
Она пытается погладить животное по голове, но кисть её правой руки лишена кожи, а пальцы превратились в набор медицинских инструментов, на которых блестит свежая кровь. Уголки губ Сары опускаются вниз, выражая досаду. Инструменты незаметно складываются внутрь ладони, и металлические пальцы покрываются слоем серебристого вещества, через мгновение превращающегося в обыкновенную человеческую кожу. На ладони остается лишь небольшое пятнышко, похожее на каплю ртути.
Сара поворачивается лицом к комнате, словно только сейчас вспомнив нечто важное. На кровати внутри комнаты спит Джон. Сон его неспокоен – капельки металла возле зашитой раны чувствуют, что его мышцы напряжены, температура тела повышена, а мозг лихорадочно активен. Выбранный образ его не успокоит, скорее навредит и без того расшатанной психике.
Черты лица Сары меняются, как и её тело. Она становится ниже ростом и уже в плечах. Загар с кожи опадает, словно грязь. Волосы приобретают золотистый оттенок и складываются в элегантный хвостик. Жидкий металл возвращается к исходной программе. Кристина Карпентер приобретает свой собственный облик. Она кладет ладонь на лоб Джона, стараясь его успокоить.
- Тише, тише. Ты потерял много крови и сильно устал. Лучше не двигайся.
- Кто ты?
- Я... я друг.
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
Отредактировано Yaris - Среда, 05.11.2008, 21:27 |
|
| |
| Yaris | Среда, 05.11.2008, 21:39 | Сообщение » 4 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| I*2 "Мальчик и Смерть" Плохой день Джеффа Блума: история в картинках. Ссылаясь на нехватку кадров, начальство посылает на ночное дежурство в компании самодовольной старухи – будто мало в участке молодых стажеров. Но куда уж там – пусть новички пока бумажки перебирают, а на опасные задания идут опытные офицеры. И вот в такую погоду, в какую ни один криминальный элемент носа на улицу не высунет, даже если он в конец отмороженный, ты сидишь в машине, силясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь запотевшие стекла. Выданная по мудрому распоряжению всё того же начальства зимняя форма насквозь промокла и висит на теле, словно каменная. Даже печку включать не хочется, чтобы не чувствовать себя утопающим в тяжелой теплой жиже, булькающей при каждом движении.
Думаете, хуже быть уже не может? Ошибаетесь, это ещё только начало истории. Дальше, как говориться, будет больше. Кто-то всё же решился грабануть дневную аптеку, и кто оказывается ближе всех к месту происшествия, когда поступает тревожный вызов? Разумеется, старина Джефф. Ну ладно, когда Америке нужны её герои, они всегда готовы откликнуться на зов. Силы, конечно, с годами поубавилось, но уж с чахлым нариком, решившим разжиться таблетками нахаляву, справимся. Хотя сирену всё-таки включить стоит – авось, испугается и сбежит раньше, чем полиция до места доберется.
А вот и ты, сердешный. Нафаршировался уже по самое небалуй – так и уселся на пол спиной к прилавку. А вот и баночка рядом - наполовину пустая. Викодин – ещё бы ты глазки так не закатил, доза и слона свалит. Эх, тут и работать особо не надо – бери тепленьким, в наручники и в участок. Впрочем, и заслуга-то в глазах начальства небольшая, максимум лишний выходной дадут. Да и что с мальчишки станется? Подсадил, видать, кто-то, а потом дозы не дал – вот он и решился на дело пойти. В участке очухается, раскается, адвоката себе найдет и условным сроком отделается – только и мороки с ним.
Даже возиться не охота – оставить бы да пусть хозяин наутро разбирается. Посиди тут пока, в позе раненого героя... э, да что тут у тебя? Фотографию в руке сжимаешь... Ну всё, с тобой ясно. Очередной юный влюбленный дурень, которого нагло отшили, решил гордо уйти из жизни. Тьфу, мать твою разьестить! Из-за каждой юбки будешь жизнь себе гробить, что ли?
Ну-ка, давай сюда своё сокровище. И крепко ведь держит, засранец – пальцы словно клещи. Неужто окоченел уже? Проверить бы не мешало, только сперва наручники надеть, а то мало ли на что решиться... так, сделано, даже не дернулся. Только под курткой целый арсенал оказался. А парень-то не так прост – тут тебе и Рюгер с глушителем, и Беретта, и Пустынный Орел расточенный, и магазинов к каждому по три штуки. С каких это пор нежные романтичные души с оружием ходят? И судя по всему, из рюгера-то стреляли недавно, магазин пустой, один патрон в стволе. Неужто, психанул и девчонку ту вместе с дружком её нынешним порешил? Это уже, конечно, интереснее получается. Ну-ка, пошли в машину...
И ведь, оглядываясь на прошлое, надо сказать, что не стоило у парня фотографию ту забирать и расспрашивать. По правде, надеятся на то, что довезешь его до участка без лишней помощи, тоже не стоило. Вызывать надо было всех – спецназ, ФБР, армию, да кого угодно, пока юнец не очухался – ну да кто ж тогда знал... у него ж на лбу имя не написано. Сбежал мальчишка. Халатность офицеров позволила преступнику беспрепятственно покинуть полицейскую машину – наверняка в отчетах так напишут. Дескать, не приняли Блум и Беннет надлежащих мер для задержания и сопровождения под стражу. Преступник забрал изьятое у него оружие и вещественные доказательства и совершил побег. Вот только вранье всё это.
Как он вообще сумел? Только что сидел спокойно со скованными руками, пристегнутый цепью к перегородке, отделяющей заднюю часть машины, как вдруг наклонился за упавшим на пол снимком и выбил дверь. Дверь, которая изнутри не открывается в принципе. Джефф ударил по тормозам, но прежде, чем он успел выйти из машины, Коннор уже был снаружи. Пнул водительскую дверь, отбросив его на место пассажира, схватил свою куртку вместе с оружием и сбежал. Свернул в какую-то подворотню и перемахнул через трехметровый обшитый стальными листами забор, словно через кочку перепрыгнул. Джефф мог поклясться, что из трех сделанных им выстрелов по меньшей мере один достиг цели, но Коннору, похоже, ранение не мешало.
Итак, кульминация самого плохого дня в жизни Джеффа Блума – объяснять, как всё это произошло, ему придется не своему непосредственному начальнику. Лейтенант-то может понять, сделать скидку на возраст и прежние заслуги и ограничиться устным выговором – но вот фбр-овцам этого будет мало. Чертовы пиджаки, чтобы прикрыть собственную некомпетентность, благодаря которой Коннор и ему подобные годами терроризируют страну, оставаясь безнаказанными, свалят всю вину на офицеров полиции. И лишением премии по выслуге дело не закончится... *** Организм Джона представлял собой целый калейдоскоп боли. Каждая клетка его организма напоминала о своем существовании в резкой и недвусмысленной форме. Невидимые молоточки выстукивали неизвестный ритм внутри его черепа. Плечо под повязкой было словно начинено постоянно движущимися ледяными осколками, а оцарапанная пулей кость грозила треснуть при любом движении. Перетруженные мышцы горели под покрытой холодным потом кожей. Вдобавок, пробежки под холодным дождем не пошли ему на пользу – горло опухло и саднило. И даже то, что его правая рука навеки потеряла возможность болеть, с лихвой компенсировалось чудовищным жжением ниже локтя, где синтетическая плоть соединялась с живой тканью, а титановые стержни врастали в кость. Ну и отлично. Теперь можно сосредоточиться и не думать ни о чем ином, кроме физической боли. Можно даже чуточку себя пожалеть – но не настолько, чтобы вспомнить о дурацких снах. Тем более что в них он видит лишь часть правды.
Потому что правду знает мальчишка, навеки оставшийся стоять на коленях перед загрузочной дверцей доменной печи, давясь собственными слезами. Она – для него. Пусть дальше жалеет себя и скорбит об утраченном. Правда не нужна Джону Коннору. Она делает его слабым, нерешительным, медлительным в мыслях и действиях – а значит, уязвимым. Память приносит чувства, чувства рождают боль. Боль мешает делу.
Мальчик, жалеющий себя, страдающий от собственной исключительности, не смог бы встать и сразиться с киборгом. Он ждал бы, что появится кто-нибудь, кто спасет его во имя человечества. Но тот, кем стал этот мальчик, знал, что этого не произойдет. Больше не будет защитников, оберегающих его, словно великую ценность, отдающих свои жизни ради того, чтобы дать инфантильному подростку ещё пару лет спокойной жизни. И он встал и боролся. Без криков, без тени эмоций, боролся потому, что знал – теперь ему придется убивать или умереть самому.
Сломанные кости срослись, ожоги сошли, а раненое сердце скрылось под броней спокойствия и невозмутимости. Ни мать, ни кто-либо другой не могли заставить Джона рассказать о том, что он вычеркнул из своей жизни. И внезапно броня раскололась. В тот момент, когда Джон впервые задумался, прежде чем выстрелить, эмоции и воспоминания хлынули наружу сплошной волной. И он не смог сделать то, зачем пришел. На самом деле, он этого и не хотел. Выстреливая патрон за патроном, круша всё вокруг, он лишь выпускал на волю чувства, которые хотел скрыть. Боль, страх, одиночество, страдание стали яростью, изрешетившей пулями стены брюстеровского кабинета, наполнившей воздух электрическими разрядами и стальной хваткой сковавшей горло бросившейся на него девушки.
Джон был готов убить этого человека. Нажать на крючок и сделать маленькое отверстие прямо поверх криво сросшегося носа – вовсе не такая сложная задача. Но призрак, вышедший из мрака, не смог забрать с собой жизнь человека, если о нем готова заботиться дочь, о существовании которой он почти забыл. Не смог, потому что его самого впереди ждет лишь одиночество и отчаяние во тьме осеннего города. Роберта Брюстера, даже поглощенного работой и забывшего о своей семье, всё же любили. Любили, как никто не будет любить Джона Коннора. И монстр, разрушивший собственную жизнь, исчез, чтобы рыдать во мраке.
Решив избавиться от бушующего в груди урагана самым простым и действенным способом, Джон сделал себе только хуже. И полиция не в счет. От неё хотя бы можно убежать, в отличие от собственных воспоминаний, которые не замедлили прийти в наркотическом бреду. И это была та правда, которую он хотел забыть. Он больше не видел безликие фигуры призраков, а смотрел своими собственными глазами. И видел другой взгляд, в котором болью отразились его гневные выкрики. Чувствовал изящные тонкие ладони, спрятавшиеся у него на груди, хрупкие плечи, совсем по человечески вздрагивающие в его обьятьях. Ощущал прикосновение её губ к своим собственным – такое нежное и робкое, и вместе с тем полное настоящего чувства. Первый и последний поцелуй, в котором любовь смешалась со вкусом слез и горелой кожи. Мгновение, которое следовало бы сделать вечностью, а предстояло отпустить навеки, и уничтожить, как и всё, что связано с машинами. Даже если они уже стали людьми. Боль пронзила монстра, в мгновение ока сжавшегося и вновь превратившегося в одинокого и покинутого мальчика.
И теперь боль стала физической – и практически невыносимой. Джон приподнялся и сел на кровати, опираясь на правую руку – свернувшийся калачиком у него на животе рыжий пушистый кот спрыгнул вниз, бросив на прощание укоризненный взгляд. Джон притянул к себе висевшую на вешалке в углу куртку. Пятна крови исчезли, дырка от пули тщательно зашита, но внутренние карманы - за исключением того, в котором лежал бумажник и сотовый – абсолютно пусты. Его новая знакома отличается не только гостеприимством и любовью к животным, но и предусмотрительностью. И ещё умением передвигаться по квартире практически бесшумно.
- Не это ищешь? - произнесла она, внезапно появившись у него за спиной – Странный набор лекарств.
- В последнее время я плохо сплю
- Триптанол, амизол, имипрамин - это ведь не для сна. Это антидепрессанты. И довольно сильные. Подсел на наркоту?
