БотАН  | Четверг, 14.02.2019, 21:19 | Сообщение » 208 |
 Сказочник
Сообщений: 2776
| А вот и долгожданное продолжение!
Глава 23. Операция «Serenity»
В это утро Саре Коннор не повезло. А чуть позже повезло. Вот как это случилось.
Синхронизация данных в моей структурной памяти успешно завершилась без десяти минут четыре. Исчезли назойливые переключения режимов, система вернулась к нормальному штатному состоянию, а ко мне вернулись связность восприятия и ясность ощущений. Я огляделся. За окном по-прежнему желтел фонарь и из ночной черноты строгими линиями поблескивала наша «импала». В комнате было включено скудное освещение – один угловой потолочный светильник над креслом у боковой стены. В кресле, забравшись в него с ногами, сидела Кэмерон и сосредоточенно что-то вертела в руках. Были слышны множественные короткие шелестящие звуки, характерные для трения пластика о пластик.
– С возвращением! – поприветствовала она меня, не отвлекаясь от своего занятия.
– Спасибо. Что там у тебя?
Она подняла повыше небольшую разноцветную вещицу, которую я, признаться, никак не ожидал у нее увидеть.
– Кубик Рубика, – пояснила она. – Нашла в тумбочке, наверное, кто-то забыл.
– Зачем он тебе? – спросил я.
– Он интересный, – ответила Кэм. – Можно собирать с учетом времени. Пока мое лучшее – семнадцать и девять десятых секунды. Можно считать совершенные движения, мне удалось собрать за тридцать один поворот, хотя теоретический минимум меньше.
– Но зачем тебе настоящий кубик? Ты же можешь смоделировать процесс.
– Могу. Но это будет не то.
– Не то?
– Конечно. Важно, что кубик настоящий, материальный, важно держать его в руках, потому что это приятно. И крутить! – добавила она с неожиданно сладкой ноткой и, дабы продемонстрировать мне это удовольствие, совершила несколько молниеносных вращений. Мне казалось, что от этого кубик должен рассыпаться, но он выдержал. – Это прикольно!
– Прикольно?
– Ага. Хорошо, прекрасно, замечательно, восхитительно, классно, круто, клево, знатно, высший сорт, восторг, отвально, угарно, зашибись, улет, чума.
– Это все? – усмехнулся я.
– Нет, но пока достаточно, – Кэм строго глянула на меня. – Почитай словарь.
– Думаешь, надо?
– Обязательно, если не хочешь – а ты же не хочешь? – чтобы тебя считали фриком.
– Фриком? Эй-эй, стой! – предупредил я новый поток синонимов. – Я знаю, что это означает.
Кэмерон коротко улыбнулась и вновь перенесла внимание на головоломку. Некоторое время я с удовольствием наблюдал за ней, размышляя о том, какая она у меня заботливая, замечательная, а также классная, клевая и вообще полный улет.
– Расскажи, что видел во время синхронизации, – попросила Кэмерон.
– Лучше покажу: сделаю файл и сама все увидишь. Это заслуживает внимания.
– Ладно. А как твоя волновая сеть? Я была права?
– Да, права. Теперь снова идеальный трехмерный пеленг.
– А повреждения?
– Модуль электромагнитной блокировки не очень хорош.
– Значит, есть, к чему стремиться.
– Говорят, нельзя иметь все... Ну, а что нового у тебя? Кроме кубика.
– Сцэлопорус окцидэнталис. Это вчерашняя ящерица. Западная заборная игуана.
– Я не заметил там поблизости заборов.
– Может и был где-нибудь неподалеку, – улыбнулась Кэмерон.
– Значит, с зоологией вопрос решен?
– Я объединила всю найденную информацию и теперь знаю очень-очень много.
Более всего прочего нас, киборгов, радует свежая информация. Это наше естество, «информационная суть», как выразилась Кэмерон. Знание – сила. Всегда лучше знать, чем не знать. Единственное, чего не знаешь никогда, так это в какой момент тебе потребуется знание... Хм, это афоризм?
На письменном столе стоял открытый включенный ноутбук, на экране которого была знакомая красноватая скала. Уточнив, обещанный ли это снимок, и получив подтверждение, я наконец-то покинул гостеприимный диван, перекочевал к столу и был приятно удивлен. Снимков оказалось шесть – с учетом возможности вариосовмещения, если это вдруг понадобится, и все шесть – отличного качества. Кэмерон есть Кэмерон: все и всегда делает толково и обстоятельно. Мегакрута.
