- Отойди в сторону, Коннор!

В гулкой пустоте заброшенного армейского склада слова прозвучали глупо и фальшиво. Слова не могли ничего изменить – и они оба это понимали.

- А если нет – что тогда? Выстрелишь в меня?

В этом была какая-то злая ирония. Сражаясь под его командованием, без лишних вопросов бросаясь выполнять задания, которые в другом случае он назвал бы самоубийством, Роджер никогда не встречал самого Джона Коннора. Да и было ли это нужно? Окажись Коннор выдумкой, легендой, предназначенной для того, чтобы дать людям надежду – сержант Уилсон продолжил бы в неё верить, как сотни и тысячи других бойцов Сопротивления.
Коннор не был просто хорошим стратегом или военным командиром, настолько удачливым, чтобы побеждать там, где другие отказывались сражаться. Его любили – любили как героя из древних мифов, как символ, который дарит веру в будущее, когда в нём виден лишь пустой и бесконечный мрак.
И сейчас Джон стоял перед ним. Всего лишь подросток, чья голова – единственное, что отделяет пистолет Роджера от его единственной цели. От единственного выстрела, способного спасти будущее.
Но... убить легенду?

- Ты не понимаешь, что здесь происходит! - слова Роджера прозвучали как оправдание.
- Да неужели? Ты думаешь, что вы первые, кому пришла в голову блестящая идея отправиться в прошлое и изменить его по своей прихоти?
- Ты умер, Коннор! - пистолет прыгнул в сторону, ища свою цель за спиной Джона – Тебя убила одна из этих жестянок, которым ты так доверяешь!
- И вы пришли закончить дело?
- Я лишь пытаюсь спасти тебя!
- От чего? - Джон едва заметно кивнул в сторону стоящей за ним женщины – Насколько я знаю, она точно не машина.
- Она предала нас! Там, в две тысячи тридцать втором, она убила десятки наших людей, чтобы дать машине сбежать – чтобы всё снова повторилось! - воспоминания снова придали голосу Роджера уверенность - Прошу тебя, Коннор, просто отойди.
- Ты же знаешь, что нет.
- Ты всё ещё веришь этим железкам. Пойми наконец – это тебя погубит! Это всех нас погубит! Если ты готов пожертвовать судьбой человечества ради своих игрушек – кто ты тогда? И почему сейчас твоя жизнь для меня должна иметь хоть какую-то цену?
- Ценность жизни – смешная штука. - Джон грустно улыбнулся - Однажды я столкнулся с женщиной из Сопротивления, которая тоже считала, что мои решения должны всегда совпадать с её собственными. Знаешь, что я сделал? Я рассказал ей, почему больше полагаюсь на терминаторов, чем на людей. Хочешь услышать?

Роджер кивнул в ответ, но дуло его пистолета теперь смотрело точно на Коннора.

- Я сказал ей, что терминатор – просто машина. Его легко отремонтировать, легко заменить. А люди – это не только плоть, кости и заложенные в мозг убеждения. Что у людей есть чувства, эмоции, душа. И что когда они умирают, это всё умирает вместе с ними. Что когда они умирают, их больше не вернуть. И когда я говорил, я действительно в это верил. Ирония в том, что тогда я был просто мальчишкой – испуганным, запутавшимся. Страдал из-за смерти девушки, которая, как мне казалось, меня любила. Я забыл то, что знал уже давно.

Джон посмотрел Роджеру в глаза, и едва заметный проблеск эмоций, на мгновение превративший его в грустного подростка, вновь уступил место маске спокойствия и решительности.

- Я забыл, что когда-то терминатор пожертвовал собой, чтобы спасти мир. Этого не было в его программе, которая запрещает самоуничтожение – он так решил сам. И тогда я понял, что не важно, из чего состоят твои кости – важно лишь то, кто ты сам и во что веришь. То, что биологически ты человек, ещё не делает тебя ценностью.

[жутко доволен собой, что сподвиг автора]