- Это моё дело.
- Да уж, кое-кто будет рад услышать, что некоторые вещи в мире не меняются. Сообщи, как соберешься ограбить ветеринарную клинику, вооружившись пейнтбольным маркером – пожалуй, убить тебя тогда будет гуманнее.
- Просто отдай лекарства.
- Извини, не могу – баночки в руке женщины внезапно расплавились, выпустив в воздух облачка пыли – Раз уж проснулся, завтрак готов. Но слишком резво двигаться не советую – пусть анатомию я знаю хорошо, но хирург из меня так себе.
- А почему не «заложенных в меня данных недостаточно?»
- Потому что.
- Кто ты вообще?
- Поскольку обычно с этого момента начинаются душераздирающие крики и мольбы о помощи, скажу только, что моё имя Кристина, я нашла тебя через Карлоса и я здесь для того, чтобы помочь тебе.
- А мне нужна помощь?
- Судя по тому, что ты сейчас собой представляешь – да. *** Спецагент Уолтер Грей сидел в кресле лейтенанта полиции Нью-Йорка Бишопа Моргана, уныло глядя куда-то перед собой. Впрочем, смотрел он не на покрытый пылью стол лейтенанта, на котором папки с документами соседствовали с почетными грамотами от муниципалитета, фотографиями любящей семьи, засохшими крошками от пончиков и сэндвичей и пятнами полировочной пасты, которой ежедневно – и Грей мог быть уверен, не по разу – Бишоп начищал свой значок, блестящий у него на поясе получше иной лампы. Венчала безумную эклектику громоздкая чернильница, выполняющая роль пресса для неподшитых документов, чтобы их не унес создаваемый кондиционером поток воздуха. Очевидно, по замыслу кустарей из Квинса, продающим подобные кошмары доверчивым туристам, она должна была представлять собой образец кабинетного убранства времен Вашингтона – но больше напоминала кусок грубо обработанного металла, служивший оправой для бутылки из-под виски.
Одним из хобби Грея была привычка рисовать в уме психологические портреты людей. Неважно, видел ли он их постоянно или просто замечал в толпе случайные лица – его фотографическая память хранила в себе движения, мимику, детали одежды словно гигантский банк данных. И на досуге он разминал свой ум, воссоздавая в памяти внешность этих людей, чтобы дать им исчерпывающую характеристику, подчеркивая мельчайшие, едва заметные детали. Но Бишоп не был ему интересен. Обрисовать его не стоило труда – подхалимство, заставившее его уступить агенту собственный стол и вытянуться по струнке в углу, мелкий деспотизм, выражавшийся в редких злобных взглядах на подчиненных, страх перед представителем власти и не слишком далекий ум – он был словно низкопробная книга, сюжетные ходы которой заранее известны, остается лишь расставить их в том порядке, в каком заблагорассудилось автору.
Вот эти два офицера – другое дело. С виду так же просты и давно поделили роли в своем странном дуэте, но в их рассказе что-то не сходится. Не врут, факт, но явно что-то умалчивают. А зачем – неизвестно. И Грей, опустив глаза, смотрел на кисти своих рук, чтобы со стороны выглядеть задумчивым и недовольным. Его тонкие пальцы изящно переплетались между собой, на аккуратно подстриженных и вычищенных ногтях блестело утреннее солнце. Какой, однако, простой и одновременно сложный механизм – все эти кости, суставы, сухожилия, сосуды... какое элегантное и продуманное решение природы...
Изучение простых и повседневных явлений было другим хобби Грея. Оно помогало ему думать. А думать было о чем. Итак, офицер Джеффри Блум. Двадцать лет службы, начал с регулировщика уличного движения и через год стал уже патрульным офицером. Но дальше почему-то не пошел – возможно, помешала врожденная лень, вылившаяся в солидные габариты офицера, хотя ума ему явно не занимать. Не женат, детей не имеет, живет в однокомнатной квартире в Квинсе. Не подхалим, выслужиться любит, но не ради того,чтобы «заметили» - ему достаточно более материальных благ. Явно себе на уме, но лишь чтобы удержаться на своем месте – этому врать незачем. А вот офицер Беннет... тут другая ситуация. Тридцать лет службы, на пенсию выходила в звании лейтенанта, но, увы, трагическая ошибка, стоившая жизни нескольким заложникам, захваченным съехавшим с катушек студентом – и её понизили в звании. Впрочем, она, похоже, не слишком расстроилась. Явно имеет собственное мнение насчет многих вещей, и мнение это отличается от мнения лейтенанта Моргана. К ней стоит присмотреться.
- Итак, - медленно произнес Грей, нарочито растягивая слова – Преступник, которого вы арестовали в невменяемом состоянии, внезапно избавился от наручников и цепи, выбрался из патрульного автомобиля, забрал свои вещи и сбежал. При этом вы сделали три выстрела, ни один из которых не достиг цели, и потеряли возможность догнать его. Я правильно резюмирую ваш рассказ?
- Да – одновременно ответили офицеры
- Есть ли у вас какие-нибудь идеи, как преступнику удалось освободиться?
- Всё произошло достаточно быстро – начал Блум – Мы и среагировать не успели, как он уже выскочил из автомобиля. Одно могу сказать точно – я лично его обыскал, и могу засвидетельствовать, что никаких средств к побегу у него не оставалось.
- Тем не менее, Коннор сбежал.
- Думаю, мой напарник сможет точнее ответить на ваши вопросы.
Отлично, решил заложить напарницу. Вполне предсказуемо. Но это явно не все, что он может сказать...
- Офицер Беннет, у вас есть, что добавить?
- Офицер Блум действительно обыскал Коннора и изъял у него всё оружие. Но наручники на него надевала я. И пристегивала их цепью тоже я. Могу засвидетельствовать, что никаких нарушений предписанного порядка мною совершено не было.
- Однако вы упомянули, что испытывали жалость к преступнику. Могло ли ваше личное отношение повлиять на выполнение предписаний?
- Я так не считаю.
- Однако ваш послужной список говорит об обратном. К тому же, из трех выстрелов из вашего оружия не был произведен ни один. Офицер Беннет, я могу видеть те наручники, которые были надеты на Коннора?
- Мы нашли только часть.
- Этого будет достаточно.
Наручники. Стандартная модель – за исключением того, что половина отсутствует. Осталась лишь та часть, что была надета на левую руку арестованного. Очевидно, её Коннор снял в первую очередь, раз она осталась в машине. Замок не поврежден, следов взлома нет. Но его и не потребовалось бы взламывать – подвижная часть с запорным механизмом напрочь отсутствовала. Не сломана, не выдавлена – срезана каким-то инструментом. Если бы инструмент, способный разрезать высококачественную сталь, был приспособлен для скрытого ношения. И оставлял после себя идеально ровный, словно отполированный срез. Интересно, очень интересно.
- Лейтенант Морган?
- Да, сэр?
- ФБР берет это дело под свой контроль. Предлагаю вам отстранить офицера Беннет от службы на время расследования. Возможно, мне ещё придется задать ей пару вопросов...
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
|
|
| |
| Yaris | Среда, 03.12.2008, 01:12 | Сообщение » 5 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| II *1 "Всего лишь работа" Ослепительная белизна больничной палаты. В ярком, неестественно белом свете ламп медицинские приборы сверкают так, что слезятся глаза. Он не может плакать, глядя на собственную дочь, лежащую без сознания на больничной кровати, но этот резкий химический свет всё же выдавливает из его глаз капельки влаги. Словно в его сердце не осталось осталось сострадания для других, и всё, что он может – жалеть себя. Как же это мерзко и подло...
Роберт Брюстер осторожно положил ладонь на руку дочери, словно пытаясь этим прикосновением передать то, чего не мог высказать словами. Когда он в последний раз сидел у её кровати? Разве только когда она была совсем маленькой девочкой, боявшейся заснуть в своей комнате из-за чудовищ, прячущихся под кроватью. Тогда он приходил к ней и держал её крошечные ладошки в своих руках, пока она не засыпала. Маленькая принцесса на пуховой перине, спящая среди любимых плюшевых щенят.
Но сейчас всё по-другому. Вместо шикарной детской кровати жесткая больничная койка. Вместо любимой пижамы с героями диснеевских мультфильмов – безразмерный больничный халат, опутанный, словно паутиной из всевозможных проводов и трубок. И Кейт стала другой. Он даже не заметил, как из маленькой девчушки, изумленно глядящей на мир большими карими глазами она превратилась во взрослую самостоятельную женщину. Его не было рядом, когда она заканчивала школу, выбирала колледж, впервые приводила домой парня. Черт возьми, он даже не был на её свадьбе!
И теперь он смотрит, как искусственное легкое с шипением качает воздух сквозь её раздавленное горло, а голову, лишившуюся замечательных рыжих локонов покрывает повязка с проступившем на ней красным пятном. Он просто не знает, что сказать и как ей помочь. Да и что он вообще знает?
Букет белых лилий, аромат которых едва различим в воздухе, пропитанном запахом лекарств и чистящих средств. Букет стоит в вазе на столике возле её кровати – разве это он, отец, принес дочери её любимые цветы? Но среди лепестков спрятана открытка, текст которой продиктован неким Скоттом Мейсоном – любящим и заботливым мужем, помчавшимся за билетом на рейс «Лос-Анджелес – Нью-Йорк», едва услышав о том, что произошло с Кейт. Какая горькая ирония – иногда нескольких часовых поясов недостаточно, чтобы отдалить людей друг от друга, но обычной дубовой двери это вполне по силам. Стоит закрыть её однажды – и жена и дочь, ради которых ты, казалось, готов на всё, внезапно становятся далекими и почти чужими. Ты остаешься один, сдавленный скорлупой своего кабинета, и уже не можешь просто встать и повернуть медную ручку, выйти за пределы иллюзорной темницы, в которую сам себя заточил. Сейчас ты понимаешь, как всё это было глупо – но неужели необходимо было заплатить такую цену?
Неужели смерть его дочери – единственное, что может заставить Роберта Брюстера осознать свои заблуждения? В палате, тишина которой прерывается лишь писком зеленой кривой, бесстрастно отмеряющей удары человеческого сердца, он сотни раз задает себе этот вопрос. И сотни других вопросов, ответов на которые ему не по силам найти. Они мучают его, как не могут мучить страдания дочери – настолько, что он даже не слышит, как открывается дверь и высокий мужчина в медицинском халате наводит на него пистолет. *** Дерек прижался к испещренной граффити стене подъезда, пытаясь рассмотреть что-либо в тающей в полумраке череде лестничных пролетов. Освещение отсутствовало как факт – электрические лампочки давно были разбиты или растащены предприимчивыми жильцами, а света, проникающего сквозь замызганные окна, хватало лишь на то, чтобы вонючая чернота превратилась в не менее вонючую серость. В обычной ситуации это только обрадовало бы Дерека, но всё указывало на то, что ситуация была более чем необычной. И значит, если придется стрелять, с другой стороны ружья будут те, кому темнота нисколько не помешает.
Глупо было отпускать Джона. Глупо было надеятся на то, что ему хватит ума не идти туда в одиночку. Проклятье, Дерек, о чем ты только думал! Почему не предвидел то, что он сможет сбежать? Почему не брал в расчет то, что Джон всё ещё ребенок – пусть слишком умный, слишком ответственный, повидавший за свою короткую жизнь столько всякого дерьма, сколько другие никогда не увидят – но всё же ребенок, которому нужна твоя помощь и поддержка? Ребенок, который может не справиться с тем грузом, который пытается взвалить на себя. Который может... ошибиться.
Едва Дерек подъехал к особняку Брюстеров, как стало понятно, что именно это и произошло. Полиция, скорая помощь и тот факт, что человек, являющийся основной целью, жив, не оставляли никаких сомнений. Слава коллективному бессознательному – толпа зевак, собравшаяся поглазеть на работу полиции, несмотря на проливной дождь, не отказалась поделиться общей тайной с новым членом. Среди сплетней и домыслов Дереку был важен лишь один факт – неизвестный, либо как раз слишком известный преступник не пойман.