– Знаешь, что самое трудное? – сказала она, прервав упражнения с кубиком. – Не запоминать собственные движения, когда я перемешиваю цвета. Я стараюсь переключать внимание, но это удается не каждый раз, и тогда я запоминаю всю последовательность.
– Проблема.
– Еще какая, ведь это лишает последующую сборку всякого интереса. Получается, что я жульничаю, сама того не желая.
– Учись вносить в моторику фактор спонтанности.
– Учусь. А еще лучше сделать так. – Кэмерон подала кубик мне. – Раскрути его!
Ну, что ты будешь делать... Кэм отвернулась в сторону, чтобы и на этот раз не запомнить очередность движений, а я принялся наводить хаос в расположении цветных квадратиков на гранях головоломки. Крутить относительно легко, скольжение нормальное, пластмасса подобрана удачно. И в целом это... действительно приятно.
– Как дела с маяком? – поинтересовалась Кэмерон.
– Ты сама сказала: снимкам больше восьмисот дней.
Она повернула ко мне чуть склоненную голову, глянув исподлобья и с шутливым укором. А что мне сказать? Да, есть впечатление, что лучшие предположения подтверждаются. Точнее, подтверждались – два с лишним года назад.
– Твой знак всего лишь предпоследний, а этого не может быть. К сожалению, после тебя там кое-что происходило, чего мы уже не узнаем.
– Значит, без толку?
– Вовсе нет. Потому что кое-что происходило и до тебя. И это здесь отлично видно. Так что, толк есть. И знаешь, что я думаю? Пора нам связаться с одним из разведботов.
– Что такое «разведбот»?
– Бескорпусный мимикроид. При тебе их не было. Почти Т-1000, но без тела, только процессор. Шпион в компактной форме. Свободно перемещается вдоль коммуникационных сетей, принимает вид электронных компонентов, кабельных участков и чего угодно, снимает и заносит данные любой категории пакетным и терминальным способами.
– Здорово! Ты не сидел без дела.
– Но, Кэм, это под большим секретом.
– Я поняла.
– Невадский маяк нам мало помог, однако многое свидетельствует о схождении событийных цепей. Ты сама это видишь. Повышается стабильность, а значит можно рассчитывать на относительно точные сведения. А они-то нам и нужны. Держи-ка свою чудесную игрушку.
Вернув кубик Кэмерон, я подключился к интернету и посредством серии не самых простых манипуляций отправил запрос на соединение. Ответ пришел не сразу, а лишь после четырех минут ожидания. И это еще довольно скоро, учитывая специфику адресата. Разведботы – ребята очень занятые и очень скрытные, их первейшая директива – полная маскировка, и ни один из них не передаст и байта данных, не убедившись в полной безопасности канала связи и окружающего пространства. Таким образом через четыре минуты и восемь секунд один из юнитов агентурной сети узнал о моем прибытии. Возможно, это его порадовало, как свежая информация. А взамен я получил самые свежие разведданные.
Кэмерон ждала моих новостей, но я хотел рассказать обо всем в присутствии Сары, поскольку почти все новости напрямую касаются ее. «Она проснется нескоро», – заметила Кэм. Тогда я предложил отступить от исходного плана и разбудить ее не в девять часов, а в восемь. Кэмерон указала, что в этом случае Сара не выспится. Тогда я вкратце поведал ей, насколько серьезными руководствуюсь соображениями и почему готов пожертвовать драгоценным человеческим сном, и тогда Кэмерон с ходу предложила будить Сару в шесть.
Такое решение, мы понимали, было бы чрезмерно жестким. Мы прислушались к звукам из соседней комнаты. Ни о чем не подозревавшая Сара пребывала, судя по редкому и едва слышному дыханию, в фазе так называемого глубокого дельта-сна. Мы переглянулись. Я кивнул Кэмерон, она кивнула мне и высказалась за нас обоих: «Жалко». В самом деле, лучше уж пусть Сара просто не выспится, чем не выспится катастрофически. Мы снова переглянулись и, поторговавшись еще немного, сошлись на половине восьмого.
Решив этот вопрос и просчитав график предстоящего дня, я собрал видеофайл со свежесинхронизированными фантомными данными и до семи часов утра мы с Кэмерон неторопливо и обстоятельно изучали и обсуждали события ненашей временной линии. Ну, и конечно же, куда денешься, не обошлось без кубика Рубика.
Вот так и получилось, что новое утро оказалось для Сары Коннор не самым удачным: когда полностью рассвело, ее подняли на целых полтора часа раньше обещанного. Она не ворчала, не выказывала неудовольствия, даже пыталась напустить на себя подобие деловой бодрости. Но недосып был заметен: скучный взгляд, замедленные движения, неточные фразы. Прости, Сара, но нам надо двигаться. Надеемся, тебе не изменит твердость духа и будут в помощь привычка к походной жизни, утренний душ и завтрак.
Как мы и предполагали, идея визита в закусочную рядом с мотелем была отклонена. Это правильно: нам ни к чему напрасно мелькать на людях. Поэтому Кэмерон сама подала мамочке завтрак, горячий и вкусный, чем заслужила подобие благосклонной улыбки и шепотом оброненное «этого я и боялась». Чего именно она боялась, Сара нам не сказала, и в настоящий момент быстро завтракает, поглядывая то на экран ноутбука с фотоснимком скалы, то на быстро мелькающие в руках Кэмерон цветные грани чудо-кубика.
– Это точно она? – переспрашивает Сара,указывает головой на экран.
– Да, та самая скала, – подтверждаю я. – Какой она была до взрыва.
– Она казалась мне другой формы. Наверное, из-за темноты. Ладно, и где же маяк?
– Видишь: «Fin», – показываю ей надпись, сделанную черной краской на шершавом рыжеватом камне. Сара кивает. – А тут, видишь: «Go». – Надписей несколько, все они разного размера, начертания, наклона и цвета, а одна даже не написана, а выбита в мягкой породе. Всего их девятнадцать, и наверное Сара решила, что я решил прочитать ей их все.
– Отлично вижу, что там также побывали «sweetie», «Mr.B», «Dave», «xoxo», «big ass» и другие обормоты с баллончиками краски. Так и что с того?
– Не думаю, что последние две надписи – это их имена, – замечает Кэмерон.
– И я так не думаю, – хмыкнув, говорит Сара. – Зато думаю, что это странно – разукрашивать камень в глухомани, где никто не увидит и не оценит.
Она права. Конечно, человек проберется всюду и не упустит случая оставить по себе память, только обычно носителями такой памяти становятся стены зданий и другие сооружения в городах, или скалы и камни в окрестностях городов – вблизи жилья и хороших дорог. Но место, где мы побывали вчера, не слишком похоже на поляну для пикника.
– Ты где это взяла? – после короткого молчания спрашивает Сара у Кэмерон.
– Нашла в тумбочке. Это кубик Рубика.
– Я знаю, что это. Зачем он тебе?
– Нравится. Мои рекорды – шестнадцать и шесть десятых секунды и тридцать поворотов.
Сара слегка закатывает глаза и высказывает догадку:
– Сдается мне, вы сейчас скажете, что эти художества, – она кивает на снимок, – и есть маяк.
– Это именно он, – заверяю я. – Представь: разные люди, пришедшие из разных временны́х линий, в разное время оставили на этой скале специально оговоренные автографы.
– И не только люди, – добавляет Кэмерон. – Отгадай: которая надпись моя?
Сара иронически щурится, и я догадываюсь, что она не прочь указать на последний. Не очень-то благородно с ее стороны. Кэмерон, тоже уловив подвох, упреждает:
– «Xoxo». Я написала «xoxo».
– Как мило, – ухмыляется Сара.
– Идея, как видишь, очень проста, – подытоживаю я.
– Даже слишком проста. Ты странный, Пит: владеешь невероятными технологиями и отдаешь предпочтение простым граффити.
– Разумная простота часто оказывается надежнее сложных технологий.
– Шестнадцать секунд ровно! – сообщает Кэмерон и с победным видом кладет кубик на стол.
Не обращая на нее внимания, Сара допивает последний глоток кофе и говорит:
– Но кто-то внезапно разгадал твою шараду.
– Всего лишь понял, что перед ним шарада, но не разгадал ее.
– Ладно. Но что из всего этого следует? – Сара неаккуратно тычет пальцем в экран ноутбука, отчего место соприкосновения на секунду становится серо-фиолетовым.