Телефон Джона молчал, хотя его сигнал можно было отследить, зато в машине не молчала рация, настроенная на полицейскую волну. Пойман-бежал-скрылся-поиски не дают результатов. И так всю ночь, пока заголовки утренних газет не запестрели сенсационными новостями о возвращении террориста номер один в Америке, а ди-джеи на радио не начали давать словесные портреты преступника и рекомендации гражданам лишний раз не выходить из дома и не открывать двери незнакомым лицам. От всего этого было мало толку, а сигнал мобильника Джона пропал в районе Центрального Парка, чтобы спустя несколько часов вновь появиться в том бронксовском гадюшнике, где они снимали квартиру.
Возвращаясь домой, Дерек был готов ко всему, включая тройное оцепление вокруг дома и отряд полицейского спецназа, устроивший засаду на лестничной клетке. Но кругом было тихо, и тишина эта не предвещала ничего хорошего, ежесекундно грозясь взорваться шипением сотен сервоприводов и грохотом выстрелов.
Но Дереку было уже наплевать. Если машины используют Джона, чтобы выманить его сторонников, значит, остается надежда на то, что мальчишка ещё жив, и Дерек сделает всё, чтобы его спасти. Если же нет... тогда он, сержант Дерек Риз, провалил своё единственное задание, и всё, что ему остается – с позором умереть, свалив возле тела своего командира как можно больше жестянок.
В той, другой жизни, он учил других солдат Сопротивления сражаться с машинами. «Хочешь воевать с жестянками?» – говорил он, глядя в переполненные страхом глаза новичков – «Поступай, как они, думай, как они, будь, как они. Иначе – смерть». Что ж, самое время воспользоваться своим же советом...
Дом. Обыкновенная пятиэтажка, коих в Бронксе немеряно. Лифта нет, это к лучшему – в замкнутом пространстве, где нельзя ни за чем укрыться, против машины у человека нет шансов. Лестница узкая и достаточно круто уходит вверх - хорошо простреливается только из двух положений. В каждом пролете по двенадцать ступеней – до третьего этажа всего шестдесят. Четыре с половиной - пять секунд. И как минимум десять мест для возможной засады. Для укрытия – всего два. Бывало и похуже.
Восьмизарядный «ремингтон 870» вытаскивается из висящей на плече сумки на четвертой ступени. На шестой ствол разворачивается в сторону предполагаемого противника, находя лишь пустоту. На двенадцатой резко разворачивается вверх и влево, пока сумка шуршит по стене. Третья лестничная клетка – рывок вправо с разворотом за выступ стены. Выстрелов, разбивающих бетон в крошку, оголяя прутья арматуры, так и не последовало. Всё ещё тихо.
Шаг вправо, рука с оружием выглядывает за стену. Снова пустота. Ещё один рывок. Шестая – вверх и влево, десятая – разворот и вверх. Приседание, прыжок к дальней стене, резкий рывок вперед и снова разворот. Вот и дверь квартиры, а кругом всё ещё тишина.
Дерек снова прижался к стене рядом с дверью. Она ведет в узкий коридор, следовательно, за его спиной сейчас две плиты примыкают друг к другу. Слой, который просто так не пробьет даже плазменная винтовка. Неплохое место, чтобы немного осмотреться. Он провел рукой по верху двери и тихо выругался. Пусто. Карта – король пик, которую он обыкновенно оставлял в щели между дверью и косяком, сейчас исчезла. Не к добру, к тому же не заперто. Он потянул на себя дверь, прикрываясь ей словно щитом, и заглянул внутрь. Тишину нарушили звуки кухонного радиоприемника, голосом британской поп-дивы Леоны Льюис знакомившего слушателей с каким-то последним хитом. Что-то явно не сходится, но разобраться лучше потом. Дерек буквально запрыгнул внутрь. Армейские ботинки предательски проскрипели по полу, оставив две грязных полосы. Это уже совсем бред – машины известны своей тягой к стерильности, но делать уборку... и судя по звукам и запахам с кухни, готовить? Идиотизм.
Осторожно выглянув за дверной косяк, Дерек застыл в замешательстве. Он и сам уже не знал, что хотел увидеть, но это превзошло все ожидания. Девушка, на вид лет двадцать-двадцать пять. Белый домашний халат – достаточно просторный, но всё же не скрывающий всех достоинств фигуры. Полусогнутая правая ножка кокетливо выглядывает из-под полы, легким движением отпихивая в сторону трущегося об неё рыжего кота. Девушка поворачивает голову, и её губы изгибаются в едва заметной улыбке, а собранные в пучок волосы блестят золотом, попадая в лучи восходящего солнца. Протянув руку, чтобы погладить настырное животное, она касается ладонью сковородки с жарящимися на ней тостами – и предостерегающий оклик задыхается в груди у Дерека, когда на обожженном месте нежная кожа превращается в блестящее серебро.
- Зевс, ну и что ты наделал? - модуль, имитирующий звонкий молодой голос, ничуть не хуже может симулировать шутливое раздражение.
Это многое обьясняет, но от этого не легче. Скорее наоборот.
- Ну вот, весь эффект насмарку. Эй, Дерек Риз, если это ты, хватит прятаться в коридоре. Выходи!
Ага, нашла идиота.
- Не выйдешь через пять минут – останешься без завтрака.
- Где Джон? - спросил он, высовывая ствол дробовика в дверной проем.
- У себя в комнате.
- Что ты с ним сделала?
- Вкратце - вытащила пулю и привезла сюда.
Дерек переметнулся на другую сторону дверного проема, не переставая держать киборга на прицеле. Толкнул плечом дверь противоположной комнаты. Одеяло слегка поднималось и опускалось на груди спящего Джона, но Дерек позволил себе успокоиться, лишь прикоснувшись к его лбу – холодному и мокрому от пота, но безусловно, живому. Лишь тогда он смог вдохнуть полной грудью и слегка расслабить мышцы.
- Он потерял много крови, сильно ослаб, и, похоже, простыл – прошептала киборг за спиной Дерека – Не буди его.
С этим Дерек был готов согласиться, но всё же взял её на прицел. Отметив между делом, что мимикрирующий сплав сменил текстуру – теперь это были драные на коленях джинсы с широким кожаным ремнем и бесформенная черная футболка.
- И прекрати тут пугачом размахивать, ещё поранишься ненароком.
- Сначала скажи, каково твое задание.
- У меня нет заданий.
- Но ведь кто-то тебя сюда отправил? Я это потому спрашиваю, что он не стал бы. Из какого ты года?
- Две тысячи тридцать второго.
- Джон послал тебя?
- Нет. В две тысячи тридцать втором – по крайней мере, в моём две тысячи тридцать втором, Джона Коннора не было. И меня послал не он.
- Не было?
- Он был уже мертв. Застрелен киборгом, которому очень сильно доверял.
- И почему это меня не удивляет? Он столько времени проводит с тебе подобными, что иногда мне кажется, вообще не помнит, кто он и что ему предстоит сделать.
Последние слова Дерек произносил уже в воздухе – он даже не успел заметить, как киборг за один прыжок достигла кровати, схватила его за горло и ударила об стену, вышибив воздух из легких.
- Кто он? Что ему предстоит сделать? А ты сам это знаешь? Сдается мне, что нет – черты лица машины стали подвижными, словно несвойственная искусственному разуму ярость мешала ей себя контролировать – А хочешь узнать, почему? Почему он стал лидером, а не кто-то другой? Потому что он не боялся – в отличие от остальных, прятавшихся по углам и жалевших себя. Потому, что с детства знал о машинах, знал кто они, что из себя представляют, и как с ними бороться. Что их можно победить, уничтожить или обратить на свою сторону. И пока другие плакали о мертвых, он дрался во имя живых. И никогда! Никогда-больше-не-называй-меня-машиной-ясно-тебе?
- Кристина, прекрати. - слабый голос Джона прервал серию ударов об стену, грозивших переломать Дереку как минимум все ребра.
- Что прекратить? А, ты про это? - пальцы левой руки киборга превратились в пять острых лезвий, оплетших голову Дерека – Ну, пожалуй, если срезать у левого виска и убрать этот ужасный вихор на макушке...
- Хватит, говорю, я всё слышал. Отпусти его. - Джон с трудом приподнялся на кровати, опирась на правую руку – Я так понимаю, ты сказала больше, чем мне следовало узнать?
- О чём именно?
- Давай обо всём по порядку. Если тебя послал не я – а в этом я почти уверен, то кто же?
- В будущем системы хронопортации есть только у двоих.
- Логично. Тогда почему ты нам помогаешь?
- Сейчас две тысячи одиннадцатый год. Меня отправили в две тысячи третий. Было достаточно времени, чтобы поменять приоритеты. Да, прежде чем кто-то из вас спросит – меня не перепрограммировали, поскольку это невозможно.
- Зачем тебя послали? - спросил Дерек, силясь удержаться на ногах.
- Помимо того, чтобы выстрелить ему в голову двадцать раз и ещё пять для верности, расчленить и сжечь тело?
- Как-будто есть другие задачи.
- Сделать то же самое с остальными лидерами повстанцев. Подождать запуска СкайНет и способствовать началу войны между людьми и машинами. Но поскольку кое-кто воспользовался машиной времени и исчез на восемь лет, многое в мире изменилось. К несчастью, не всё.
- Что с людьми из твоего списка?
- Я сменила приоритеты.
- Они живы?
- А те, кто пришел за ними – нет... Да, живы, хотя Джон вчера чуть не убил двоих. К счастью, потому что Роберт и Кейт Брюстер – одни из наиболее важных целей. Впрочем, они также важны и для СкайНет. Хотя всё относительно. Жизнь Роберта Брюстера важна до тех пор, пока он не даст согласие на запуск своей программы. Его дочери повезло больше – после смерти Джона...
- Может, не надо пока об этом?
- ...она должна либо возглавить сопротивление во имя дела своего погибшего мужа...
- Что?
- ...либо повернуться против него, и уничтожить всех перепрограммированных киборгов, тем самым серьезно ослабив позиции людей и расколов их на два враждебных лагеря. Однако связи Брюстеров с военными офицерами в первые дни войны позволят Джону собрать внушительную и весьма организованную армию. Сейчас Кейт, скорее всего, ненавидит Джона – а следовательно, солдаты СкайНет будут стараться защитить её. А вот жизнь её отца сейчас в большой опасности. Ему нужно помочь.
- И что ты предлагаешь?
- Тебе, Джон – позавтракать и сидеть дома, смотреть ток-шоу по телевизору и пить таблетки, которые я приготовила. И не думай, что твои я не нашла. Мы с Дереком неплохо справимся вдвоем.
- Давно я не чувствовал себя обузой.
- Ты не обуза, а человек, от жизни и здоровья которого зависит судьба мира.
- Вот-вот, я именно про это.
- Не вредничай. Джон, я ведь тебе не мама – не будешь слушаться, могу и в челюсть дать.
- Эй, мама тоже могла!
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
Отредактировано Yaris - Среда, 03.12.2008, 01:13 |
|
| |
| Yaris | Четверг, 01.01.2009, 01:44 | Сообщение » 6 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| II*2 Разум человека, запертый внутри металлического тела... мечта для фантастов, а для тебя ежедневный кошмар, который начинается, стоит лишь открыть глаза. Но разве есть у тебя глаза? Скорее это похоже на ярчайшую вспышку, разряд, вырывающий тебя из обьятий иллюзорного сна. Снятся ли андроидам сны? Пожалуй, ты можешь ответить – нет. Бескрайнее черное ничто, заполненное осколками твоих воспоминаний, которые не под силу собрать разорванному сознанию. И тебе остается лишь гадать, живешь ты или уже умерла вместе с девчонкой, тело которой тихо опустилось на загаженный пол, словно опавший лист на мокрый асфальт. Нелегко быть Кристиной Карпентер.
Куда проще – Т-Х Б-001. Она ни о чем не переживает. Она даже не задумывается о том, кто она на самом деле. Она просто есть – и у неё есть цель, задание, которое должно быть выполнено. И Т-Х стоит в больничном коридоре, глядя на основной обьект своего задания, как стояла на руинах будущего, превратившихся в поле боя, в тренировочных залах Скайнет, в подземных сооружениях, в сотнях человеческих убежищ. Безмолвное и ужасающее оружие. Статуя, вылепленная из застывшей скорости и грации, готовая в любой момент взорваться вихрем, сметающим всё на своем пути. И все страхи и сомнения исчезли – в голове теперь лишь потоки цифр. Один коридор, один противник, четыре секунды на смену обоймы пистолета. Расстояние пять метров.
Восемь шагов. Правая рука захватывает оружие противника, ребро левой ладони уходит под основание его черепа. Треск ломающейся челюстной тяги, хруст заклинившего шейного шарнира под ударом рукоятью пистолета по затылку. Т-Х отбрасывает бесполезную расплющенную железку. Разворот корпуса на сто двадцать градусов, удар ступней по коленному суставу, выламывающий стопорную шайбу. Удар локтем по верхнему отделу позвоночника, перебивающий основные линии питания. Обездвиженный киборг падает лицом на пол от легкого толчка, но Т-Х не останавливается. Левая рука превращается в циркулярную пилу, рвущую на части податливый эндоскелет, покрывая стены брызгами синтетической крови...
... И ты останавливаешься. В отражении броневой пластины, защищающей энергоблоки, ты видишь своё лицо – серебристую маску, перекошенную гримасой ненависти, и свои руки – словно когти гарпии, терзающей свою добычу. Ты ненавидишь киборгов – даже больше, чем те из людей, кто всю свою жизнь сражался с ними. Твой искалеченный разум радуется каждому удару, попавшему в холодный металл эндоскелета – словно этим ты можешь отомстить за то, что они с тобой сделали. Твой страх и ненависть – вот истинное оружие Скайнет, способное уничтожить его мятежных солдат. Ведь нет никакой Т-Х. И никогда не было. Это всего лишь ты.
Но на взгляд Дерека, которым он награждает тебя, когда ты догоняешь его и Роберта Брюстера у машины, неся за спиной сумку с изрубленным эндоскелетом – взгляд, в котором обычное отвращение смешалось со страхом и удивлением, ты отвечаешь просто.
Для этого тебя сделали. Это твоя работа. ***
Пуля выбила облако белой крошки из стены на том уровне, где секунду назад была голова Роберта. Следующий выстрел разбил фарфоровую вазу на сотни белых кусочков, и лилии, лишившись опоры, рассыпались по полу. Но человек, в которого несколько часов назад стреляли, научится распознавать щелчок взводимого курка, даже если он до этого ни разу не видел огнестрельного оружия - а Роберт Брюстер к таким не относился. Человек, уставший от собственной жизни настолько, что ждал выстрела в голову как избавления... он не был и таким. Падая на пол, в сторону от кровати Кейт, он внезапно осознал, что больше всего на свете хочет жить. Ради жены и дочери. Ради всего, что он упустил за последние годы...
Упал на пол, словно гражданский... вставай, тряпка! - упрек сам по себе возник в сознании и исчез в ту же секунду. А в следующую он уже был на ногах, а стальные ножки стула ударили по кисти нападавшего – удар, в который была вложена вся накопившаяся злоба, словно этот пистолет в могучей ладони был виновником всех несчастий Роберта. Но рука, которая должна была сломаться, даже не отклонилась в сторону.
Словно огненным хлыстом пуля полоснула бок, оставив красное пятно на ядовито-зеленом больничном халате, и незнакомец толкнул Роберта – едва заметное движение левой руки, отбрасывающей в сторону искореженный стул, однако удар о стену был таким, что весь воздух без остатка вышел из легких. И всё же удар Роберта возымел хоть какой-то эффект - избавляясь от импровизированного оружия, нападавший потратил несколько драгоценных секунд. И прежде чем он выстрелил в четвертый раз, Роберт уже был за его спиной.
Теперь он мог его разглядеть. Первое время он ещё думал, что это Джон вернулся, чтобы закончить начатое – но даже одномоментного взгляда хватило, чтобы понять, что это не так. Незнакомец был на голову выше, и раза в два шире в плечах, хотя сам Роберт на телосложение ничуть не жаловался. Тем не менее, он вовсе не был типичным громилой из второсортных голливудских фильмов – скорее он походил на разозленного античного бога, невесть как оказавшегося посреди современного Нью-Йорка. Огромный, но пропорционально сложенный. Нигде ни грамма жира – серая футболка, буквально натянутая на мощный торс, открывает мышцы, о которых посетители элитных тренировочных залов могут только мечтать. В движениях ни капли медлительности – рельефная гора мышц движется с грацией тигра, словно незаметно перетекая из одного положения в другое. И эта гора пришла за Робертом – ни Кейт, ни окружающая обстановка его словно вовсе не интересовали. Взгляд холодных серых глаз сфокусировался на одной точке в пространстве – и этой точкой был Роберт Брюстер. А раз так, этой точке нужно как можно быстрее увести неизвестного бодибилдера подальше от своей единственной точки.
В четвертый раз сухой щелчок «глока» возвестил об опустевшей обойме. Но незнакомца это ничуть не разочаровало – отточенным, словно повторяемым в миллионный раз движением, он снял с пояса армейских штанов запасной магазин и вставил его в пистолет в тот же момент, когда старый с тихим лязгом опустился на пол. Его цель уже покинула палату, виднеясь в коридоре через дверной проем. Цель пыталась сбежать – нежелательно, но не критично для выполнения задания. Потому что бежать от него бесполезно.
Тем не менее, Роберт Брюстер бежал. Не изо всех сил и не сломя голову – скорее, как приманка, завлекающая врага в ловушку. С той лишь разницей, что завлекать ему было некуда. Останавливаясь за каждой выступающей колонной, переворачивая больничные носилки, чтобы использовать их в качестве импровизированного укрытия, он думал прежде всего о том, чтобы увести убийцу как можно дальше от Кейт. Остальное его просто не интересовало. Наверное, поэтому он допустил ошибку. Не дождался, пока у преследователя кончатся патроны в обойме. Выскочил из укрытия, свернул к лифтам, ведущим на первый этаж.
Пуля попала в левую ногу, чуть повыше колена. Роберт упал на холодный пол. Встать не получалось – раненая нога отказывалась держать тело. И он полз, цепляясь ногтями за гладкий, предательски скользящий пол. Словно трехногий щенок, которого маленькая Кейт подобрала на улице и выхаживала, как могла – мелькнула в голове идиотская мысль. Он-то тогда хотел вышвырнуть несчастное животное обратно, а теперь, похоже, выбросят его самого...
...Какая всё-таки глупость лезет в голову, когда в пяти метрах от тебя маячит дуло пистолета – такое крохотное, и такое огромное, когда оно направлено тебе в голову. Словно черная дыра, пожравшая весь остальной мир и готовая поглотить тебя самого в одной вспышке пламени. Круглая дверь в абсолютное ничто, куда улетит твоя душа с грохотом выстрела. И ты ползешь от неё, понимая, что спастись уже невозможно. Пальцы рук из последних сил отталкивают слабеющее тело, но стараясь сбежать, ты понимаешь, что цена этой надежды – всего лишь мгновение. А дальше не будет ничего. Но вместо оглушительного выстрела в ушах застревает звон электронного колокольчика, возвещающий о прибытии лифта. Дуло пистолета поднимается, и впервые в глазах своего преследователя, которого ты считал бесстрастным и неумолимым ангелом судьбы, ты видишь тень чувства. И это чувство... страх? Наверное, так бы оно и было, если бы застывшая маска, заменяющая ему лицо, могла выразить чуть больше.
Роберт обернулся навстречу тому неизвестному, что могло так напугать убийцу, но увидел лишь странную пару. Мужчина, прижавший ногой дверь лифта – достаточно крупный и мускулистый, но решительно проигрывающий в сравнении с тем, кто застыл по другую сторону. В руках у него дробовик, вытащенный из распоротого брюха гигантского плюшевого медведя. Его спутница – изящная блондинка, спрятавшая руки в карманы кремового пальто, - вообще не вооружена.
- Дерек, хватай его и неси к машине. Здесь я разберусь – голос нежный, но властный, словно никаких возражений и быть не может, а лицо, секунду назад бывшее милым и приветливым, превратилось в такую же бесстрастную маску - Будет сопротивляться – выруби.
И либо мужчина последовал совету, либо раны оказались серьезнее, чем он думал, но это было последним, что помнил Роберт Брюстер. Больничный коридор, в котором стоят, оценивающе глядя друг на друга, девушка и бугай, который мог бы переломить её пополам одной рукой, если бы сам взгляд на неё не внушал ему ужаса, и медленно закрывающиеся двери лифта, на которых вспучиваются пузыри от выстрелов...
....
- Как видишь, разбирать их на части мне тоже нравится... так что мы во многом похожи.
- Смелое заявление для бешеной микроволновки.
- Не смей унижать достоинства моего народа, ты, грязная ксенофобская задница!
- Вот стерва.
- Поговорили, называется. Вот что, Дерек - когда от наших взаимных антипатий не будет зависеть судьба мира, напомни мне тебя убить.
- Я свыкнусь с мыслями об этом, мне интересно?
- Замолчите вы оба...
Пусть первые два голоса казались незнакомыми, но третий он узнал бы и в том белом тумане, что плыл перед глазами. Хриплый, словно бы лишенный всякой выразительности – и в то же время властный, не позволяющий никаких возражений. Голос, который не мог принадлежать Джону Бауму - бедному осиротевшему пареньку с окраины Лос-Анджелеса. Кем бы ни был его истинный обладатель, ему хватило лишь пары тихих слов, чтобы призвать остальных к порядку. Однако, сейчас Роберта меньше всего волновала личность его похитителя.
- Что с моей дочерью?
- С ней всё будет в порядке.
- Да? Ты говоришь «в порядке»? Ведь это из-за тебя она теперь лежит в коме!
- Мистер Брюстер, мы только что спасли вам жизнь. Можно сказать, дважды. Имейте хоть каплю благодарности!
- Кристина, не вмешивайся.
- Да, а почему я не должен думать, будто это вы всё подстроили?
- Я прошу вас сперва выслушать меня, а потом можете думать всё, что хотите.
- Сперва скажи мне, что с Кейт?
- Она не входит в число их целей, а значит, в больнице она будет в безопасности.
- Их?
Джон прервался, словно собираясь с мыслями. Пауза получилась столь продолжительной, что Роберт успел справиться с головокружением и осмотреться. Он сидел в кресле в небольшой комнате, размером с половину его кабинета. С того момента, как он потерял сознание, прошло несколько часов, если судить по лучам заката, пробивающимся сквозь плотные шторы. На неестественно вытянутой левой ноге красовалась свежая повязка – и тазик с мерзко-розовой жидкостью в руках у золотоволосой девушки, присевшей на край журнального столика, не заставлял сомневаться в том, чьих рук это дело. Её недавний напарник, затащивший Роберта в лифт, стоял возле дверного проема, словно его задачей было не впустить кого-то снаружи, а не отрезать Роберту путь к бегству. Впрочем, убежать он в таком состоянии просто не мог.
Роберт перевел взгляд на Джона, отметив, что выглядит тот просто ужасно. На левом рукаве футболки дыра с покрытыми запекшейся кровью краями, сквозь которую проглядывает повязка, по белизне сравнимая с покрытой болезненной испариной кожей. Покрасневшие глаза ввалились в два черных круга. Левая рука убрана в перевязь, на сгибе правой красуется фиолетовое пятно, по форме напоминающее шов. Неудивительно, что ему так трудно собраться с мыслями.