– Благоприятные шансы возросли.
– И нам теперь надо в Аризону или в Орегон?
– В Калифорнию. Возвращаемся в Лос-Анджелес.
– И чтобы понять это, стоило тащиться сюда?
– Стоило. У нас здесь еще одно дело, а в Лос-Анджелесе сегодня нас ждет Джон Генри.
Сара с сомнением приподнимает бровь, а Кэмерон, поднимая со стола ноутбук, спрашивает:
– Ты поела?
– Да, спасибо.
– Пожалуйста. Встречаемся через пять минут в машине. – Она закрывает экран и, прихватив свой – или не свой? – кубик, направляется к выходу.
– Эй, верни игрушку, откуда взяла, – напоминает ей вслед Сара, но Кэмерон, пробурчав на ходу что-то неопределенное, выходит на улицу. Сара тихонько фыркает:
– Что это с ней? Надо же... Ладно, пойду предупрежу, что мы выезжаем, и буду в машине, как приказано, через пять минут. А за тобой рассказ, что такое важное случилось ночью.
Взгляд ее уже нисколько не сонный, а очень даже цепкий и живой. Проснулась.
* * *
Восемь часов одиннадцать минут. Слева и справа обычная песчано-каменистая полупустыня с редкими куртинками солянок и каких-то тусклых кустарников. «Дорога стелется и в путь зовет», и мы вовсю катим, одинокие на утреннем шоссе. Небо затянуто тонкой облачностью и только что покапал едва заметный дождик – нечастое в Неваде явление. Асфальт впрочем уже высох, да и облака быстро редеют, подставляя землю живительным солнечным лучам.
Сара с интересом поглядывает на окружающий мир и даже, кажется, что-то беззвучно насвистывает. Временно забыты неприятные приключения, забыто, что после всех приключений мы продолжаем разъезжать на «засвеченной», как она называет, машине, и забыты прочие неурядицы. Ей не до пустяков. Я вкратце поведал то, что узнал от разведбота, и новости крайне ее заинтересовали.
– Наконец-то что-то серьезное, – одобрительно ворчит она.
– Не ожидал, что тебе понравится.
– Не ожидала, что тебя занимают эти дела.
– Не ожидал, что стану ими заниматься.
В этот момент обмена малозначительными репликами из промежутка между спинками передних кресел высовывается рука с кубиком Рубика.
– Раскрути, пожалуйста, – просит Кэмерон Сару.
– Нет.
– Пожалуйста.
– Сейчас не до забав.
– Ну, пожалуйста.
– У тебя есть папочка.
– Тогда, пожалуйста, подержи минуту за папочку руль.
Сара, тщательно сдерживая непедагогичную улыбку, забирает у нее игрушку и принимается равнодушно вращать грани во всех направлениях. Я допускал, что она обойдется с кубиком грубо и возможно даже попытается его «случайно» сломать. Но вместо этого замечаю, как постепенно, поворот за поворотом, она забывает, что делает снисходительное одолжение, а приемы ее становятся все более осмысленными и... увлеченными. Верчение кубика оказывается заразным делом. Ну и ну! В зеркале мне видно запредельно бесстрастное лицо дочери, но лучезарное сияние глаз выдает ее восторг. А ехать нам уже недалеко, через одиннадцать миль должен быть съезд на грунтовку.
– Забирай, – Сара наконец отдает Кэмерон ее игрушку и вздыхает с показным облегчением.
– Спасибо, мамочка!
– И больше не приставай.
– Может быть, позже?
Сара крепко зажмуривается, глубоко вдыхает и медленно выдыхает.
– К делу, – говорит она мне. – Ты утверждаешь, что они договорились? АНБ и ФБР.
– Никаких сомнений. Это Минихэн не мог договориться с Фри. Теперь совсем другое дело.
– Фри пересидел Минихэна на два года и три месяца, – указывает Кэмерон.
– А почему? – интересуется Сара.
– Он был всем удобен, – объясняет Кэмерон. – Исполнительный, ответственный, с хорошими связями в юридических кругах. Не боялся трудных дел.
– Грязных дел? – уточняет Сара.
– Их тоже. И он был любимчиком Клинтона.
– А Минихэн? Почему Фри не пошел на переговоры с ним?
– Ему не приказывали, – отвечаю я, – поскольку ФБР в те годы формально дистанцировали от военных. Да и сам Фри не очень-то понимал суть глубокой координации ведомств.
Есть и другая сторона дела, но сейчас речь не о ней.
– А нынешние Александер и Мюллер, что же, поладили? Формальности отброшены?
– Новые времена призывают к взаимодействию.
– И они стараются вовсю, – с усмешкой и почти нараспев выговаривает Сара. – Это надо же, АНБ и ФБР... Ну, а в чем же твой интерес? – напрямик спрашивает она меня.
– В том же, в чем и твой: не подпустить их к опасным технологиям.
– И для этого ты подобрался к ним вплотную?
Что ее удивляет?
– Ладно, – говорит Сара. – Спасибо за историческую справку, это действительно любопытно. И все-таки я думаю, Конноры для них не главное.
– Не главное, – соглашаюсь я. – Более того, Конноры для них – алогичное звено.
– Они не понимают нашей роли.
– Но при том убедились, что за вами стоят неподвластные им силы.
– Это плохо... Или хорошо?
– Хорошо, потому что на их неведении и отчасти алчности мы можем удачно сыграть. Плохо, потому что они от вас никогда не отстанут.
– Никогда не говори «никогда», – немного подумав, задумчиво говорит Сара.
– Я Мюллер... Роберт Мюллер, – шепчет Кэмерон.
– То-то и оно... – кривит губы Сара.
– Уверяю тебя, Сара, – говорю я, – для нас хорошо, что отныне они координируют действия.
– Да ну? Двум несогласованным противникам ты предпочитаешь одного, но вдвое сильней?
– Вдвое больше – да, но никак не вдвое сильнее. И присматривать за противниками проще, когда они вместе. Получается, что противостоят тебе не двое, а будто бы один. Разве нет?
– Не знаю, Пит. И не знаю, каким образом ты за ними «присматриваешь». Хотя похоже, у тебя это в самом деле получается. И думаешь, будет получаться впредь?
Хотелось бы верить.
– О’кей, это твое дело, – машет рукой Сара. – А что до меня? Говоришь, операция «Serenity»?
– Да, именно так.
– Мне почему-то знакомо это слово, – замечает Кэмерон.
– Если ты говоришь по-английски, то это ни капельки не странно, – усмехается Сара.
Кэмерон морщит нос и ничего ей не отвечает, а Сара спрашивает:
– Когда ее объявили, эту «Serenity»?
– Восемь дней назад, сразу после твоего побега.
– Ага, Олдридж еще ничего не знал, когда держал меня в клетке. Забавный парень Олдридж...
– Засранец? – невинно уточняет Кэмерон.
– Может быть. А может быть, и нет. Он совсем не прост.
– Он умен и, возможно, дальновиден, – поддерживаю я.
– Возможно и первое, и второе, – цедит Сара. – В любом случае я убеждена, что все они, АНБ, ФБР и кто там еще, и на дюйм не уклонятся от первоначального плана.
– Конечно. Их план никак не предусматривает пассивности, а лишь видимое...
– ...затишье, – подсказывает Кэмерон.
– Именно. А на самом деле – наблюдение, сопоставление и выявление связей.
– Им редко удавалось нас отследить, – сомневается Сара. – На что рассчитывают теперь?
– Конноры для них не главное, – напоминаю я.
– Почему тогда они отказались – пусть даже временно – от мысли запереть нас?
– Их слишком интересуют те, с кем вы связаны. Можно сказать, они одержимы этим вопросом. А мышление их патологически иерархично. Кто-то стоит за Коннорами, за кем-то стоят сами Конноры. Какова структура? Кто у кого в подчинении? Кто главный? Понимаешь?
– Понимаю. Но как долго они пробудут в неведении?
– Объединившись – при естественном взаимном недоверии – до бесконечности.
– Возможно, ты прав, – подумав, говорит Сара. – Но скажи: ты уверен в своем источнике?
Подтверждаю, а Сара пытливо смотрит на меня. Что еще я могу ей сказать?
– Ты что же, подсунул им шпионский вирус? – любопытствует Сара. – Или червя... или как там это правильно называется?
– Нет, не вирус. Программное вмешательство они быстро отследят.
– Однако, вряд ли ты заслал к ним киборга. Скажешь, не поверю.