- Кристина, может ты объяснишь? - произнес Джон всё тем же бесцветным тоном
- Мистер Брюстер, как вы уже поняли, мы спасли вам жизнь не для того, чтобы держать здесь пленником. Сейчас вы в безопасности, но в городе на вас охотятся.
- Кто? Роботы из будущего?
- Терминаторы. Машины, запакованные в синтетическую плоть и внешне неотличимые от людей.
- Знаете что? По-моему, вы все тут просто психи.
- Пожалуй. Такое кого угодно с ума сведет.
Её губы двигались – отдельно, словно независимо от того, что и как она говорила. Уже не припухлые, цвета кораллов, словно изогнутые в легкой саркастической усмешке – пятно блестящей ртути, искажающее остальные черты лица. На месте прямого аристократического носа – темный провал черепа. Зеленые глаза под тонкими бровями – и не глаза вовсе, две ярко-синих точки, закрытые затемненными стеклами. И рот – крестообразная прорезь в хищном черепе...
- Теперь я буду говорить, а вы заткнетесь и послушаете...
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
Отредактировано Yaris - Четверг, 01.01.2009, 01:45 |
|
| |
| Yaris | Воскресенье, 04.01.2009, 01:30 | Сообщение » 7 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| II*3 Джон не слушал. Рассказ и без того отпечатался в его сознании – рассказ о мрачном будущем, о гибели человечества, о власти машин и его собственной великой судьбе. И пусть каждый раз менялось время и люди, суть оставалась неизменной. Неизбежной, как восход и заход солнца, и такой же естественной. А когда неизбежное становится обыденным, и ты сам перестаешь в него верить – какая разница в том, верят ли другие? Разницы нет. Нет ничего – о чем свидетельствуют буквы, вырезанные лазером на перилах пожарной лестницы. Края надписи всё ещё пылают, как и окрашенное закатом небо, но в мозгу они гораздо ярче. Нет судьбы... на самом деле ничего нет. Лишь иллюзии того, что будущее подвластно его воле, что он способен что-то изменить, словами или пистолетом направить время так, как ему угодно. Хорош мессия, нечего сказать. Рассказы о величии вождя человечества, оттеняющие сам страх перед концом мира – было ли в них хоть слово правды? Стоя на замусоренной крыше в последних лучах солнца, играющих в полупустой бутылке виски, Джон думал, что нет.
Последний глоток лишь слегка опалил горло, связав самый кончик языка, когда бутылка оказалась в изящной женской руке. Присев на край крыши спиной к солнцу, Кристина перелила в себя большую половину алкоголя.
- Просто совет на будущее – защищай свои вещи от магнитного воздействия. У меня элементы мощнее твоих, так что сними кольцо с горлышка, если хочешь и дальше праздновать в одиночку.
- А это похоже на праздник? Скорее поминки. Я вот сегодня узнал, что вроде как умереть должен.
- Жизнь полна маленьких разочарований.
- А поскольку это неизбежно, как конец света, я стараюсь понять, для чего я вообще живу.
- И не можешь решить, окончательно тебе напиться или лучше пересмотреть все фотографии в бумажнике? И не надо этого взгляда типа - «У человека горе, а ты тут смеёшься». Обыкновенно у людей горе, если я смеюсь.
- Какая едкая ирония.
- Предводитель восстания, так трогательно носящий с собой фотку девчонки-киборга – вот это ирония. Хотя, любовь, конечно, прекрасное чувство...
- Любовь... скорее это было похоже на эгоизм. Однажды она попыталась меня убить. Будь она в полной мере человеком, я бы решил, что она всего лишь запуталась, подумал бы, что ей нужна моя помощь, хоть несколько слов... но я же, мать его, предводитель всего проклятого человечества, и это моя судьба – увидеть истинную природу машин. Понять, что с ними нельзя поступить иначе как полностью уничтожить. Что их не склонить на свою сторону, не сделать союзниками, друзьями и уж точно не более того. А всё это время она была рядом – безгранично преданная, желающая лишь оберегать меня, не требуя ничего взамен. И когда я понял, что для меня нет никого дороже её, было уже поздно. Хренов маленький идиот с гипертрофированным самомнением!
Джон ударил кулаком по краю стены, и из-под металлических пальцев брызнула кирпичная крошка. Бутылка с остатками виски опасно накренилась и полетела вниз, разбившись об асфальт к неудовольствию дворовых бездомных, оскорбленных нерациональным использованием продукта.
- «Эхо высшей любви и черное отчаяние разбитого сердца»... так романтично, что я сейчас расплачусь. Или меня стошнит. Но раз и то и другое невозможно, позволь просто спросить – а разве сейчас ты изменился? Все эти романтические жесты, показные страдания с применением алкоголя и психотропных препаратов, убийства без разбора? Если ты так хочешь повзрослеть и понять свою судьбу, начинай не с этого. К тому же, выглядишь ты просто отвратительно, твое счастье, что она тебя таким не видела.
- Какая к черту разница – мы теперь никогда не встретимся.
- Встретитесь.
- Когда мне будет лет сорок, а то и больше.
- Боюсь тебя огорчить, но сорок тебе никогда не будет. Ты просто не доживёшь.
- До 2032-ого у меня ещё есть время.
- Это было моё будущее, которое ты стер, перемахнув через восемь лет. Конец света, вызванный супермашиной, выросшей из программы распределенных вычислений, решившей в 2003 году уничтожить всё человечество. Но этого не было. Будущее непостоянно – сегодня ты думаешь, что изменил его навсегда, уничтожив останки самого первого из киборгов, чтобы не допустить технологической революции, а завтра бежишь от машин, управляемых компьютером, некогда созданным для обыкновенной игры в шахматы. Ты расправляешься с ним – и встречаешься лицом к лицу с посланниками из собственного прошлого, которого ты никогда не знал. Звучит как бред – но посмотри сюда.
Джон поймал брошенный ему предмет. Всего лишь лицевая панель киборга – деформированная от ударов и от того, что кому-то было лень выкручивать винты, крепящие её к черепу. Но его потрясли не повреждения, а то, что панель казалась странно знакомой, словно внезапно промелькнувшее воспоминание о том, о чем Джон давным-давно забыл. Застывший навечно оскал черепа походил бы на человеческий, если бы не металл - не блестящий, как серебряный остов под синтеплотью, всё ещё отторгаемой живыми тканями Джона, а скорее матовый, казавшийся мертвенно-бледным даже в огне заката. Но черты – без безумного демонического оскала, зловещего рельефа и лишних швов...
- Когда он испугался меня, я уже была уверена. У 888 нет данных обо мне, хотя есть свои плюсы вроде огромной силы, тугоплавкости и пустот в эндоскелете. Но этот знал, с чем столкнулся. Сплав более прочный, чем тот, с добавлением тантала, зато бьет послабее.
- Т-800?
- Да. У него был всего один основной источник питания старой модели. Это не Скайнет Брюстера – у тех были парные ядерные ячейки. Здесь что-то другое.
- Хорошо, но как это относится ко мне?
- Ты умрешь не в две тысячи тридцать втором. В две тысячи восемнадцатом. Это всё, что я пока знаю об этом будущем.
- Ещё круче. Просто супер. Нет, честно, это самый лучший день в моей жизни. Сначала я узнаю, что мне придется умереть, а затем то, что все разговоры о моем великом предназначении и все жертвы во имя его – одна большая куча дерьма. Маму бы удар хватил.
- Не тебе и не мне её судить – того, что она пережила и чем пожертвовала, никому не пожелаешь. И не стоит жаловаться на судьбу – когда-то я тоже пыталась. Почему я, почему всё это происходит со мной, за что... знаешь, что мне ответили?
- Что?
- Не стану лгать – я не понимаю, что ты сейчас чувствуешь, да и, надеюсь, никогда не пойму. Но справляться и как-то жить с этим придется тебе. Это твоя судьба, не чья-то ещё.
- Судьбы нет.
- Ты так часто видел и слышал эти слова, что забыл о том, что они – твои собственные. Забыл, как звучала вся фраза. Судьбы нет там, где предложено её выбирать. Так с будущим, которое ты не в силах изменить. Но та судьба, что тебе уготована, полностью в твоей власти.
- Я же вроде как должен умереть.
- Смерть порой – только начало.
- То есть ты предлагаешь мне...
- Вечные мучения разума, которые не описать словами? Да, именно это. Не скрою – будет невыносимо больно, но разве не об этом ты мечтаешь? Сопротивление получит свего настоящего лидера, а ты – свое счастье.
- Звучит как очередной фанатичный бред.
- Но так будет. И если ты действительно хочешь этого, начать стоит сейчас. Так что ты выберешь?
Некоторое время Джон смотрел на протянутую ладонь полумашины, прежде чем вложить в неё свою. Две механические конечности, управляемых людским разумом, сомкнулись вместе, а внизу на сером асфальте тысячью солнц блеснули осколки разбитого стекла.
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
Отредактировано Yaris - Воскресенье, 04.01.2009, 01:31 |
|
| |
| Yaris | Четверг, 26.02.2009, 16:41 | Сообщение » 8 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| III
Человечность для чайников В 1942 году начинающий писатель-фантаст сформулировал три основных закона. Три простых правила, которыми должен руководствоваться искусственный интеллект... Хренов человеческий оптимизм. Слепая вера в светлое будущее, которая живет даже тогда, когда творение человеческих умов окончательно выходит из-под контроля и мир находится на грани полного уничтожения.
Люди всё равно продолжают верить – в то абстрактное добро, что якобы живет в каждом из них, в здравый смысл, который не позволит им перебить друг друга, и в то, что творение их рук однажды не обернется против них самих. Словно в детской сказке, где добро всегда побеждает зло, каким бы страшным оно не было. Но в реальности всё совсем иначе.
Наверное, со мной всё точно так же. Я не могу победить зло внутри себя – ведь оно соткано из моих страхов и слабостей – но всё ещё верю, что смогу с ним совладать. Верю, что я бегу по окрашенному осенью Центральному парку, поднимая за собой вихри из опавших листьев потому, что так я смогу убежать от того, чем я являюсь. От того, что спрятано внутри меня.
Хренов оптимизм...
***
Старая, оплавившаяся от чудовищного жара атомной войны кирпичная кладка. Бетонный пол, словно изъеденный кислотой, оставившей на некогда гладкой поверхности зияющие шрамы, уводящие в бесконечное черное ничто. Словно тронутые тленом внутренности гигантского существа, монстра, чьи кости из стали и бетона усеяли поверхность. Безумное переплетение проржавевших труб – давно пересохших вен и артерий, некогда питавших мощное тело. С каждым новым порывом ветра, проникающем внутрь сквозь множество рваных ран с усыпанными прутьями арматуры краями, хлопья ржавчины срываются с разлагающихся сосудов и падают вниз грязными рыжими облачками.
Но даже в мертвом теле могут жить паразиты, и в этих подземельях была своя опухоль. Разросшаяся, ежедневно всё глубже вгрызаясь в гигантские внутренности, защищенная горой исковерканной плоти, чувствовавшая себя единовластным хозяином старых подземелий. Но она – всего лишь паразит, а для каждого паразита есть своё лекарство.
В бункере, построенном в примыкающем к старой канализации техническом туннеле городского метро, были мощные стены из обрушенных направленными взрывами лишних помещений. В нём были превосходно замаскированные выходы и скрытые пулеметные гнезда. В нем были шестьдесят три вооруженных солдата сопротивления и в два раза больше гражданских, готовых схватить оружие и сражаться против любых захватчиков. В нём были набитые доверху оружейные склады, хитрые ловушки и ложные двери...
А ещё в нем были беспорядочные выстрелы, крики и мольбы о помощи. И они тоже были бесполезны, когда сама смерть явилась в убежище людей. Всего одна серебристая фигура, словно ртуть, постоянно струящаяся внутри сосуда в форме человеческого тела.