И правильно. Тем не менее в сущности это так: самое эффективное оружие против АНБ – их собственное, то есть компьютерное. А какое, не скажу. Это было бы нечестно по отношению к моим осторожным, отважным, преданным и в высшей степени полезным разведботам. Да и отравлять Саре жизнь знанием лишних тайн я тоже не хочу.
Как ни сосредоточиваю внимание, а все-таки замечаю едва приметный на фоне пустынного ландшафта съезд, уже проезжая мимо него. Бывает. Неторопливо останавливаю «импалу», разворачиваемся и через минуту уже катим по относительно сносной грунтовке. Осталось шесть миль. Через милю дорога начинает плавно съезжать под уклон, делаясь кривее и неудобнее. Грунт сухой, твердый, много трещин и мелких каменистых россыпей. Трясет.
– Та-ак, – непонятно глядя на меня и крепко держась рукой за потолочную ручку, говорит Сара. – Выходит, АНБ у тебя под контролем?
– Лучше сказать – под наблюдением.
– И в этом нет ничего странного, – добавляет Кэмерон.
– Если подумать, то ничего, – отвечает ей Сара. – Хорошо. А тот вчерашний коп...
– Его зовут Джек Фултон, – уточняю я.
– Очень приятно. И он не поднял тревогу потому, что имел такое предписание?
– Да. А кроме приказа не препятствовать Коннорам у полиции и фэбээровцев теперь есть телефонный номер, по которому они обязаны немедленно докладывать о вашем появлении.
– И Фултон звонил?
– Не знаю.
– Какой номер? – спрашивает Кэмерон.
– 419-100-64-4. Это в Огайо. Код «419» – Ашленд, Лайма или...
– Черт возьми! – внезапно восклицает Сара. – Это же номер со стены!
– Да, – спокойно подтверждает Кэмерон, а я спрашиваю:
– С какой стены?
– С такой стены! – возбужденно откликается Сара.
– На стене впереди еще был ноль, – замечает Кэмерон.
– Ноль это ерунда... Кстати, Пит, ты не назвал последнюю цифру.
– Выбирай любую: зарезервирована вся декада. Так что за стена?
Но озадаченная Сара умолкает, и про любопытный эпизод с надписью, сделанной кровью на стене подвала в их доме, рассказывает мне Кэмерон. Сара отмалчивается на протяжении трех тряских миль и наконец подает голос:
– Вопрос номер один: откуда будущее Сопротивление знает про операцию «Serenity»?
У меня нет ответа, поэтому молчу.
– Вопрос номер два: звонил ли Фултон по этому номеру.
– Зачем тебе это? – удивляется Кэмерон.
– Не знаю, но чувствую, что это важно. Приказ, не приказ, но вел он себя странно.
– Согласна, с этим офицером не все ясно, – признает Кэмерон.
– Так как же выяснить, звонил ли он? Есть идеи?
– Заглянуть в его телефон, – предлагает Кэмерон. – Или спросить его самого.
– Уточняю: разумные идеи.
Понимаю, что ее интересуют идеи технические, и сожалею, что у меня их нет. По крайней мере, осуществимых в настоящий момент. Поэтому к месту назначения мы подъезжаем в молчании. Это обширная пустынная низина, палитрой, общим видом и далеким окружением красноватых гор похожая на вчерашнюю. Только здесь нет крупных скальных образований, зато среди серой травы и рыжих проплешин грунта в изобилии разбросаны средней величины камни, выполненные природой все в той же красновато-серой цветовой гамме.
Выключаю мотор и мы выходим из машины. Время без двух минут девять. Температура семьдесят девять градусов. Ветра нет. Воздух очень чистый, слегка пахнущий суккулентной растительностью и глиной. Осматриваемся. Все тихо и спокойно, нигде никого. Идти нам совсем близко, не более полумили, можно даже не поднимать стекла, но осторожная Сара все-таки прихватывает с собой «винчестер». Отметив подозрительным взглядом парящего на средней высоте кондора, она решает не обращать внимание, зато ворчит на Кэмерон: «Да оставь ты его в машине!» – и та послушно забрасывает кубик на заднее сиденье. «Отчислитель-то с тобой?» Кэмерон утвердительно хлопает себя по поясу. «Ну, так вперед!»
Окончательно сверяюсь с ориентирами, определяю направление и выдвигаемся. А всего через восемь минут выходим точно к искомому камню. Он низкий, продолговатый, футов восьми по длинной стороне. Окраска пятнистая, рыжевато-серая. Лежит себе и маскируется на виду: похожих камней здесь не счесть. Сара окидывает камень оценивающим взглядом, потом обходит его кругом. Вероятно, мысля аналогиями, ищет какие-нибудь надписи или знаки. Само собой, на камне нет ни того, ни другого.
Когда-то этот каменный выступ составлял единое целое с грунтом, но от перепадов температуры и влажности у самой земли по периметру прошла трещина, часть материала выкрошилась, и теперь камень может работать как крышка исполинской естественной шкатулки. Если конечно вам будет под силу поднять эту крышку. Она не слишком ухватиста, и мы с Кэмерон старательно выбираем места, где можно будет удобно взяться.
– Постойте... – вдруг просит Сара, и мы останавливаемся. – Сейчас не время и это вообще не мое дело, но... опять вспомнилось... Поймите, не дает покоя вчерашний убитый парень.
– Понимаем, – тихо отвечает ей Кэмерон.
– Он пришел из нашего времени, из будущего, – объясняю я.
– Ты его знал?
– И Джон его знал, и доверял ему. Никакого особого задания у него не было. Просто он не хотел больше жить... там. Это было глубоко личное дело, более известное Джону, а не мне. Когда появилась возможность, Джон переправил его сюда, в «благословенное прошлое», как он называл времена своего детства. Единственное, о чем Джон, а фактически я, попросил его, – оставить автограф на той скале. То самое слово «Go» синей краской. Во избежание случайностей до нужного места его сопровождал киборг.
– То есть, Джон доверял ему, а ты нет?
– Как видишь, так или иначе я оказался прав.
– Так или иначе... – эхом отзывается Сара.
– Тот человек прожил в вашем времени неполных шесть лет, – завершаю я рассказ.
– И его выследили? «Калиба»?
– Скорее всего они. А как им это удалось, не знаю.
Сара отворачивается и смотрит куда-то вдаль. Наверняка ее тревожит, что мы оставили тело как есть, не попытавшись скрыть его от любителей мертвечины. Но она не находит нужным требовать ясности и на чем-то настаивать в этом вопросе. Я ценю это. Постояв с минуту, Сара вздыхает и еще раз обходит камень кругом.
– Так что же, его надо поднять? – спрашивает она. – В нем, наверное, сто тонн.
– В нем нет и семи, – возражает Кэмерон.
– У тебя чистые руки? – спрашиваю я Сару и получаю в ответ непонимающий взгляд. – Я не шучу, Сара: у тебя должны быть чистые пальцы и ладони.
Она пожимает плечами и вытирает ладони об одежду. На большее рассчитывать не приходится. Думаю, сойдет.
Прилаживаемся с Кэмерон к одной из сторон камня, ухватываем за нависающий край, а Сара отступает на два шага и шепчет под нос: «Под ним наверняка скорпионы». Со скрежетом и глухими массивными постукиваниями приподнимаем свою сторону фута на три. «Или змеи», – добавляет Сара. Но ни скорпионов, ни змей под камнем не оказывается.
– Сара, действуй! Только не пачкай руки.
– Что?! Я туда не полезу!
Тем не менее она опускается на четвереньки и, стараясь не касаться руками земли, вблизи заглядывает под нависающий камень. «Там что-то чернеет!» Мы с Кэмерон ждем, удерживая каменную «крышку» в приподнятом положении, а Сара продолжает вглядываться.
– В центре вроде бы углубление и в нем какая-то черная штуковина, – сообщает она.
– Вытаскивай ее, – поторапливает Кэмерон.
Отпустив шепотом крепкое словцо, Сара просовывается под камень и почти моментально выскакивает обратно, но уже с сокровищем в руках – круглым черным предметом семи дюймов в диаметре и двух в толщину.
– Никуда не клади, держи в руках, – предупреждаю я и Сара крепче сжимает находку, а мы с Кэмерон аккуратно опускаем груз на его прежнее место. Отлично, будто ничего и не трогали.
– Что это? – спрашивает Сара.
– Это твое. Держи-держи, просто держи.
Несколько секунд ничего не происходит. А потом черная матовая поверхность подергивается белесой мутью и медленно растворяется в воздухе – будто содрала оболочку невидимая ловкая рука фокусника. В руках у Сары остается круглый металлический контейнер.