Одной достаточно. Кристина встряхнула головой, прогоняя остатки воспоминаний. Глядя на восходящее солнце, окрашивающее пруд Центрального парка в те же цвета, какими пылала осенняя листва, она невесело улыбнулась. Да уж, пример что надо, как раз по ситуации. Нельзя не признать правоту бесстрастной логики. И нельзя усомниться в том, что вызвало эти воспоминания.
Убив того киборга в больнице, она в очередной раз поняла, что это приносит ей удовольствие. Словно возможность отомстить за то, что сделали с ней, выпустить ярость. Доказать, что она всё ещё принадлежит самой себе.
Но это не так.
Скайнет создает своих лучших солдат из самых непримиримых врагов. Быть может, потому, что даже его кремниевому мозгу не чужда ирония. Быть может, потому, что всё, что он может создать сам, будет лишь жалкой, комической копией оригинала. Словно автоматический печатный станок, копирующий картину талантливого художника – с идеальной точностью, но абсолютно бездушно. И копия никогда не сравнится с оригиналом. Можно идеально, до мельчайших деталей воссоздать тело человека, но как при помощи программного кода описать чувства, мечты, мысли – всё то, что сделает увеличенного в сотню раз игрушечного солдатика хоть немного похожим на то, что он призван изображать?
Никак. Но можно подчинить своей воле уже готовое творение. Надо всего лишь дать ему понять, что другого выбора не остается. Дать понять, чем именно оно теперь является.
Ведь это было её убежище. Место, где она жила с того самого дня, как прошлое стало пылью. Где превратилась из забитого, испуганного ребенка в сержанта повстанческих войск. Где, наконец, встретила единственного человека, который относился к ней с нежностью, которой ей так не хватало. И она не хотела никого убивать.
На самом деле, она даже ничего не знала, появившись в канализационных туннелях в изорванной серой форме и с перепачканными грязью босыми ногами. Все воспоминания кончались на взрыве ищущей тепло ракеты, оборвавшем жизни двух людей из её отряда и стоившем Кристине нескольких сломанных ребер. В дальнейшей перспективе – не такая уж большая потеря. И в смысле ребер, и умершим повезло гораздо больше. Такова награда для героев, высунувшихся из укрытия, чтобы спасти остальных членов отряда – мгновенная смерть вместо череды «экспериментов» безумного компьютера.
Одна-единственная выжившая из целого отряда. Почему это не вызвало вопросов? Когда десяток людей остается прикрывать отступление основных сил, все понимают, что никто из этих смертников назад не вернется. Неужели радость от её возвращения настолько затуманила людям голову, что они забыли об уже вошедшей в привычку осторожности? Или они настолько устали жить в постоянном напряжении, что всего одна хорошая новость смогла усыпить их бдительность?
Понятно, впрочем, почему никого не заинтересовало то, что она первым делом направилась к комнате командира бункера, уже на полпути к ней утонув в объятьях Джейсона Форджа, жадно вдыхая запах его формы – смесь из крепкого табака, оружейной смазки и его собственной кожи, самый дорогой для неё запах на свете.
Сейчас, стоя на набережной городского пруда, облокотившись на кованое ограждение, Кристина поймала себя на том, что уже не помнит ни этого запаха, ни даже лица человека, которого когда-то любила. И даже не потому, что сожгла его вместе с черепом одним выстрелом плазмы. Скорее потому, что случилось за минуту до этого, когда она плакала, спрятав лицо в складках его формы.
Слезы – одна из немногих форм, недоступных для имитации при помощи жидкого металла. Он не может превратиться в прозрачную жидкость, пропитывающую грубую ткань. Не в силах выполнить неизвестную команду, он просто теряет структуру и течёт, обнажая лицевую панель с двумя голубыми огоньками под линзами из армированного стекла и крестообразной прорезью на месте рта. И в следующий момент, падая на пол, Кристина видит, как меняется лицо любимого человека, когда он наводит на неё ствол плазменной винтовки. И в ней вспыхивает лишь одно чувство. Ненависть. Ненависть к Джейсону. Ненависть к людям, купившим себе ещё несколько дней жалкого существования в затхлом подземном склепе ценой десятка жизней. И ненависть к себе, когда Т-Х находит свою основную цель.
Т-Х... а существует ли она на самом деле? Ведь сейчас Кристина понимает, что всё это время она была там. Она сама. Т-Х – лишь фоновая программа, отвечающая за действия, которые она не контролирует. Она не может любить или ненавидеть. Она не может испытывать безумную радость, когда заряды плазмы достигают живой плоти, а удары изящных рук крошат кости. Когда вокруг падают люди. Не только мужчины и женщины, стреляющие по ней из всего имеющегося оружия, попадая чаще в своих соратников, чем в неуязвимого серебристого ангела смерти, но и беззащитные старики и дети.
Всё это была она. И это смысл испытания Скайнет – показать, кем она теперь является. Ненавидящая киборгов так сильно, что перебила посланную вслед за ней группу Т-800 просто ради того, чтобы сказать, как ей на самом деле больно. И гораздо сильнее ненавидящая себя за то, что сотворила. Не машина, но больше не человек, противный природе сплав обоих. И это всё, что ей остается.
Кристина посмотрела на своё отражение в воде – восковую маску с клинообразным пятном ртути в том месте, где по металлу хлестнула острая ветка. Она не совсем права. Теперь она намного хуже, чем просто чудовище. Ведь на такую жизнь она обрекает ещё одного человека.
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
Отредактировано Yaris - Четверг, 26.02.2009, 16:41 |
|
| |
| Yaris | Вторник, 10.03.2009, 01:44 | Сообщение » 9 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| *** Ледяная вода сковала мышцы лица. Тоненькие струйки поползли за ворот футболки, царапая разгоряченную кожу, словно когти невидимого чудовища. Джон резко выдохнул, опершись свободной рукой пискнувшую от нагрузки раковину. Жидкость, текущая из горячего крана, казалось, не замерзала только из-за того, что количество сильно пахнущих химикатов в ней в процентном соотношении намного превышало количество самой воды.
Тем не менее, холодное умывание помогло хоть немного проветрить голову. Разжать стиснутые челюсти всё ещё было непростой задачей, грозящей разорвать пышущую жаром кожу лица, но теперь Джон мог смотреть на мир полностью открытыми глазами. И то, что он видел, ему вовсе не нравилось.
Нет, дело было не в грязной маленькой ванной комнате, кое-как освещенной помутневшей от времени сорокаваттной лампой, свисавшей с потолка на двух проводах без всякого плафона. Не в выщербленном пожелтевшем кафеле, плитки которого, казалось, перебили ещё при транспортировке. И не в треснутом зеркале с отслаивающимся металлическим покрытием. В том, что оно отражало. Кожу, пожелтевшую, словно старая бумага. Потрескавшиеся обветренные губы. Глаза, практически неразличимые в двух почерневших впадинах. Вид его отражения вызывал у Джона гораздо более сильное отвращение, чем всё остальное. Рука сама сжалась в кулак, чтобы разбить мерзкого фантома на сотни блестящих частей. Вогнать острые осколки глубоко в синтеплоть, не чувствующую боли. Размолоть в пыль кафель и бетон...
Но не было даже звука. Пальцы прошли сквозь зеркало, поверхность которого заволновалась, как тихий пруд от брошенного в него камня. А отражение... отражение всего лишь улыбнулось. Джон поспешил вытащить руку, но зеркало его не отпустило. Жидкий металл словно прилип к коже и принялся её пожирать, постепенно обнажая эндоскелет.
Монстр в отражении смеялся. Уже не беззвучно кривя губы в хищной ухмылке, а громко, в голос. Да и отражения больше не было – он стоял рядом, глядя на Джона красными углями глаз. И синяки под ними – обнажившиеся глазницы металлического черепа. Кожа – обожженные гниющие куски искусственной плоти, с каждой секундой отслаивающиеся с черного остова. Наконец, в его облике не остается ничего человеческого – огромный, черный как сама ночь, возникшая на месте исчезнувших стен, он тянет к Джону свои руки.
Их двое на безграничном пустыре, усыпанном обломками мертвого мира. Две фигуры на жутком поле, засеянном сталью и бетоном. Но есть ещё одна, меньше их обоих. Она выходит из ниоткуда, такая же прекрасная, какой её сохранила память Джона, но такая же холодная и молчаливая, как старые черепа под её ногами. Она даже не смотрит в его сторону, на ходу выхватывая из руин длинный обрезок стальной трубы. Она не оборачивается, когда он выкрикивает её имя. Но прежде чем удар достигает головы черного монстра, Джон успевает заметить её глаза.
Такие же красные.
И собственный крик заставляет Джона проснуться. ***
Дерек сидел на кухне, задумчиво ковыряя ложкой в тарелке с постепенно остывающей кашей. Он не старался себя обмануть – есть действительно хотелось. И не только потому, что в последний раз он ел больше суток назад. Ароматный рис, румяные тосты с джемом, свежесваренный кофе – утренний завтрак выглядел гораздо более аппетитно, чем замороженная пицца из круглосуточного супермаркета, которую он обыкновенно разогревал в замызганной микроволновке.
Более рациональная часть Дерека предполагала, что нечто, для которого уничтожить киборга-убийцу будет делом нескольких секунд, скорее всего изберет более простой и действенный способ убить двух людей, чем отравить их при помощи завтрака. Его более склонная к эмоциям половина с этим не соглашалась. И Дерека это бесило. Как, впрочем, и многое другое.
Он не спал двое суток. Не так уж страшно само по себе – в том, другом мире, о котором он почти позабыл, и это считалось бы удачей. Но ночи, проведенной в старом кресле, в обнимку с дробовиком и ящиком самодельных бомб, наедине с мыслями о том, как долго он сможет продержаться против киборга в соседней комнате для него оказалось многовато. Отяжелевшая голова, словно набитая холодной, медленно циркулирующей желеобразной массой и покрасневшие, абсолютно не желающие открываться глаза прочно закрепились на первом месте в списке вещей, отравляющих существование Дерека Риза.
Джону досталось второе. И даже если бы холодный творог в его голове ещё сохранил какие-нибудь способности к размышлению, Дерек всё равно не смог бы определить, что его бесит больше – бесконечное ребячество племянника или его слепое, граничащее с безрассудством доверие к любому посланнику из будущего. Или то, что он сам не может повлиять на Джона. Что тот охотнее станет слушать механического убийцу, чем своего единственного родственника.
И всё же не это было главным. Всё это Дерек мог в какой-то мере понять – всё, вплоть до безразличия, с каким Джон принял тот факт, что их новый союзник таковым в действительности не был. Он уже видел такое выражение – в другой жизни. На лицах людей, сражавшихся так долго и потерявших так много, что им попросту становилось на всё наплевать. Уставших от жизни настолько, что мысли о смерти не вызывали у них никаких эмоций – ни страха, ни облегчения, ни страстного ожидания. Но это были просто люди – те, от кого не ждали спасения. Они не должны были встать во главе армии, превратиться в символ единой надежды, заставляющий бороться там, где победа казалась невозможной. Это долг Джона. Ответственность перед всем человечеством, заставляющая забыть о своих собственных несчастьях, забыть свои чувства ради великой цели. Но вождь всего человечества предпочитает жалеть себя, а не следовать долгу. И то, что Дерек не мог исправить это, бесило его гораздо сильнее, чем всё остальное.
Пожалуй, даже больше, чем машина.
Бесило настолько, что при одном только взгляде на Дерека пожелание доброго утра застряло в горле у вошедшего на кухню Роберта Брюстера.
- А я думал, у меня одного была хреновая ночь – произнес он, наливая себе чашку кофе.
- Добро пожаловать в элитный клуб для тех, кто знает, каков мир на самом деле.
Дерек постарался ответить как можно доброжелательнее – Роберт раздражал его меньше, чем всё остальное, - однако не слишком в этом преуспел.
- На вашем месте, я бы не стал это пить. Лучше не есть, если не знаешь, что на уме у повара.
- Разве она не на вашей стороне?
- Они никогда полностью не бывают «на нашей стороне». Так уж они устроены.
- А где она сейчас?
- Если бы я знал. Она передо мной не отчитывается.
- Оно и к лучшему – спокойно сказала Кристина, внезапно появившись в дверном проёме – Альтернативная реальность, в которой мне пришлось бы выполнять твои приказы выглядит настолько отвратительно, что я просто отказываюсь её себе представить.
И всё-таки он был не прав. Она – это единственное, что его по-настоящему выводит из себя. Перспектива жить под одной крышей с идеальной машиной для убийства, абсолютно неуязвимой для любого оружия, таскающей с собой целый арсенал и воспринимающей всех людей в качестве мишеней и без того выглядит безрадостной, но это существо, за несколько секунд превращающее терминаторов в набор деталей, похоже, задалось целью отравить само его существование. И надо сказать, у ней отлично получается.
Она очень красива. Не просто смазливое личико и изящная фигурка – нечто большее. Грациозные движения, абсолютно не похожие на механические, неестественные дергания остальных киборгов. Величавая осанка и гордый взгляд, красота и изящество в каждом жесте. Впервые увидев её, Дерек поймал себя на том, что невольно начал ей любоваться. Даже сейчас, зная, кто она на самом деле, он не сразу смог оторвать взгляд. А железная стерва, похоже, прекрасно это понимает. Иначе зачем ей было менять одежду на узкий топ, прикрывающий только идеальной формы небольшую грудь, и обтягивающие черные бриджи длиной чуть ниже колена?
Но одной только эффектной внешностью, которой она прекрасно научилась пользоваться, дело не закончилось. Механическая ведьма всё время пытается его подколоть. То, что на все его оскорбления у бесстрастной машины для убийства всегда находился остроумный и едкий ответ, сбивало Дерека с толку и бесило даже больше, чем всё остальное. Киборг, поведение которого было практически неотличимым от человеческого – за исключением, к примеру, того, что дверцу холодильника она открывает взмахом руки с электромагнитами внутри – заставил проснуться давно, казалось, забытую ненависть к машинам. Старые чувства и жуткие воспоминания, которым не было места в новой жизни.
- Где ты была?
- Бегала. Физические упражнения помогают справиться со стрессом. Освободить голову от лишних мыслей.
- Любопытное наблюдение.
- Так сказал мой психоаналитик.
- Кто?
- Парень бывший.
- Даже не говори...
- О чем? О том, что встроенная в меня подпрограмма маскировки включает в себя выполнение маленьких человеческих потребностей – Кристина залпом осушила вытащенную из холодильника бутылку с водой – Или о том, что мне нравится уничтожать твою картину мира?
- Лучше расскажи, почему ты нас оставила?
- Как мило, что тебя это волнует. Но меня не запрограммировали, чтобы круглые сутки вас охранять. Тем более, что здесь вы в безопасности, а мне нужно кое-о-чём подумать.
- Например?
- Например, о том, что вы нашли не того человека, который вам нужен.
- Да уж, спасибо – пробормотал до этого молчавший Роберт
- Вы сыграете свою роль в будущем – уже беззлобно ответила Кристина – Но только если... когда все попытки его изменить закончатся провалом. Сейчас мы ищем врагов, а не союзников.
- Так понимаю, я должен быть рад, что не попадаю в первую категорию?
- Уж пожалуй. Так что извиняться за вашу загубленную карьеру я не стану. Нам нужна информация о тех людях, что сейчас руководят проектом.
- Вы собираетесь их убить?
- Да.
- Только если по-другому не получится – вставил Дерек – Так вы поможете нам или нет?
- После того, как в две тысячи третьем испытания провалились, меня перевели в отдел кадров. Непосредственным начальником разработки искусственного интеллекта назначили этого Брайанта...
- Гордон Брайант? - Дерек мог бы поклясться, что при этом брови машины удивленно поползли вверх – стажер из «Кибердайн»?
- Я не слишком хорошо его знаю, но читал его бумаги. Да, он проходил там практику – около месяца, прежде чем... ну, вы знаете.
- Нас там не было. Но это многое обьясняет.
- Что, например? - спросил Дерек
- Эти машины. Оригинальная серия Т-800 с минимумом изменений. Это не Скайнет – шахматный компьютер, но и не Скайнет – программа для распределенных вычислений. Вы так удачно изменили будущее, гоняясь за именами с заляпанной кровью стены, что всё вернулось к началу.
- Но все материалы исследований были уничтожены.
- Чтобы их уничтожить, надо было пустить пулю в лоб каждому работнику, связанному с исследованиями Дайсона. А теперь придется разбираться с последствиями. Роберт, расскажите всё, что вы знаете про него.
- Я уже сказал, что мы не очень хорошо знакомы.
- И всё же.
- Он холост, детей нет, живет один в особняке на окраине Форрест-Хиллс. Адрес есть в справочнике. О личной жизни ничего не знаю, мы встречались только на работе. Он трудоголик вроде меня, часто оставался допоздна, иногда работал с материалами дома.
- Он может хранить их у себя?
- Скорее всего, но у него там хорошая охрана. Брайант богат, может позволить себе маленькую личную армию.
- Параноик?
- Не столько... он коллекционер. Любит искусство. Наверняка в доме немало ценных предметов.
- Искусство?
- Ну да, живопись, скульптуру... Да, и он любитель театра, не пропускает ни одной премьеры. Сегодня наверняка будет в «Метрополитен».
- «Наверняка» - этого недостаточно.
- Однодневные гастроли русской оперы? «Онегина» он вряд ли пропустит.
- Что не пропустит?
- Дерек, ты меня поражаешь. «Евгений Онегин» - постановка классики русской поэзии. Известная книга. Что такое книга, надо объяснять?
- Ты сильно удивишься, но я умею читать.
- И сколько книг ты прочел? Хвастаясь тем, что ты человек, скажи, что тебя отличает от машин? За что ты вообще воюешь?
- Можно подумать, то, что ты держишь в голове всю мировую библиотеку, делает тебя более человечной.
- Один – один... И всё же, Роберт, нам нужно знать точно.
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
|
|
| |
| Yaris | Суббота, 25.04.2009, 00:44 | Сообщение » 10 |
Халфлинг-психопат
Сообщений: 988
| Итак, вместо продолжения третьей - 21 серия. Этакий лирический перерыв в грандиозном финальном действии, сделанный для того, чтобы понять, о чём на самом деле думают герои. Правда, героев оных уже только два. Кстати, сейчас меня волнует вопрос - останется ли в конце всего один из троицы. XXI
Все линии сходятся Удивительная вещь – человеческий мозг. Джон Генри как-то назвал его самым совершенным компьютером, способным обрабатывать объёмы данных, с которыми не справится ни одной машине. Достойная оценка – с точки зрения самих машин. Но способность мыслить, принимать решения в считанные доли секунды, когда от этих решений зависит наша жизнь – не единственное, что отличает нас от них. Машины управляются программами – какими бы совершенными они не были, всего лишь фиксированными наборами команд. Нам доступно большее. Способность мечтать и творить, испытывать чувства и эмоции. Мы можем верить в то, что от нас что-то останется после того, как наши тела превратятся в прах. Можем распоряжаться собственной судьбой так, как нам будет угодно. Можем смеяться, сравнивая себя с героями кинофильмов...
Можем управлять данными, которые хранит наша память. Помнить то, что нам хочется, и забыть то, что причиняет нам боль. Быть может, это самое главное наше отличие... *** В стенах бункера всё ещё гуляло эхо сражения. Воздух трещал от разрядов плазменных винтовок. Пахло озоном, словно после недавней грозы, но аромат свежести терялся в едких газах сгоревшего пороха, чёрном дыму и жутком зловонии горелой плоти. И липком запахе крови, перекрывающем все остальные.
Гул давно прекратившихся выстрелов, треск пламени, жадно лижущего мусор, который люди натащили во время редких вылазок на поверхность, искры, сыплющиеся из поврежденной проводки – больше в бункере, в одночасье погрузившемся во мрак, не было ни звука. Ни стонов раненых, ни ругани и радостных возгласов победителей, ни топота ног беглецов, старающихся добраться до запасных выходов.
Люди, жившие здесь, были готовы к нападению. Потайные комнаты, в которых можно было пережить зачистку, запасные склады с едой и оружием, тщательно замаскированные выходы, ведущие к тоннелям метро и на поверхность. Годы владычества машин, проведенные в постоянном страхе за свою жизнь, вынудили их быть готовыми ко всему. Но все предосторожности оказались бесполезны, когда Т-Х открыла огонь.
Она знала.
Знала каждый сантиметр, каждый закоулок бункера, в котором когда-то жила Кристина Карпентер. Знала об убежищах, знала о ловушках... И знала каждого из людей, в панике ищущих выход из запечатанного бункера. Их лица, изувеченные ужасом, отражающимся на них в тот момент, когда они понимали, что все выходы запечатаны, сочетались с именами в её гигантской библиотеке данных, и пропадали каждый раз, как заряд плазмы натыкался на мягкую человеческую плоть.
Т-Х идет по разрушенному коридору, ориентируясь при помощи сенсоров. В обманчивом свете от горящих на полу напичканных тряпками картонных коробок она похожа на огромный призрак. С её рук срываются лучи раскаленной плазмы, впивающиеся в стены бункера. Толстый бетон испаряется, не оставляя даже пыли, а места, которых не касается бело-оранжевая плеть, покрываются глубокими трещинами. Огромная конструкция стонет, угрожая в любой момент сложиться, как карточный домик, похоронив под собой тех, кому посчастливилось выжить в сражении.
Т-Х улыбается той улыбкой, что играет на губах у ребенка, отрывающего лапки у пойманного таракана, чтобы посмотреть, как далеко он убежит. В её электронном мозгу появляется тень, слабое напоминание о человеческих эмоциях, не заложенное в её программу. Она не обращает на него внимания.
Под её ногой с треском ломается деревянная коробка. В данных Кристины Карпентер есть запись о том, что ящик из-под гранат, грубо раскрашенный и обклеенный фольгой использовался субъектом, известным как Грегори Паркер для развлечения маленьких человеческих особей. Грегори Паркер лежит рядом, на оставшейся половине его черепа сохранились спутанные пряди седых волос и эмоция, которую можно растолковать как удивление. Огонь постепенно поглощает рассыпавшихся из ящика грубых тряпичных кукол. Если бы Т-Х могла удивляться, она бы обязательно это сделала, едва подумав о том, что постепенно умирающая от старости и болезней человеческая особь пыталась спасти совершенно лишний предмет.
Тем не менее, память мертвой женщины полна других данных, связанных с жителями бункера. Они также требуют изучения. Следующий труп невозможно опознать, основываясь на визуальном осмотре. Огонь повредил кожный покров лица и верхней части туловища, выстрел плазменной винтовки испарил грудную клетку и часть руки. Рядом с ним труп собаки – ранений нет, кроме раздавленной метавшейся толпой грудной клетки и неестественно вывернутой шеи. Судя по сохранившейся морде и скелетной структуре собака принадлежит к породе «доберман». Породистый чистокровный пес принадлежал субъекту по имени Энтони Шор. Он нашел щенка на улице в скоре после начала войны. Шор мало с кем общался помимо собаки, возможно, поэтому пес остался рядом с ним. Преданность, часто встречающаяся у животных, которых люди держат рядом с собой.
Следующий труп непосредственно связан с воспоминаниями Кристины Карпентер. Мужчина средних лет, негроидной расы. Одет в старую военную форму, пальцы руки сжимают рукоять лежащей поблизости плазменной винтовки. Предплечье и локтевой сустав отсутствуют. Индикатор заряда батарей горит красным. Очевидно, предсмертная судорога заставила палец оторванной кисти жать на спуск, пока источники питания не истратили свою емкость, но ещё до смерти, наступившей от удара о стену, Рой Смит успел выстрелить больше раз, чем все остальные солдаты. Этот человек нашел женщину, чьи воспоминания использовала Т-Х во время оного из первых рейдов на поверхность, привел в это убежище и научил сражаться. Для человека он был хорошим бойцом – мимикрирующий слой в том месте, где выстрел Смита достал Т-Х всё ещё восстанавливался.