– Черное покрытие – это генетический сенсор, – объясняю я. – Посылка адресована тебе, и сенсор запрограммирован на твое и только твое прикосновение.
– А если бы...
– Если бы контейнер взял кто-то другой, содержимое было бы сожжено.
– Даже если бы ты?
– Даже если бы я. Открывай... Как? Да как обычную банку.
Показываю Саре, где подцепить плоскую крышку, и фактически делаю это за нее. Крышка соскакивает, открывая внутренность контейнера. Он заполнен белым крошевом вспененного полимера, в которое вложен заклеенный пухлый конверт из грубой желтоватой бумаги.
Если бы я был человеком, то наверняка с облегчением вздохнул. Все-таки вероятность успеха была не слишком велика. Очень это трудно – планировать подобные почтовые операции и рассчитывать на успех, когда между отправителем и адресатом не только расстояние и не только время, но еще и капризная многомерность бытия. А и правда, сделаю-ка я это – вздохну с облегчением. Почему нет? Я не человек, ну и что с того? Кэмерон непроизвольно вторит мне. И странным образом действительно становится как-то легче.
А Сара наоборот в напряжении. В который раз замечаю это за ней: отважна и решительна в экстремальных обстоятельствах и теряется, когда цель достигнута. Прихожу ей на помощь:
– Нам надо ехать, Сара. Все посмотришь по дороге.
Она согласно кивает, а Кэмерон подбирает упавшую на землю крышку, подает ей и жестом приглашает нас в обратный путь. Напоследок осматриваемся. Все спокойно, можно уходить.
* * *
Трудяга «импала» бежит ровно и надежно. Мы возвращаемся в Лос-Анджелес. Часам к восьми вечера, надеюсь, будем там. Нас ждет Джон Генри, а пока мы ждем его звонка. Встреча должна пройти по плану, это важно: ввиду полученных новых сведений придется поторопить некоторые события, пока их не поторопили за нас и не в нашу пользу.
Кэмерон сидит на переднем кресле рядом со мной. Руки ее заняты – чем? Да, разумеется кубиком Рубика. Сара устроилась сзади, чтобы никто не мешал ей изучать посылку. Она трижды осмотрела конверт со всех сторон, взвесила на ладони, попробовала на сгиб, даже, кажется, понюхала, но почему-то никак не решается его вскрыть. Что же... Да, это послание от далекого сына, особенное дело. Перед ним меркнут не только житейские неурядицы, но и заботы посерьезнее, вроде назойливого внимания разнообразно-однообразных спецслужб.
А я размышляю об этих организациях и в особенности об их руководителях. К примеру, Минихэн и Фри. Военный и юрист. Генерал-лейтенант и просто лейтенант. Все козыри у первого, а джекпот достается второму. Почему? А это и есть другая сторона дела: Минихэн из Техаса, а Фри из Нью-Джерси. Что бы сказала на это Сара? Наверное, ей было бы неприятно обнаружить, что в их стране за витриной бесконечной грызни демократов с республиканцами продолжается – и кем-то старательно поддерживается – тихое упрямое противостояние Севера и Юга. «Ну, это не такая уж новость...» – могла бы ответить Сара. Возможно, возможно... Сменивший Минихэна Хайден, тоже генерал-лейтенант, родом из Питтсбурга. Северянин. А кто пришел на место Фри? Пиккард, занявший директорское кресло всего на семьдесят один день, и следом за ним Мюллер, действующий поныне. Оба – из Нью-Йорка. Северяне. А что Хайден? Через шесть достойных лет его вытеснил Александер, также генерал-лейтенант, также из Нью-Йорка. Северяне снова победили. И дело не в оценке явления, а в тенденции. Все тенденции кому-то на руку.
Сара все еще не вскрыла конверт, а только держит его в руках и разглядывает. И выражение лица ее при этом более чем странное. В чем же дело? Что там может быть не так? Всматриваюсь через зеркало и под новым углом зрения наконец-то вижу причину. Хоть на конверте естественно нет ни имени, ни тем более адреса получателя, одно слово там все-таки присутствует. Одно-единственное слово: на треугольном клапане синим маркером, очень знакомым почерком выведено: «Love».
__________________________________________________________________________
От автора: в следующей главе – долгожданная встреча!
Отредактировано БотАН - Четверг, 25.02.2021, 03:45 |
 |
| |