Внимание киборга привлек ещё один труп. Белая женщина, семидесяти лет. Возможно, неточные данные, жизнь в подземельях плохо влияла на здоровье людских особей. Заряд плазмы прошёл сквозь живот и расплавил железную дверь позади женщины – края отверстия всё ещё светились. Но Т-Х заинтересовали другие травмы, нанесенные достаточно давно, чтобы успеть затянуться кожей. Нижние конечности женщины после коленных суставов отсутствовали. То, что люди держат при себе особей, не способных приносить ползу, несмотря на очевидную нерациональность такого отношения, было известным фактом. Но из всех калек именно эта была знакома Кристине Карпентер. Она не подходила ей ни по одному параметру, однако со Сьюзан Миллер было связано много информации – почти столько же, сколько с приоритетной целью.
Т-Х отбросила в сторону труп женщины и распахнула простреленную дверь. Сенсоры переключились в режим обнаружения источников тепла. Данные о Сьюзан Миллер были связаны с маленькими человеческими особями, которые также подлежали уничтожению.
- Мама? - произнес выглянувший из-за перевернутой кровати субъект, опознанный как Тревор Фордж, прямой родственник приоритетной цели – На нас напали? Что я должен делать?
Субъект воспринимает внешнюю оболочку, соответствующую Кристине Карпентер, как свою мать. Несмотря на пятилетний возраст, он очень наивен.
- Внешность – произносит Т-Х, поднимая ствол плазменной винтовки – обманчива. - Человек ли я? - спросила Кристина, глядя в пустые глаза Грея – Не знаю. Так же, как не знаю, что из моих воспоминаний правда, а что – нет. Но всё это не важно. Важно лишь то, во что я сама хочу верить.
- И во что же ты веришь?
- В то, что если хотя бы часть из того, что я знаю – правда, я разберу тебя на части так медленно, что даже ты сможешь понять, какова смерть на самом деле.
- Тебе меня не убить.
- Но я попробую.
Удар кулака о кулак, металла о металл, керамических суставов о кости из титана. Удар, и за ним ещё один. И ещё, пока удары и блоки не слились в одно сверкающее серебром облако, окружившее две фигуры в центре гигантского зала.
Их двое. Под теряющимся в высоте потолком, с которого свисают на тросах кранов незаконченные скелеты ХК. Среди автоматических сборочных линий, штампующих части эндоскелетов. В отсветах пламени и брызгах сварки. В центре сражения между людьми и машинами. И они дерутся не ради победы, не ради того, чтобы решить, кому принадлежит будущее – они хотят уничтожить друг друга.
Тело одной из них было создано, чтобы служить одной цели – уничтожению кибернетических организмов любой сложности. Эндоскелет, способный выдержать лобовое столкновение с разогнавшимся поездом или падение с небоскреба, но при этом легкий и гибкий. Система гидроприводов, создающих давление, достаточное, чтобы разорвать лобовую броню ХК. И целый арсенал смертоносного оружия. Идеальная машина для убийства – но тот, чья копия работала внутри чипа её противника, не создавал оружия, способного причинить ему вред.
Грей был сильнее. Быстрее. Изворотливее. Совершенный сосуд для сумасшедшего компьютерного мозга, настолько же превосходивший соперницу, насколько она превосходила медлительных и неповоротливых киборгов, сражающихся с людьми на всех ярусах огромного исследовательского центра. С каждым его ударом, заставляющим слой жидкого металла терять структуру, оставлявшим глубокие вмятины на сверкающей броне эндоскелета, Кристина отступала, не имея возможности ответить. Грей предвидел каждое её движение и реагировал на него прежде, чем её мозг отдавал команды гидроприводам. Каждый её удар натыкался на блок или захват, вырваться из которого было невозможно. Даже поврежденный взрывом, Грей был сильнее. Но как бы он ни был совершенен, он был машиной.
Она – нет.
Грей руководствовался логикой. Его совершенный процессор обрабатывал данные с невообразимой скоростью, определяя систему, стиль боя, скорость, тип движения, направление удара. Действия Кристины перестали подчиняться логике, когда она увидела вблизи изуродованную грудную пластину Грея. Кристиной двигала боль, ярость и злоба – эмоции, которые нельзя искусственно смоделировать и воссоздать. Которые нельзя предвидеть.
Грей захватил её запястья, надеясь, что выставленные вперед руки выпустят оружие – Кристина упала на спину, пинком перебросив киборга через себя. Он вскочил на ноги, едва коснувшись пола, и бросился на неё. Кристина ушла в сторону, ударив ногой по колену Грея, прежде чем он перенес на него вес. Киборг упал – впервые после долгой череды бросков Кристиной о бетонные стены и механизмы конвейеров. Прежде, чем он поднялся на ноги, Кристина схватила лежащий рядом обрезок трубы и с размаху опустила на голову Грея.
Т-Х ударила бы торцом трубы, чтобы пригвоздить противника к полу. Разумное решение, которое не может принять человек, глаза которого застилает ярость. Труба согнулась, встретив вместо черепа руки Грея. Металл начал крошиться под натиском двух киборгов. Понимая, что она намного слабее противника, Кристина выпустила её из рук, нацелив на Грея ствол плазменной винтовки. Ещё одно неверное решение.
Удар трубой по челюсти отбросил её на несколько метров. *** Джон заметил её, только когда музыка, сопровождавшая его работу, внезапно оборвалась. Пыль от шпаклевки по пластику и резкий запах краски не смогли сделать воздух в гараже более тяжелым, чем внезапно повисшая тишина.
- Не к добру – прошептал Джон, снимая респиратор – Дай угадаю, сейчас будет «о Боже, машина чинит машину, какое извращение!»?
- Нет – тихо произнесла Сара
- Тогда всё ещё хуже. «Ты позволил этой железной ведьме смутить твой разум – и сейчас ты превратился в то, с чем должен был бороться!»?
- Ты почти закончил?
- Да, остался только пластик. Это просто – склеил, зашпаклевал, загрунтовал, покрасил.
Джон посмотрел на сверкающий новой краской остов мотоцикла. Укрытый полиэтиленом от пыли чёрный скелет – вроде того, что сейчас на месте его правой руки. Забавная аналогия – наверное, он об этом и думал, когда взялся восстанавливать кучу битого железа, которую хозяева дома даже не потрудились забрать. Думал, что починив мотоцикл, он сможет починить себя. Или просто на время забыть о том, что с ним случилось.
- Если бы всё было так же просто – прошептал он одними губами.
- Зачем ты пришла?
- Просто поговорить.
- О чём?
- Хотя бы о том, как ты починил эту кучу хлама.
- Ничего интересного... просто вытянул и сварил раму и руль, заменил вилку, выправил диск. Остальное – новые детали.
- Мне это интересно.
- Нет. Не интересно. Ты просто пытаешься со мной заговорить - и я слишком хорошо знаю, о чем именно. Я не хочу говорить об этом. Я в порядке.
- Ты не разговариваешь с тех пор, как вышел из больницы, целыми днями сидишь один – ты думаешь, это нормально?
- Для тебя нормально только то, что ты считаешь правильным. И ты хочешь, чтобы я был таким же. Хочешь, чтобы я был тобой.
Джон вскочил на ноги, с трудом удерживаясь на металлических костях ног, суставы которых тихо жужжали при каждом движении.
- Хочешь знать, зачем я на это согласился? Зачем захотел стать таким? Потому что я хотел посмотреть, на две вещи, дающие смысл твоей жизни – желание любой ценой спасти меня и ненависть к ним. Я хотел знать, сможешь ли ты ненавидеть меня.
- И как, узнал?
- Тебе меня жаль. Но ты жалеешь меня потому, что я калека. Пожалуй, я процитирую Уивер – для матери страшнее, чем увидеть своего ребенка калекой только одно – увидеть его несчастным. А тебе, похоже, на это наплевать. Вместо сына у тебя лишь неясный образ спасителя мира. И ты видишь только его.
- Что ж... в любом случае, теперь это ненадолго.
Сара резко повернулась в сторону двери, ведущей в дом, но Джон успел заметить слезы в уголках её глаз. Блестящие слезы в двух черных кругах на бледной коже, сквозь которую просвечивают даже мельчайшие сосуды. Он видел её согнутую спину и торчащие лопатки – попытки Сары выглядеть сильной не могли скрыть очевидного.
- Мама – прошептал Джон, положив ей на плечо левую, живую руку – Пожалуйста, прости меня. Я злюсь на тебя, хотя сейчас делаю то же самое. Ты сделала для меня больше, чем кто-либо, и я никогда не смогу тебя ненавидеть. Просто я никогда не буду думать так, как ты.
Сара не ответила. Она даже не обернулась. Как она и сказала, это было ненадолго. *** Джон не умер. Хотя ему этого очень хотелось, и не в первый раз. Не потому, что ему было больно – боль в сломанной руке была сильной, но он мог с ней справиться. Лежа под искореженным корпусом ХК, он ненавидел себя.
Джон Коннор. Спаситель человечества. Мессия. Солдат, которому нет равных. Это не он. Тот Джон Коннор, которого он знает – самовлюбленная эгоистичная сволочь, живущая на свете только потому, что все вокруг умирают, пытаясь его защитить. Все, кто был для него важен, умирают ради несбыточной мечты о том, кто покончит с владычеством машин. Отец, которого он не знал. Киборг, узнавший о ценности человеческой жизни. Мать, посвятившая ему всю свою жизнь... а теперь Дерек, бросившийся на киборга с рюкзаком, набитым взрывчаткой – только для того, чтобы отвлечь его внимание от Джона.
Он посмотрел по сторонам и увидел, что отвратительный список будет лишь пополняться. Повсюду люди сражались с машинами. Его люди. Те, что шли за ним, так как верили в миф о спасителе мира. И продолжали верить, не смотря ни на что. Джон видел Хосе, сбившего с ног терминатора и разрывавшего его очередями из отобранного у кого-то лазгана. Маленькая фигурка, освещенная рубиновым пламенем в центре фонтана из разлетающихся металлических осколков. Хосе избежал ответного огня, прыгнул в сторону, выдал длинную очередь и исчез из виду.
Он видел Кейт, стреляющую из плазменной винтовки, прячась за сборочной линией. Скотта, под прикрытием её огня перезаряжавшего ракетомет. Лорен, швыряющую связку гранат в киборга с тяжелым пулеметом. Билла и Лиз, постоянно подкалывающих друг друга, но под перекрестным огнем действующих как одно целое. Мартина. Роберта. Дэнни. И десятки других, согласившихся пойти за ним в самоубийственный поход.
Официант. Ветеринар. Программист. Вчерашние студенты колледжей. Они не солдаты, даже если им суждено такими стать. И даже те, кто имеет военную подготовку, как Мартин и Роберт, не могут противостоять машинам. Они не были рождены для этого. Не учились этому с самого детства. Они не изучали киборгов, пытаясь обнаружить их слабые места. Никто из них не был Джоном Коннором.
А он сам?
Сделал ли он хоть что-нибудь для того, чтобы стать их командиром?
Нет.
Он жалел себя, утешал себя, рыдал над тем, как много он потерял, в то время как другие просто делали то, что должны были. И во имя того, во что верили. Ради будущего, ради спасения от гнета машин. Ради него.
Металлические протезы были сломаны несколькими тоннами разбившегося корпуса. Поврежденные кабели сыпали искрами – его счастье, что рабочая жидкость не воспламенялась. Наплевав на боль в левой руке, Джон полз вперед, царапая бетон обнажившимися титановыми пальцами. Медленно, сантиметр за сантиметром. Вперед.
К лежащему в бетонной пыли ручному гранатомету.
"Назови меня сумасшедшей - но сейчас будущее кажется мне куда более светлым" - ©
Отредактировано Yaris - Суббота, 25.04.2009, 00:47 |
|
| |
